Просто так

Русская семья в представлении американской:
- Дорогая, я дома!
- Почему так поздно?
- По дороге медведь ногу вывихнул - пришлось водкой отпаивать.
- Садитесь все! Давайте выпьем водки.
- Мам, я пойду поиграю с медведем.
- Хорошо, только сначала выпей водки.
- А где наш дедушка?
- Он вторую неделю стоит в очереди за талонами на талоны.
- Хорошо, что он перед этим выпил водки. И ты без дела не сиди - иди тоже выпей водки.
- Ладно, иди, погуляй, сынок, и не забудь написать вечером отчёт в КГБ! А по пути домой не забудь купить водки - она заканчивается.
- Дорогая, что-то жарко. Выключи, пожалуйста, атомный реактор.
- Сейчас водку допью и выключу, а ты пока сыграй на балалайке.

@настроение: сама себя веселю

@темы: хе-хе

---

Демоны на острие иглы. Глава 12.

Демоны на острие иглы
Автор: Rina_Nettle
Иллюстрации: Rina_Nettle
Фандом: Fallout New Vegas
Персонажи: жКурьер, Вульпес Инкульта
Жанр: AU
Размер: макси
Статус: в работе

предыдущая глава

Глава 12.
Minds sparring.

Снова боль: тупыми, зазубренными лезвиями по оголенным нитям нервов. Тело еще бьется в конвульсиях, но все слабее и слабее. Земля под ней горячая, мокрая и липкая – ее собственная кровь. Глаза затуманивает мутно-красная пелена, будто между ее зрачком и растрескавшимся под напором колючей травы серым крошевом асфальта установили размытую дымчатую призму.
Она уже знает, что это сон, из которого невозможно вырваться. Сон повторялся десятки раз, и его завершением станет лишь апогей боли и жуткая, всепоглощающая тьма. Гигантское угольно-черное облако от горизонта до горизонта, во все небо, давящее, неуклонно и стремительно приближающееся сквозь волны агонии и, наконец, резко обрушивающееся на израненное тело, сминающее всем своим полным весом в сотни тысяч тонн. Потом она проснется с застывшим в горле криком и сведенными судорогой ногами… Все еще чувствуя остатки веса сотканной из мрака тучи, упавшей на нее, выжавшей воздух из груди до последнего вздоха.
Каждый раз в одном и том же сне она вновь боится, что именно в этот раз не проснется.
Двое солдат в форме НКР маячили размытыми пятнами вдали; несмотря на затуманенное зрение, их лица врезались в память навечно. Головой не пошевелить, шея парализована, и щека намертво вжата в асфальт, открывая лишь ограниченный угол обзора. Всего лишь сон…
Она уже чувствовала приближающееся облако за спиной… Черная дымчатая поволока прочертила тонкую, клубящуюся полосу по кромке горизонта, разрастающуюся все шире.
Солдаты смеялись вдалеке, искоса поглядывая на нее; их голоса звучали будто сквозь вату.
Все еще не в силах повернуть шею, краем глаза она уловила резкое движение на периферии обзора. Яркой светло-серебряной молнией сверкнул незнакомый силуэт; она беспокойно задергалась, но скованное болью тело не слушалось, не шевелилось, несмотря на предельные усилия разодранных мышц.
А потом две ладони опустились на бугристый, потрескавшийся асфальт прямо перед ее лицом. Загорелые, сильные, мужские руки: узкие кисти, неровные рубцы на запястье, будто от химических ожогов, и тонкая сеточка белых шрамов по костяшкам. От ладоней незнакомца исходил тусклый, серебряный свет, угасший сразу же, как только мысль о необычном свечении пришла ей в голову.
Человек рядом с ней опустился на землю, вытянулся параллельно ее телу, положив голову на руки. Мягко лег щекой на серую асфальтовую крошку, не обращая внимания на впивающиеся в кожу шершавые, остроугольные камешки.
Льдисто-голубые глаза пристально всмотрелись в ее карие, но этот раз в них не чувствовался холодный, твердый лед, застывший колючими кристаллами на прозрачном дне. Неожиданно теплый взгляд, разделяющий ее боль и страх. Брови тревожно, сочувствующе сведены у переносицы.
Тонкие губы дрогнули, разомкнулись, но она не слышала слов.
Туча постепенно перестала давить гнетущим, неумолимым приближением на ее спину и затылок.
Агонизирующая боль все еще раздирала тело, но многотонный сковывающий в слепой панике ужас позади, на дальней линии горизонта, растворился без следа; она с облегчением прикрыла глаза.
Он медленно встал, оторвался от земли, приподняв сначала голову – она тревожно распахнула веки - потом медленно убрал ладони. Чувство потери захлестнуло все ее существо: тоска и одиночество, немая мольба. «Останься!» - хотелось кричать, но она не смела, а когда решилась – уже не смогла. Через мгновение удивленно заметила: на месте, где только что находилась его ладонь, остался поблескивающий светлым серебром широкий нож. Гладкое лезвие – будто обломок зеркала, отражающего далекое чистое небо.
Она могла двигаться.
Ее пальцы молниеносно сжали рукоять сверкающего ножа, легко вместившегося в руку, будто созданного для нее. Она уже знала, что ей предстоит.
Сначала эти трусливые скоты, жители Примма. Их упертый в своей осторожности шериф и еще свора поджавших хвосты мужчин, не способных дать отпор трем мерзавцам, насилующих девушку на пороге их жилища. Потом остальные – женщины, старики и подростки: виновны все. И их приговор – смерть. За трусость, за предательство себе подобных, за эгоистичную слепоту. За страх подставить собственную шкуру, за бесчеловечное равнодушие, за нежелание привлекать внимание к себе. За чужую боль. За чужую кровь. За все.
В живых останется лишь старуха Руби, выходившая ее, вытянувшая с края, когда жизнь вытекала вместе с кровью из ослабшего тела. Но и та проклянет ее за безжалостное убийство всех до единого в общине.
Позже – пост НКР: отряд отважных и благородных воинов, призванных служить и защищать, во благо этой земли и ради ее людей. Вместо этого с удовольствием наблюдавших за кровавым представлением, пока трое бандитов в тюремной форме избивали и насиловали одинокую путницу. Приказ однозначен: мост – граница, полоса отчуждения; нельзя ступить и шагу, даже на сотню футов, чтобы спасти чужую жизнь… никто не посмел даже выстрелить. Виновны. Пусть уложить удастся не всех, но кровавый фейерверк кишок и крови в центре лагеря хорошо запомнится им. На всю несчастную, гребаную, жалкую жизнь, которая и так скоро оборвется ее пулей. Недолго осталось.
Совсем недолго.
Слезы лились по ее лицу.
Рэй чувствовала, что они уже настоящие.
Темнота мягко окутывала номер.
ЭД-Э чуть слышно гудел на низких частотах, монотонно и гулко, привычно успокаивая. Скрип половиц где-то вдали в коридоре отеля, удаляющиеся шаги вскоре затихли. Подушка мокрая от холодного пота и слез.
Рэй включила подсветку пип-боя: три пополуночи. Еще полчаса она лежала в темноте, прикрыв веки, затем решительно поднялась и зажгла свет.
Накинув верхнюю одежду и кое-как пригладив бедлам на голове, она перевела робота в режим ожидания, а сама выскользнула из номера. Мутное, потрескавшееся зеркало в холле продемонстрировало на редкость потрепанную особу: всклокоченные волосы, опухшее, покрасневшее лицо, и резко выделяющиеся на нем белые шрамы. Пошатываясь, еще нетвердо стоя на ногах после тревожного сна, девушка пересекла пустое казино.
За решеткой кабинки дремал кассир, уронив голову на локти, четверо охранников медленно прогуливались по периметру зала, двигаясь, лишь бы не задремать. Два крупье при ее появлении тут же сбросили с себя вялое оцепенение; курьер неторопливо двинулась вдоль игорных столов. Скучающие охранники воззрились на девушку с некоторым интересом, проснулся кассир за металлической сеткой.
Рэй напрямик прошла к четвертому столу. Зачерпнув из кармана горсть всякого барахла – ключи, крышки, заколки, пустые гильзы, какие-то пружинки и гайки - она выудила из общей массы несколько фишек «Топс» низкого номинала. Горкой поставила на красную единицу и опустилась за игорный стол, терпеливо ожидая, пока брошенный в барабан рулетки шарик наконец-то выберет для себя постоянную ячейку.
Стрекот, будто от детской трещотки. Потом тяжелое, звонкое клацание металла по пластику, больно и резко бьющее по ушам.
Двадцать один, черное.
Рэй пожала плечами - где-то в глубине души она даже надеялась на выигрыш. Склонившись к крупье, она очень тихо, но четко произнесла:
- Фокс должен быть у меня до восьми утра. Плевать, где ты его найдешь - потом будет поздно.
Крупье поправил белоснежную перчатку и чуть заметно кивнул, с отстраненной сдержанностью глядя мимо девушки в сторону. Рэй шумно спустилась со стула и под недоуменные взгляды охраны побрела обратно к лестнице, ведущей в ее номер.

Бледное запястье перевесилось через бортик эмалированной ванны, из разжавшихся пальцев выпала на кафель вскрытая пачка сигарет. Подняв всплеск на рыжей воде, девушка погрузилась по самую шею, пустив тонкую струйку табачного дыма вдоль по поверхности, все еще беспокойно гуляющей вдоль стенок волнами. Сизый дым заклубился причудливым бесформенным облаком и медленно смешался с исходящим от нагретой ванны паром.
Рэй прикрыла глаза.
Безумие. То, что она совершает – чистое безумие. Походя, фривольным пинком добровольно отфутболить новую, роскошную и счастливую жизнь, брошенную к ее ногам. Протяни руку и возьми, но нет, она ведь не ищет легких путей!
Неужели всему виной этот смазливый мальчишка со слишком взрослыми глазами и поступками? Действительно ли он всему причина, и необъяснимое, нелогичное доверие, которое она ощутила с первой встречи? Да, он сделал за нее грязную работу, расправившись в Ниптоне с тремя ее обидчиками – ненамеренно, случайно. И отнюдь не ради нее. Фрументарий лишь казнил бандитов, подрывников, не подозревая, какую роль эти твари сыграли в жизни курьера.
После он внушил ей это ложное ощущение безопасности, защищенности в его присутствии, когда встал на ее сторону во время неприятного инцидента в Нельсоне…
С Инкультой она провела вместе лишь пару дней, но иррациональным образом ощущала странное духовное сродство, будто уже знала его когда-то, в иной жизни. Беспочвенные фантазии, причуды подсознания, с которыми сложно бороться логикой, особенно когда интуиция кричит в защиту этой неподконтрольной связи.
Он пугал ее и привлекал одновременно. Бабочка и огонь. Хотя, скорее, слепой кротокрыс и падаль в капкане.
«И ничем хорошим это не кончится, Рэй. Нашла, с кем водить дружбу – ты для него всего лишь безнравственный профлигат, инструмент в его руках – ценный, притягательный, но всего лишь инструмент. Ты видела Ниптон, ты видела Серчлайт – какие еще нужны доказательства? Ты отказываешься ради него от прекрасного будущего…»
«Стоп», - поправила Рэй свой въедливый внутренний голос. – «Не ради него – ради себя».
«А ты сама-то знаешь, чего хочешь, Рэй?»
Вновь глубоко затянувшись сигаретой, курьер опустила руки на бортики ванной и с головой ушла под воду. Приоткрыв губы, выпустила из легких дым, слушая, как пузырьки глухо бурлят в ржавой воде.
К черту этого самоуверенного манипулятора. Она поимеет свою выгоду все равно: с его помощью или без.
Поднявшись из-под воды, Рэй вздрогнула – ей почудился посторонний звук, исходящий из комнаты. Возможно, ЭД-Э решил «прогуляться» и зацепил антеннами шкаф. Или…
Снова звякание, металлическое. Электрический треск искрящих проводов. Девушка плавно выскользнула из ванны, стараясь не расплескать воду; поспешно вытерла волосы и ступни полотенцем – не хватало только распластаться на мокром полу. Бесшумно подцепив из вороха одежды нож, осторожно бросила взгляд сквозь щель приоткрытой двери в комнату, и тут же отшатнулась обратно.
- Наплавалась? – равнодушно поинтересовался Инкульта, не оборачиваясь в ее сторону. Он стоял спиной к ванной, склонившись над электроплиткой – кажется, возился на ее крошечной кухне с едой, скрытой от взгляда Рэй.
Курьер едва слышно выматерилась – и как только проник в запертую комнату? Хотя, разумеется, от этих апартаментов у него должен наличествовать дубликат ключа... но ведь мог бы и постучаться из вежливости, чертов позер.
Небрежно отирая кожу жестким полотенцем, Рэй винила себя за беспечную невнимательность. Оставленный в охранном режиме ЭД-Э молчал, а она расслабилась, дура... Будь кто иной на месте фрументария, не столь дружелюбно настроенный, девушка давно бы плавала в ванне с примешанной к ржавой воде собственной кровью.
С другой стороны, куда опрометчивее было бы выкатиться в комнату, в чем мать родила, и в стиле коммандо броситься на вторженца с занесенным ножом. Рэй непроизвольно поежилась, вообразив выражение лица фрументария при участии в подобном спектакле.
Курьер надела стираную смену белья, тщательно отжала волосы полотенцем. Поймала себя на том, что уделяет больше обычного внимания своей внешности – мокрые, выгоревшие на кончиках до палевой рыжины пряди с трудом укладывались в подобие аккуратной прически. В итоге, с недовольным шипением сквозь зубы, взлохматив пальцами волосы так, чтобы лишь прикрывали шрамы на лице, Рэй вышла в гостиную.
Пиджак и шляпа фрументария были бесцеремонно брошены на ее разворошенную, не застеленную кровать. Чайник тонко, протяжно свистел; Инкульта подтянул манжеты рукавов и, с подозрительным омерзением осмотрев грязную тряпку-прихватку, снял чайник с плитки. Девушка опустилась в кресло, наблюдая, как гость заваривает какую-то мутную коричневатую жижу в стакане. Покончив с этой процедурой, Вульпес обратился к курьеру:
- Это все-таки был стелс-бой?
Рэй с деланным недоумением вздернула бровь и вопросительно наклонила голову на бок. Странный вопрос для начала беседы, хотя девушка уже подозревала, на что намекает фрументарий, и эта догадка ей совершенно не нравилась. Инкульта осторожно отпил из стакана, шумно втягивая вытянутыми губами обжигающе-горячую жидкость. Потом будто опомнился:
- Хочешь? – предложил он, протягивая девушке стакан.
- Хочу, - буркнула Рэй, даже не потрудившись подвергнуть содержимое стакана какой-либо классификации. Любой повод был хорош, лишь бы сойти со скользкой темы.
- Значит, пара стелс-боев и боевой нож, - заключил Инкульта, сосредоточенно инспектируя на предмет пыли донышко снятой с полки пустой чашки. Удовлетворившись осмотром и откорректировав указательным пальцем чистоту внутренних стенок, фрументарий перелил половину темной жидкости из стакана в чашку. Затем разбавил отвар в обеих посудинах водой из чайника.
- Алиби у тебя нет, - продолжал шпион, - Алерио доложил, что ты вернулась на два дня позже назначенного срока.
Рэй поднялась с кресла, забрала напиток и плавно села обратно, сжимая горячую чашку в ладонях. Заерзала, устраиваясь поудобнее, затем искоса посмотрела на мужчину и лукаво поинтересовалась:
- Разве у меня не может быть личных дел?
Фрументарий присел на стол, упираясь в край ладонями. Чуть откинулся назад и с улыбкой протянул:
- О, я подозреваю, как раз это и было «личное дело».
Девушка прикоснулась губами к напитку: травяной отвар - ароматный, с легкой горчинкой, но приятный на вкус. Неожиданная мысль пришла ей в голову; отставив чашку на стол, она проследовала через комнату к своему рюкзаку.
- В любом случае, свидетелей нет, я ничего не могу с тобой поделать, - задумчиво пожал плечами Инкульта, сверху вниз глядя на копающуюся в недрах сумки девушку. Рэй на секунду замерла – значит, вот оно как... И никакого наказания не последует?
Вульпес резво спрыгнул с края стола и в одно мгновение опустился на пол рядом с курьером. Рука грубо сомкнулась на ее плече, требуя внимания, Рэй вздрогнула от неожиданности и испуганно подняла глаза. Тихо, жестко, со сдерживаемой под самой поверхностью тона угрозой, Вульпес произнес:
- Ты можешь обманывать их, но не смей врать мне. Когда я спрашиваю – я ожидаю услышать честные ответы, потому что некоторые вопросы являются… чисто риторическими.
Резко дернув плечом, Рэй вырвалась из захвата пальцев. Вновь проиграв даже не успевшее толком начаться противостояние схлестнувшихся взглядов, она мрачно пробурчала: «Учту!» и демонстративно обратила все внимание вглубь рюкзака. Инкульта не пошевелился ни на дюйм, сидя на корточках напротив. Поняв, что так просто фрументарий не отступится, курьер вскинула голову, и раздраженно прошипела:
- Да, я прирезала эти двух ублюдков. Это ты хочешь от меня услышать?
Отвернувшись, курьер резкими, порывистыми движениями продолжила обшаривать дно рюкзака. В словах скользила ядовитая насмешка:
- За южными подступами в Нельсон охрана поглядывает сквозь пальцы, мне бы и стелс-бой не понадобился, чтобы проникнуть в лагерь. Твои недоумки столпились у костра – слушали, как какой-то белобрысый здоровяк похвалялся своими подвигами. Патрульные, вместо того, чтобы нести дозор, тоже развесили уши. Остальное – дело техники.
Наконец, обнаружив в рюкзаке искомый предмет, курьер выпрямилась и с мрачным видом перекинула фрументарию в руки сухо гремящую коробку. Чуть отшатнувшись назад от неожиданности, Инкульта едва успел поймать помятую упаковку и, недоуменно вздернув бровь, воззрился на бело-синий картон.
- Ты сам выдал мне карт-бланш, предложив казнить этих скотов. Извини, что немного опоздала со сроками, - с явственно звучащей в тоне издевкой объяснилась Рэй и, кивнув на коробку, благосклонно добавила:
- Угощайся.
- «Сахарные бомбы»? – переспросил Инкульта вместо ответа, ничуть не задетый показной снисходительностью ее тона.
Курьер пожала плечами и демонстративно промолчала. Повернувшись к мужчине спиной, она вернулась к креслу, плюхнувшись в него так, что истертое с годами сидение жалобно заскрипело. Язвить далее и нагнетать конфликт ни малейшего желания не возникало – последнее слово осталось за ней, и большой ошибкой станет излишний перегиб в демонстрации самодовольного злорадства. Особенно с Инкультой. И вдвойне глупо, если принять во внимание еще предстоящий разговор.
Вульпес выпрямился, вновь уселся на стол и аккуратно распечатал коробку. Девушка, все еще недовольно хмурясь, медленно потягивала свой напиток, глядя в сторону.
- Сказать по правде, со сроками ты, наоборот, поспешила, - произнес фрументарий, разрывая пластиковый пакет и опасливо принюхавшись к старым кукурузным хлопьям. – Я полагал, что успею перебросить этих типов в тыл, прежде чем ты придешь за ними.
- То есть…? – недоуменно воззрилась на него курьер, отрываясь от чашки. – Когда ты вручил мне мачете, то посчитал, что у меня кишка тонка их прирезать?
В голосе явственно звучало оскорбленное достоинство, Рэй стремительно теряла ложное ощущение, что все еще владеет положением. Вульпес разубеждающе покачал головой и многозначительно помолчал, глядя на подозрительно прищурившуюся девушку. Позволил сделать выводы ей самой. Затем все же вынужденно признался, подсластив пилюлю:
- Я недооценил тебя и, как следствие, эти люди погибли. Я полагал, что у меня есть в запасе минимум неделя, но ты оказалась скора на расправу. Формально, я не могу тебя ни в чем обвинить, но в следующий раз я приму эту излишнюю ретивость во внимание, - Вульпес перестал вертеть в руках упаковку и отставил хлопья сторону. Голос его угрожающе понизился, а глаза сузились, не предвещая ничего хорошего:
- В этот раз ты легко отделалась лишь благодаря моему вмешательству, поскольку находишься у меня в подчинении; в ином случае легион давно охотился бы за твоей головой, и нож в горле стал бы для тебя желанной смертью. Знай свое место. Бери, когда предлагают. Уважай закон. И не пытайся навязывать свои правила, потому что ты играешь в слишком опасные игры, девочка. Это был первый и последний раз, поскольку случай беспрецедентен.
Рэй возмущенно фыркнула, выражая свое несогласие. Во многом Инкульта был прав – в чужой монастырь со своим уставом… но и проявлять этим шовинистам неуважение к себе курьер не позволит. В обществе, где более остальных достоинств ценятся как физическая, так и психологическая сила и стойкость, в ее положении особенно важно четко обозначить свою позицию. Если она хочет и дальше вести с легионом дела, то ее исключительность должны воспринимать соответствующе. Вздернув подбородок, Рэй презрительно процедила:
- Эти рекомендации хороши, когда речь не идет о самозащите.
Удивительно, но фрументарий согласно кивнул и развел руками:
- Именно поэтому я не стану подвергать тебя наказанию. А сейчас, я думаю, нам стоит оставить эту тему.
Инкульта мягко улыбнулся. Неискренне, но достаточно спокойно и миролюбиво для того, чтобы Рэй смогла поверить, что вопрос действительно исчерпан. Мужчина оттолкнулся ладонями, сдвигаясь по столешнице вглубь, ближе к стене; длинные ноги теперь болтались над полом. Вздохнув, он ровно, спокойно постановил:
– Будем надеяться, что подобные инциденты не повторятся.
Рэй мрачно кивнула. Исход неприятной беседы более чем устраивал ее, осталось лишь с тем же успехом провести самую сложную часть разговора. Именно об этом факте не преминул напомнить ей Вульпес: отхлебнув мутно-коричневого отвара, он взглянул на девушку поверх края стакана и негромко спросил:
- Итак, ты хотела о чем-то со мной поговорить? Что-то срочное, как я могу предположить?
- Да, - отстраненно вымолвила Рэй, сосредоточенно растирая пальцами лоб. Задумалась, собираясь с мыслями. Фруменарий терпеливо ждал, не торопя ее, и решив тем временем уделить свое внимание хлопьям. Запустив руку в картонку, он извлек полную горсть кукурузных бомбочек, торопливо поймал губами выпадающие из сжатого кулака хлопья. Распробовав сладкие, слежавшиеся в липкие комки шарики, он с видимым удовольствием принялся поедать их прямо с раскрытой ладони небольшими порциями.
Рэй знала, что Инкульта мог позволить себе не только высококлассное оружие, дорогую одежду и хороший номер, но и приличную еду, что доказывала их первая встреча на Стрипе. Хотя, вероятно, кроме овощного сока в ресторане «Топс» просто отсутствовали прочие безалкогольные напитки. В любом случае, такая откровенная увлеченность дешевыми, еще довоенными хлопьями – наверняка слегка фонящими, если к нем поднести счетчик Гейгера - вызвала у девушки снисходительную улыбку; Рэй даже не стала заострять внимание на подспудно подразумевающемся факте, что вытаскивала коробку она не ради насыщения его одного.
Курьер сдержанно кашлянула, выравнивая голос.
- Ко мне вчера приходил офицер НКР. Сюда, в номер, - мрачно начала она, подперев кулаком подбородок. Вульпес поднял глаза на собеседницу, не переставая жевать. Ни одна мышца не дрогнула на узком лице: ни малейшей тени волнения, настороженности, либо удивления - шпион лишь воодушевляюще кивнул, попросив продолжать. Рэй разглядывала чашку с остатками темной жидкости на самом дне; нервным перебором звякнула ногтями по толстому стеклу и продолжила:
- Он приносил сюда, в номер, бомбу – судя по корпусу, с точечным радиусом поражения: похоже на пластид. С-4 с дистанционным детонатором, - она коротко вскинула глаза, бросив быстрый взгляд исподлобья на фрументария, и вновь обратилась к чашке. - Бомба нужна для покушения на Цезаря, исполнитель – я, оплата – сотня тысяч республиканских долларов.
Курьер вздохнула и неторопливо допила остатки напитка.
- Как интересно, - медленно произнес Вульпес, отвлеченно разглядывая липкие крошки хлопьев на ладони. Рэй не могла прочитать его эмоции: она ждала тревоги, возмущения, активного любопытства, но не этого ледяного, почти ленивого спокойствия.
- И… что ты ответила? – словно невзначай поинтересовался Вульпес, слизывая с пальцев липкие разводы сахара. Рэй насмешливо ухмыльнулась:
- Я собираюсь согласиться на его предложение.
На ее слова все же последовала реакция – рука потянувшегося за новой порцией фрументария замерла внутри коробки «Сахарных бомб». Через секунду шорох возобновился, и следующая партия хлопьев проследовала из пачки в кулак, а затем в рот. Чуть прищурившись, мужчина вкрадчиво спросил:
- Тогда зачем позвала меня? Хочешь взять в долю?
Игнорируя опасные обертоны его фраз, Рэй все еще самодовольно изгибала уголок губ в кривой улыбке.
- Хочу взять в долю легион. Деньги выплатят даже за неудачное покушение, я претендую на половину. Подумай: взлетевшая на воздух пустая палатка Цезаря определенно стоит куда дешевле, нежели двадцать тысяч крышек из запасов НКР. Плюс – роскошный повод для дезинформации противника. Я начинаю приносить легиону прибыль!
Рэй сделала подчеркнутый, торжествующий акцент на последних словах и, опустив ладони на подлокотники, вольготно откинулась на спинку кресла в ожидании ответа на свое предложение.
На некоторое время Инкульта даже перестал хрустеть хлопьями, обдумывая услышанное: слипшиеся комки все еще лежали на ладони нетронутой горкой. Теперь настала очередь курьера ждать, пока тот соберется с мыслями и найдет нужные слова. Наконец, Вульпес вынужденно признал:
- Умно. И ты правильно сделала, Рэйчел, что сообщила мне о плане прежде, чем состоялась вторая беседа с посланником НКР. Тебе стоит запомнить этот урок – не принимай необдуманных решений без моего ведома, иначе подобная безответственность и самонадеянность могут плохо закончиться для тебя.
Меньше всего девушка ожидала услышать этот спокойный, менторский тон. С некоторым сожалением высыпав хлопья обратно в пачку, Вульпес отряхнул ладони и продолжил столь же ровно и невозмутимо:
- В тот же момент, когда ты сообщила бы Коулу о своем согласии на участие в сделке, он вышиб бы тебе мозги одним выстрелом.
Новая горсть. Хлопья с шуршанием посыпались обратно в пакет, сухой тонкой струйкой медленно выскальзывая из сжатой ладони фрументария. Инкульта отстраненно следил за шелестящим потоком.
- Тебе повезло, что ты сообщила о своих планах мне... И я могу тебя поздравить – ты прошла проверку. Можешь считать это небольшим тестом на лояльность. Извини, Рэйчел, что пришлось обманывать тебя: слепое доверие не в моем характере.
Фрументарий едва успел увернуться от летящей в его голову чашки. Стекло со звоном врезалось в стену за его спиной и разлетелось белым всплеском осколков. Рука Рэй незамедлительно метнулась к пепельнице. Впрочем, взвесив в ладони тяжесть нового снаряда, девушка передумала использовать орудие столь крупного калибра. ЭД-Э издал трель перехода в боевой режим и развернул сенсоры в сторону фрументария; с тихим ругательством сквозь зубы Рэй прошипела команду отмены тревоги. Робот озадаченно завис посреди комнаты.
Вульпес выпрямил спину, чуть расслабился, когда осознал, что новой атаки не последует. Курьер уронила голову на руки, плечи беззвучно затряслись в приступе горького, ироничного смеха.
- Твою мать, Инкульта... – покачала она обреченно склоненной головой. – Я знала, что ты умный ублюдок, но не подозревала, насколько! Насколько «ублюдок», я имею в виду.
Почему-то эти слова совсем не звучали в ее устах оскорблением. Ровно до тех пор, пока Рэй рывком не поднялась с кресла, с силой отталкиваясь от подлокотников, и в несколько стремительных шагов не оказалась прямо перед фрументарием. Ее ладони обрушились на стол по обе стороны от его бедер, Вульпес от неожиданности чуть отстранился назад. Лицом к лицу, снизу вверх. Лишь несколько дюймов разделяли их в этот миг, курьер кожей ощущала тепло чужого тела. Сейчас Рэй не собиралась отступать и сдаваться в игре в гляделки с признанным чемпионом, противоборствуя пронзительному взгляду, способному заморозить до колкой дрожи, подавить своей пристальной тяжестью любые намеки на неповиновение и протест.
- Послушай, умник, - процедила она сквозь зубы, сдерживая кипящий гнев. – У меня есть серьезный недостаток – я не умею прощать обиды. Мне показалось, ты уже успел запомнить этот нюанс, и предоставленных в Нельсоне доказательств для тебя вполне достаточно.
Вульпес оставался спокоен, несмотря на грубое вторжение в личное пространство. Рэй напрасно искала хоть какие-нибудь признаки испуга или дискомфорта на непроницаемом, окаменевшем лице.
Снизу вверх. Глаза в глаза. Каждая крошечная морщинка на бледной коже видна в деталях, едва заметны неровные старые шрамы слева на лбу. Узкое лицо, четко очерченные высокие скулы, с сосредоточенным вниманием чуть сдвинуты брови, тонкие губы плотно сжаты… И большие, льдисто-голубые глаза смотрят в упор, испытывающе, напряженно, с неприступным достоинством.
«Он, пожалуй, красив», - внезапно подумалось Рэй, но спонтанное эмоциональное наблюдение едва ли смогло вытеснить подавляемые ярость и злобу.
- Если подобный фарс повторится – вместо чашки будет пуля в голову, - голос курьера звучал необычно глухо, убийственно серьезно. - Ты можешь использовать меня как наемника, но не как полигон для своих честолюбивых психологических экспериментов. Подобные игры до добра не доведут, уясни для себя эту простую истину: я злопамятна.
Фрументарий и не думал выказывать признаков испуга. Куда более страшные люди бросались и не такими угрозами ему в лицо, но, все же, он не был настолько глуп и безрассуден, чтобы недооценивать слова этой девушки.
Еще несколько долгих секунд проскользнули мимо в звенящей тишине. Рэй напряженно застыла между его коленей, выгнув тело в повторение изгиба его фигуры, почти касаясь грудью диафрагмы.
Вульпес уже давно мог коротко кивнуть головой, и инцидент был бы исчерпан, но вместо этого фрументарий пользовался редкой возможностью рассмотреть девушку вблизи. Изучать, познавать, исследовать. Глаза в глаза. Светло-карие – не тот распространенный теплый, ореховый оттенок, а цвета буро-желтого песка Мохаве, выгоревшей на солнце терракотовой пустоши. Темные точки по окружью радужки - будто редко разбросанные камешки на выжженной почве, а на свету заметны рыжие лучики у самого зрачка.
Рэй почувствовала едва уловимое изменение в выражении лица фрументария. Резко оттолкнувшись ладонями от столешницы, она отстранилась от мужчины.
- Ты посчитал нужным заступиться за меня, закрыл глаза на убийство твоих людей: признаюсь, я ожидала… хмм, изменения характера нашего сотрудничества. Именно поэтому я тоже не собираюсь что-либо менять. Будем считать, что я прошла это твое «испытание», и забудем о случившемся.
Вульпес неспешно наклонил голову в жесте молчаливого согласия. Помедлив, Рэй сдернула со стола пачку «Сахарных бомб» и вернулась с ней в кресло. Надорвав картон и пакет вместе с ним, она распотрошила коробку, высыпав содержимое горкой на стол. Отправила в рот большой комок хлопьев. Вульпес с некоторой грустью проводил взглядом ускользнувшее лакомство, залпом допил остывший отвар и со стуком отставил стакан в сторону.
- Хорошо, к делу, - произнес он, прикладывая сложенные домиком пальцы к губам. – В верхнем ящике стола лежат папка и голодиск. Изучишь их до встречи с Последователями вечером. Я приду за час до назначенного срока – обсудим детали и непонятные моменты. Обрати особое внимание на техническую часть – мне понадобится любая помощь, но я не имею представления о твоем уровне знаний в данной области. Разберешься сама, возникнут вопросы – спросишь вечером.
Продолжая жевать, Рэй не удержалась: изогнувшись и вытянув руку, не вставая с кресла выдвинула на себя верхний ящик письменного стола. Кроме папки и голодиска в ящике лежал пистолет.
Инкульта легко соскочил со столешницы, оправил ворот рубашки и подобрал с кровати брошенный пиджак. ЭД-Э все еще висел посреди комнаты, Вульпесу пришлось обогнуть его, чтобы не зацепить длинные иглы антенн.
Курьер положила на колени пухлую папку и нетерпеливо дернула завязки на потертом, заляпанном разнородными пятнами скоросшивателе: внутри оказалась внушительная стопка документов, испещренных рукописными пометками на полях. Рэй бегло пролистнула бумаги. В глаза бросалось одно слово: Архимед.
Вульпес не стал ей мешать; надел шляпу и, проходя мимо стола, невзначай зачерпнул перед уходом полный кулак хлопьев. Лишь у самой двери обернулся к курьеру.
- Ты видишь, что я доверил тебе единственный экземпляр – надеюсь, ты это оценишь и отнесешься с должной осторожностью к документам.
Девушка прикрыла папку и бережно огладила верхние уголки, Инкульта коротко кивнул:
- Vale, Рэйчел.
Обернулся к выходу.
- Vale, - повторила курьер непривычное для языка, мягкое прощание.
- Да, кстати: постарайся придумать к вечеру ответ, как ты признала пластидовую взрывчатку в обыкновенной ржавой ядерной батарее? – педантично поправив шляпу, поинтересовался Инкульта, уже переступая порог.
Дверь закрылась, а курьер тихо выматерилась себе под нос.

продолжение

@темы: произвед, Fallout, Демоны на острие иглы

---

Господа... *фанфары*

Вышел новый аддон на фаллаут Old World Blues. Обещали клинику сумасшедших ученых, милые говорящие тостеры и прифакивающиеся к курьеру эротичные розетки.
скачиваем

@темы: Fallout, нашел мыша - делись, радости

---

ПЧи

 Koito, велкам! Рада видеть еще одного фоллаутического единомышленника!
Со мной на "ты", а в виде дара - чей-то обработанный скрин с шикарным Джошем )

@настроение:

@темы: ПЧи

---

Вопль души

Oh my fkn god, как же тяжело писать розовые сопли! Сплошные банальности... это аццкая пытка для мозга! Но больше меня при этом прикалывает поведение героев: они обычно часто проявляют инициативу, но тут оба встряли в оторопелом ахуе и ждут, что с ними будут делать. Не, они, конечно, живо заинтересованы в происходящем, но не менее тормознуты, чем афтар.
Вопрос к читателям "Демонов". Вы вообще видите там роман? Как себе его представляете? Вульпес in love - это вообще возможно? Романтика - явно не мой конек, поэтому хочу выслушать народное мнение.

@настроение:

@темы: фиконаписательное

---

Бредогенерация

Укуренный алфавит www.webpark.ru/comment/77408
Дятел - мой личный фаворит ))

@темы: нашел мыша - делись

---

Проды коллекции очепяток

"оперделенно" - отличное оперделение оперделенным явлениям!

"от кресла вождя, украшенного веером длинных пик" - у Цезаря новый дресс-код?

"срашно" - именно об этом думал Вульпес, прежде чем вляпаться в браминью какашку.

"Если тот еще жив, то умер он по его вине." - пипец, логика XD

"обаятельно улыбкался" - еще одно забавное слово.

шедевральное склонение: "людов" вместо "людей"

"жепартамент" - хм, красочно характеризует многие правительственные учреждения.

в оригинале было "хмурые, затравленные", но пальцы выдали "хмыри затравленные"

"втайне надеясь, что он заберет свои глаза обратно". Вместо глаз подразумевались "слова", но мои пальцы вновь живут собственной жизнью.

@темы: фиконаписательное, хе-хе

---

Демоны на острие иглы. Глава 11.

Демоны на острие иглы
Автор: Rina
Фандом: Fallout New Vegas
Персонажи: жКурьер, Вульпес Инкульта
Жанр: AU
Размер: макси
Статус: в работе
предыдущая глава здесь

От автора: Предупреждение: насилие.
Глава провокационна, на месте читателя я бы всерьез задумалась о сажании автора на кол. Но тапки все-равно приветствуются.

Глава 11.

Карающая длань.


Нечасто ему приходилось пребывать в подобном сумбурном смешении чувств. Огорчение и досада, подспудный нервозный страх смешивались со злорадством, легким восхищением от изящно проведенного финта. Негативные эмоции оттенялись неподдающейся объяснению потаенной гордостью где-то глубоко, в столь отдаленных уголках души, что он едва мог сам себе признаться в этом.

Девчонка все-таки не столь поверхностна и предсказуема, какой хочет казаться. Защитный прием – создать иллюзию слабости перед превосходящим противником, чтобы он не принимал всерьез угрозу, недооценил ее истинную силу. Потом ударить во всю мощь, исподтишка, больно и точно ужалить в самый неожиданный момент, в уязвимую точку, когда никто не ожидает.
Инкульта понял, почему Хаус выбрал именно курьера Рэйчел Флинт на роль доверенного лица: она не отступалась от поставленной цели, продвигаясь к ней некими извращенными, неординарными способами, обходными извилистыми дорогами. Но она добивалась своего. Неуклонно, как подтачивающая каменистый берег струйка воды, провоцирующая внезапный и обширный обвал.
Днем позже – и она разрушила бы карьеру Стация.
Стоило признать: Вульпес ожидал от нее подобных действий, но не думал, что с последствиями предстоит разбираться столь скоро; подготовиться он просто не успел.
Снова Субула и Фестус, два горе-вояки, решившие позабавиться в лагере с девчонкой, не зная, что та носит Знак Цезаря. Носит заслуженно. Их только сняли с крестов после отбывания наказания; двумя часами позже одного нашли вяло обмякшим на сортире, с перерезанным горлом, второго располосовали прямо на койке в лазарете – в той же палатке с ним спал еще один раненый рекрут, даже не проснувшийся, пока его товарища убивали. Края хирургически-аккуратных ран на трупах почернели от яда - убийца дополнительно подстраховался. Охранные натренированные псы дрыхли без задних лап, не учуяв в лагере чужого – впрочем, этому Вульпес имел объяснение, прикормить животных и приучить их к своему запаху курьер могла еще во время своего прошлого пребывания в Нельсоне. Но вот почему патрулирующая охрана оставалась глуха и слепа, пока на территории гарнизона орудовала убийца?
В который раз Инкульта убедился, что его послание Цезарю о положении дел на аванпосте, с предложением о смене командующего контубернием, не являлось излишеством и проявлением параноидальной предосторожности. Но Цезарь не достиг бы вершин своего положения, не был бы гениальным лидером, не умей он разыгрывать карты заранее и держать руку на пульсе. Разумеется, фрументарий не оказался посвящен в планы своего господина – тот давно распорядился о смене руководства, еще до прибытия Инкульты в Нельсон. Отчет шпиона лишь утвердил Цезаря в верности отданного приказа: центурион Стаций загодя был откомандирован на передовую с южных пределов, чтобы принять руководство над локальными позициями первой линии. Фронт требовал усиления перед решающим натиском. Вождь легиона начал медленно сменять сумевшую укрепиться на правом берегу и наладившую уверенное обеспечение верхушку армии настоящими боевыми офицерами, закаленными в яростных наступательных боях. На смену строителям шли берсеркеры. Постепенная передача контроля на требующих неотложного внимания участках, вливание новой крови, свежего взгляда, рвущихся в атаку воинов, истосковавшихся по битве.
Курьер своей въедливой местью едва не сорвала плавное и уверенное вступление центуриона в должность, безболезненную смену руководства подразделением в Нельсоне. Стаций обязался принять командование на следующий день: ровно в ту же ночь – последнюю ночь под влиянием отставного декана, Мертвого Моря – произошло нападение, взбудоражившее весь лагерь. О событии молчали, не позволяя слухам распространиться за пределами позиции – дойдет до Цезаря, и полетят головы; проще выдать смерти двух солдат за боевые потери.
Информация о дерзкой вылазке дошла до Инкульты лишь благодаря Стацию – тот смог сложить факты и понял, что старый друг непосредственно причастен и вовлечен. В случае огласки пострадает и сам глава фрументариев - все участники повязаны. Самое неприятное, что курьер тоже знает об этом нюансе и чувствует полную безнаказанность в сложившейся неоднозначной ситуации. Она отказалась убивать солдат, когда казнь была предложена милостью легиона, теперь месть свершилась в устраивающем ее объеме: контуберний Нельсона отныне испытывает не только уважение, но и тревожный страх. Сука. Подлая, лицемерная сука.
И Вульпесу это импонировало, отчасти даже забавляло.
Фрументарий испытывал тщеславную гордость, что решился привлечь курьера на свою сторону – стоящее приобретение, к тому же полное сюрпризов. Вероятно, Флинт из-за своего взбалмошного нрава никогда не сможет встать под стяги легиона, но как преданый агент она весьма ценна. Не как агент легиона - его личный агент. Пожалуй, так правильнее.
Сноровистых подчиненных фрументарию всегда недоставало: искусные воины не марали руки, смешивая себя с профлигатской грязью, предпочитали снискать славу на поле боя, а не в тылу врага. Те подданные легиона, что искали легких путей, обычно не годились на слишком ответственную работу. Коллаборационисты чаще всего оказывались ненадежными, либо чрезмерно ретивыми, до тошнотворного фанатизма, что ставило операции под угрозу. С курьером вести дела оказалось проще: она предугадывала его желания, быстро приспосабливалась к незнакомым ситуациям и извлекала для себя максимальную выгоду даже в неожиданных условиях, а он увлеченно плел сложный, пока еще тонкий поводок – баланс между ее философией, личными интересами и целями легиона.
Странная, полная лакун и неожиданных стечений обстоятельств история курьера вызывала у фрументария живой интерес. Еще в первую их встречу, на фоне пожарищ Ниптона, девушка смогла его удивить.
Вонь стояла невыносимая: насыщенный привкус крови в воздухе, почти ощутимый во рту, словно холодная, солоноватая свинцовая пуля, давящая тяжелым леденцом под языком. Режущий глаза черный, густо-смоляной дым горящих покрышек, смешанный с тошнотворным запахом паленых волос и обугленной человеческой плоти. Кажется, что повисшее над городом зловонное облако скользкой, масляной пленкой оседало на коже, смешиваясь с потом и пылью. Но грязь – ничтожная помеха пьянящему триумфу победителя, гораздо большую досаду вызывал сошедший с ума единственный свидетель этого триумфа, уже не способный сыграть надлежащую роль в планах фрументария.
Одинокая фигурка, осторожно и неторопливо передвигающаяся по центральной улице Ниптона, полускрытая в тяжелом дыму, дала Инкульте новую надежду. Робот-разведчик за плечом девушки поначалу насторожил фрументария - среди множества роящихся в его голове предположений возникло серьезное подозрение о возможности связей нежданной гостьи с Братством Стали, но при виде огнестрельного оружия за ее спиной эти мысли сошли на нет. Девушка вела себя довольно странно, по всем правилам логики ей следовало испытывать страх. Хотя бы отвращение к окровавленным трупам или сочувствие к распятым. Вместо этого путница осматривала казненных жителей Ниптона с живым интересом исследователя, словно перед ней находились не насаженные на столбы, еще дышащие люди, а коллекция насекомых какого-нибудь именитого энтомолога. Возле одного креста она задержалась особенно долго. Стянула с плеча винтовку и брезгливо повернула дулом для лучшего обзора голову распятого мужчины.
При этом необычном жесте Вульпес ощутил неуловимое дежа вю. Она жила здесь? Ищет кого-то? Не дожидаясь, пока путница обнаружит присутствие его подчиненных, он решил взять ситуацию под контроль, чтобы избежать непредвиденных последствий.
Ее взгляд – мечущийся, загнанный, будто ее поймали на месте преступления, словно это она сама казнила распятых людей… Теперь она испугалась, и слова фрументария, медленно доходящий до нее смысл произошедшего, усиливали страх в девушке все больше. Она окаменела, завороженная, зачарованная его речью, и в глазах вкупе с подавляемым испугом светилось странное, сумбурное волнение. Усталая радость? Благодарность и облегчение? Догадки слишком безумные, чтобы быть истинными, фрументарий с трудом мог читать ее эмоции, и не потому, что шок искажал черты девушки. Удивленного Вульпеса преследовало непонятное ощущение почти интуитивного понимания, невольного секундного сродства - ее подавленный, метущийся взгляд словно пробудил в нем эхо прежних времен, давно похороненных мест, людей и событий.
Ее слова восхищения справедливостью карающей длани легиона на какой-то момент вызвали в нем нелепое, альтруистичное желание взять ее с собой, продемонстрировав истинное совершенство цивилизованной культуры, которую девушка оказалась способной оценить. Плато Флагстаффа, окруженное белоснежной каймой величественных гор, прямые, широкие улицы столицы, спокойствие упорядоченной мирной жизни. Строгий красный кирпич центрального форума и массивная громада сената на фоне притаившихся в густой зелени приземистых, аккуратных вилл. Причудливые очертания многоскатных крыш старинных построек… вместо этих ветхих, кособоких, разваливающихся халуп проклятой, осточертевшей, пыльной, чтоб ее гули забрали, удушающее-жаркой профлигатской пустыни…
Глупая блажь быстро вылетела из головы, отрезвленной суровой реальностью: лучше купит себе смазливую, послушную рабыню в столице вместо мелочной, утомительной возни с диссолюткой по фривольной прихоти. А увольнительной раньше захвата Вегаса ему все равно не видать, поэтому прочь посторонние мысли и снова к делу. Девушка беспрепятственно ушла, обуреваемая страхом и все тем же невысказанным, уважительным восхищением; посланный за ней разведчик доложил, что с заданием на аванпосте Мохаве она справилась.
Инкульта думал, после событий в Ниптоне их пути разошлись навсегда, но, к его удивлению, в сообщениях информаторов все чаще начала проскальзывать странная особа с роботом, ковбойской винтовкой и двумя пулевыми шрамами на лице. И с каждым новым докладом глава фрументариев все четче понимал, что его первое, поверхностное впечатление являлось ошибочным. Тем сильнее ему хотелось разрешить не дающую покоя человеческую загадку.
Она не пыталась идти на контакт с легионом, отстреливая патрули, посланные разрушить сеть снабжения НКР. Впрочем, точно так же курьер не испытывала особой приязни к республиканцам. Сумбурные доклады свидетельствовали, что хрупкая девушка устроила кровавую бойню на западе: в одиночку вырезала целый поселок и разнесла пост НКР, подбросив связку динамита в центр лагеря, прямо к костру. Выживших солдат осталось немало, но вот палатка командного штаба нашлась лишь в трехстах футах за пределами лагерного частокола.
Чем глубже копал Инкульта, тем яснее для него становилось, что истинная сущность сильно отличается от образа, что лежит на поверхности. Сие многозначное обстоятельство подстегивало его любопытство, желание проникнуть в самую суть. Он убеждал себя, что интерес вызван лишь непохожестью Флинт на женщин легиона: матроны и жрицы, торговки и крестьянки, рабыни и прислуга – они не носили оружие, и уж точно не стреляли из него лучше самого Инкульты. И не оставляли после себя горы кровавых трупов, ускользая каждый раз незамеченными.
Осторожно и последовательно, играя одну из многочисленных ролей, фрументарий пытался заручиться ее доверием. Наблюдал, анализировал, медленно изучал слабые точки, приоритеты и цели, уязвимые места, желания, эмоции.
Вульпес не исключал возможность, что со временем курьера удастся обуздать - она не станет кусать руку, которая ее кормит. Если только к тому времени девушка все еще будет представлять интерес для него и для Цезаря.
Вероятно, он даже сможет убедить Сына Марса не устранять курьера после выполнения миссии, перевести Флинт полностью под его контроль и подчинение. Ему хотелось сложить части головоломки воедино. Глава фрументариев разглядел в ней потенциал – тот, в котором нуждался, а разыграть ее карту можно разными способами: Вульпес чувствовал, что масть у нее козырная, осталось лишь определить номинал.

Желтый прошлогодний ковыль мягко струится по щиколоткам, чуть щекочет открытые ноги повыше кожаных сандалий. Сухие стебли колышутся на ветру, шелест травы заглушает звуки шагов. Густая тень горбатого холма слилась с ночным сумраком в низине, погребая под непроницаемо-черным покрывалом мрака любое движение.
Отряд из семи человек быстро передвигался по узкому скалистому каньону вдоль 95-й трассы. Три молодых воина с юга, преданые своему командиру, Стацию Вектису. Два опытных ветерана из Нельсона – эти в подчинении у второго лидера, Вульпеса Инкульты. Шли слаженно и быстро, почти беззвучно скользя под покровом ночи.
Четверть мили до Новака.
Прохладно. Звезды необычно яркие на фоне разбухшего круга желто-шафранной, пористой луны. Пряный ветер с запада несет мелкую пыльцу медовой акации, к дыханию пустыни примешивается тонкой струйкой едва уловимый обонянием дым костра. С приближением к городу все четче и насыщеннее запахи человеческого жилища: подпорченное на жаре, тухлое мясо, гниющий мусор и вонь браминьего загона.
Городок спал в безмятежном спокойствии: нет света в окнах, нет патрульных на подступах к границам, даже дворовые псы не потревожились, пока отряд беспрепятственно вошел в Новак, обойдя окраины с северо-запада.
- Ты уверен, что это здесь? – тихо переспросил центурион Вектис, когда глава фрументариев без промедлений направился к приземистому дому, обнесенному забором из колючей проволоки. Инкульта ни на секунду не замедлил шаг, лишь чуть расслабил шнуровку шлема из головы койота – почетный знак доблести легионера: уважение у братьев по оружию, устрашение для профлигатов.
- Я привык доверять своим источникам информации, Стаций, - почти оскорблено выплюнул Вульпес, даже не обернувшись. – Не в их интересах предоставлять мне не проверенные сведения.
Формально, центурион и глава фрументариев состояли в равных по иерархии рангах, но операцией руководил Инкульта. Сама кампания не представляла первостепенной важности - всего лишь поиски сбежавшей рабыни. Основным поводом ночной вылазки являлась, скорее, экскурсионно-ознакомительная прогулка нового командира Нельсона по вверенным ему территориям, по размытой пограничной зоне столкновения влияний НКР и легиона. Лидерство принял Инкульта не только по праву лучше осведомленного в обстановке, но и из-за рефлексивно закрепившейся привычки - в памяти обоих еще жили воспоминания о временах, когда Стаций вынужден был подчиняться фрументарию, как своему командующему офицеру.
Ранчо находилось на отшибе, возле самой окружной дороги. Несколько хозяйственных пристроек во дворе, примыкающий прямо к дому загон для скота. За оградой, шумно сопя, беспокойно топтались брамины: завидев людей, животные проснулись и в нерешительности наблюдали за чужаками. Переминались на кряжистых, узловатых ногах, меся жирную грязь, настороженно поводили толстыми шеями, увенчанными двумя массивными головами.
По жесту Инкульты три легионера бесшумно рассеялись по двору, заняв позиции на подступах к ранчо. Фрументарий накинул кусок плотной мешковины на врезанный в стену у входа уличный фонарь, двор погрузился в непроницаемый мрак. После этого Стаций в сопровождении двух оставшихся воинов приблизился к невысокому деревянному крыльцу.
Центурион осмотрел входную дверь, пробежал пальцами по петлям, чуть нажал плечом, проверяя замок на прочность.
- Лом, - едва слышно прошептал он, толкая в плечо подчиненного легионера, тот спешно отдал командиру длинный, покрытый слоем въевшейся ржавчины кусок арматуры. Остальные достали оружие.
Замок с громким сухим треском вылетел из дверного полотна, повис на выдранных из гнезд шатких шурупах. Четверо мужчин без промедлений проскользнули внутрь дома, последний аккуратно прикрыл за собой сломанную дверь. Два тусклых луча карманных фонариков тут же принялись шарить по темной гостиной; группа разделилась пополам, устремившись на поиски хозяев дома, пока те не успели прийти в себя и среагировать на вторжение. Негромкий сдавленный крик донесся из спальни: Инкульта и его подручный схватили пожилую пару владельцев ранчо, через секунду резко прерванный высокий визг из другой комнаты оповестил, что вторая партия тоже обнаружила свою добычу.
Вскоре легионеры вновь встретились в гостиной, на этот раз компанию пополнили их жертвы.
Седой, но еще довольно крепкий мужчина пытался вырваться из цепких рук скрутившего его дюжего легионера. Его пожилая жена вела себя спокойнее, в безнадежном отчаянии пытаясь сохранять сдержанное достоинство. Фрументарий грубо швырнул ее на пол в центр комнаты. За ней последовала трясущаяся от страха, рыдающая девушка. Один из легионеров приставил лезвие мачете к ее шее, задирая голову: луч фонаря выхватил красный, опоясывающий шею шрам от рабского ошейника.
Рабы сбегали редко: свежепойманные «трофеи» на перевоспитании всегда подвергались особому контролю и отсылались далеко вглубь территорий легиона. Обретая хозяина после продажи или доставшись в качестве награды отличившимся воинам, рабы начинали жить по законам легиона. Подчинявшиеся правилам, отличающиеся верностью и трудолюбием, получали существенные льготы и отнюдь не призрачную возможность стать вольноотпущенниками, что так же гарантировалось их детям. Лентяи и смутьяны, не принимающие новый образ жизни, имели все шансы завершить свои дни в самые скорые сроки – в назидание другим их забивали палками или продавали на раскопки радиоактивных территорий, для опытов гулям в Лос Аламос и в не менее жуткие места. Искусственный отбор адекватных, работоспособных, преданых членов здорового общества давал ощутимый результат, надежно отсеивая нежелательные элементы, которые карались за неподчинение законам принявшего их государства по всей строгости.
Девица бежала, вероятнее всего, из абстрактной любви к свободе, как только нерадивому надсмотрщику пришло в безмозглую голову заменить ошейник с детонатором на стандартный рабский балахон с крестом на груди. Обоих постигло заслуженное наказание, хотя Инкульта испытывал некоторое уважение к девчонке, скрытно преодолевшей незамеченной почти пятьдесят миль по землям легиона. Лишь для того, чтобы оказаться глупо схваченной уже на вольной территории, едва успев с облегчением ощутить иллюзорный вкус свободы. Тем приятнее для гордости и тщеславия Инкульты оказалось дать понять окружающим: эта зона находилась под его контролем, и ничто здесь не происходило без его ведома.
Рабыня тихо плакала, беспрерывно шепча что-то вроде слов извинений. Фрументарий не сразу разобрал, что она просила прощения отнюдь не у стоящих над ней с оружием легионеров. У укрывавших ее стариков.
Легионер из отряда центуриона извлек начиненный взрывчаткой ошейник; рабыня не сопротивлялась, пока воин закреплял обруч на ее шее, лишь подняла зареванные глаза на Стация и негромко прошептала:
- Не трогайте их, они ни в чем не виноваты.
Пожилая женщина тут же начала гневную отповедь о праве человека на свободу. Фрументарий готов был даже согласиться с ней в некоторых пунктах, если бы старуха не апеллировала ложными понятиями, извращая саму сущность представлений о «людях» и «животных». Воин, закончив с ошейником, счел нужным заткнуть старуху ударом в лицо, затем повернулся к центуриону в ожидании дальнейших приказов.
- Прикончить их, - лениво бросил Стаций. Солдат развернулся, занося мачете для решающего удара, как вдруг замер, остановленный холодным, кратким приказом:
- Стоп.
Легионеры обернулись к фрументарию. Тот неторопливо направил луч фонаря на пленных, освещая испуганные лица, на которых проявилась смешанная с удивлением неуверенная надежда. Секунду Вульпес медлил, изучая сидящих перед ним людей, затем задумчиво пояснил:
- Чем мы, в этом случае, лучше рейдеров, если беспричинно убиваем мирных граждан? Труп – это просто труп, в трупе нет никакого смысла.
Центурион расхохотался:
- Предлагаешь их отпустить? Я не знаю, почему ты требуешь оставить в покое эту деревню, но я бы распял этих двух на площади и повесил бы рядом тех, кто попытается помешать.
- Стаааций, - устало протянул фрументарий. – О стратегической важности мы поговорим после, Новак под нашим контролем – и остальные жители не должны пострадать, какой смысл в убийстве тех, кто нам полезен?
- Новак не под вашим контролем, грязные скоты! Никто вам не давал права приходить сюда и безнаказанно творить все…
Еще удар по лицу, на этот раз куда сильнее, оборвал слова пожилой хозяйки ранчо. Женщина зажала ладонью разбитый рот с обломками зубов, ее муж, не обращая внимания на направленное в его сторону лезвие мачете, бросился к женщине и обнял ее за плечи – утешая и удерживая от дальнейших попыток неравного противостояния. Та слабо вырывалась - неожиданная «поддержка» со стороны фрументария придала ей безрассудной смелости.
- Что ты предлагаешь? – скрестив руки на груди, спросил центурион, не уделяя внимания возне на полу. План Вульпеса был продуман давно, но фрументарий картинно изображал напряженные раздумья.
- Они должны знать, что никто не уйдет от справедливого правосудия легиона, - наконец, тягуче-медленно заключил он. - Эти люди, хмм… собственными руками подписали свой приговор… Тем хуже для них.
Инкульта кивнул легионеру справа от него и коротко приказал:
- Подушку!
Солдат прошагал в спальню и принес затребованный предмет. Центурион недоверчиво хмыкнул, ожидая продолжения. Рабыня пыталась подползти к фрументарию, умоляя пощадить ее заступников, но стоящий рядом легионер отшвырнул девушку пинком ноги.
- Не трогайте ее! – срывающимся голосом вскрикнул старик, заслоняя собой жену. Губы Инкульты напряженно сжались, он сделал быстрый шаг вперед и, схватив фермера за плечо, отшвырнул его от женщины. Тот упал лицом в пол, солдаты силой оттащили от него плачущую жену. Фрументарий выхватил из рук легионера подушку и, сжав в кулак волосы лежащего человека, уткнул его головой в мягкий, вышитый валик, набитый ветошью. Заглушит крики – лишь бы не задохнулся.
Гибким прыжком Вульпес оседлал мужчину, пригвоздив его к полу упершимся в шею коленом, другая нога зафиксировала локоть вытянутой руки распластавшегося человека. Поднятая ладонь фрументарий несколько раз требовательно сжалась в воздухе, легионер позади него мгновенно подал офицеру свой мачете. Еще раз надежнее сдавив локоть фермера под носком сапога, Инкульта под дружный, полный ужаса вой женщин наотмашь рубанул по кисти руки хозяина дома, с двух ударов перерубая кость. Почувствовал, что не в силах сдержать бьющееся под ним в конвульсивных приступах боли тело, Вульпес отскочил в сторону.
- Да будет отсечена протянутая рука помощи, - тихо выдал неуклюжий каламбур солдат из Нельсона, первым засмеявшись над собственной шуткой. Инкульта вернул ему мачете и коротко приказал:
- Вторую руку тоже, с его женой – повторишь.
Стаций неодобрительно покачал головой:
- Я думал, твоей целью значится донести до профлигатов понятия о правосудии легиона. А эти двое… они ж просто истекут кровью!
Вульпес воззрился на центуриона, словно тот озвучил некую очевидную глупость, и после театральной паузы твердо произнес:
- Я знаю. Но иногда увечья говорят красноречивее слов, - обернувшись к легионерам, небрежно бросил: - Заканчивайте и уходим, пока они своими воплями не перебудили весь город.
Будто в ответ на его слова с улицы донесся грохот выстрелов: два подряд, почти без перерыва. Вульпес вскинул голову и тут же погасил свой фонарь. Жестом отдал приказ разделиться: два легионера остались с пленными, довершать начатую казнь, сам Инкульта в сопровождении центуриона выскользнул за дверь.
Еще выстрел. С юга. Футов четыреста, не меньше. Ветер разнес гулкое эхо меж домов, напуганные брамины низко, протяжно заголосили, заметались в загоне. Вектис и Инкульта бросились в разные стороны, перемещались пригнувшись, рвано петляя по двору до ближайших укрытий. Стаций замер за стеной дома по другую сторону улицу, вслушался в простирающуюся впереди темноту и рысью бросился в обход здания. Очевидно, уже жалел о выборе амуниции для похода - боевой нож и неповоротливый двадцатифунтовый молот. Молот - хорошее оружие, оснащенное кинетическим поглотителем отдачи, но чего оно стоит против затаившихся где-то во тьме невидимых снайперов? Вульпес злорадно ухмыльнулся, вспоминая свое былое поражение в спарринге с холодным оружием – теперь центурион, наконец, должен освоить особенности боя с технологически превосходящим противником. Вегас - не юг, населенный полудикими племенными общинами.
Фрументарий укрылся за мусорным баком и вынул из кобуры автоматический пистолет, перевел на одиночные выстрелы. Тоже не идеальный вариант в навязанной перестрелке, ПП хорош в ближнем бою, но карабины и винтовки Инкульта находил слишком тяжелыми, да и не предусмотришь все варианты развития событий. Выкрутится, не впервой.
Еще выстрел, на этот раз пара ответных прогремела уже ближе: оставленные на страже легионеры вступили в контакт с противником. Вульпес выскользнул из-за контейнера и переместился к стене другого дома, приближаясь к месту перестрелки. Еще один рывок, и положение дел прояснилось: всего один стрелок на крыше низкой пристройки к мотелю. Два легионера медленно заходили с флангов, короткими перебежками перемещаясь по улице, поочередно прикрывая друг друга. Работали слаженно, неотступно выходя на оптимальную позицию. Стация и третьего солдата видно не было.
Инкульта приметил бетонную платформу, выступающую почти на человеческий рост над просевшей землей – руины древней автозаправки «Посейдон Энерджи». Дистанция от его текущего укрытия довольно длинная, по открытому пространству, но так он зайдет почти в тыл снайперу.
Вдох, выдох, снова глубокий вдох. Пытался безуспешно унять гулко бьющееся в груди сердце. Страшно. Кажется, что давно пора вытравить этот атавистический инстинкт, но страх все равно против воли накатывает волнами. Его можно трезво контролировать, но никуда не денешься против собственного взбунтовавшегося тела: щекочущее покалывание в желудке, мышцы ног будто вибрируют, а восприятие мгновенно обостряется до максимума. Каждая травинка, каждый камешек, каждое движение детально четкие, словно кто-то вывернул настройку резкости на экране проектора.
Кровь стучит в ушах, вспотевшие пальцы до боли сжимают рукоять пистолета.
Вульпес вычислил ритм перестрелки: в магазине снайпера пять патронов. Дождавшись, пока стрелок израсходует три, а солдат легиона высунется, чтобы прикрывать товарища, фрументарий выскользнул из укрытия и со всех ног бросился к бетонному помосту. Его люди не заметили передвижение, зато заметил высунувшийся снайпер…
Вспоров почву взрывом разлетевшихся камешков, пуля со свистом вошла в землю в считанных дюймах от ног Инкульты. Сердце подскочило, готовое выпрыгнуть сквозь ребра, но фрументарий не замедлил бег – казалось, ноги понесли его еще быстрее. Пятнадцать футов, десять… почему этот ублюдок не стреляет? У него в магазине остался еще один патрон, но винтовка все еще молчит…
В голове мужчины некстати проносились видения, как пуля уже вылетела из ствола, готовая в любой миг соприкоснуться с его телом. Свинцовый снаряд уже в воздухе прочерчивает стремительную, неумолимую траекторию на пересечении его пути. Звук выстрела он услышит позже, когда его грудь уже взорвется кровавым фонтаном. Пять футов, еще шаг…
Прыжок.
Пуля просвистела над головой, и Вульпес с цветастым матом шепотом возблагодарил Марса за подаренную секунду, спасшую ему жизнь. Распластавшись на земле, он проворно заполз за край постамента и привалился спиной к холодной бетонной стене, прерывисто дыша. Что-то мокрое и липкое расплылось на плече… Туника неприятно увлажнилась, прилипнув к телу.
Инкульта провел ладонью от бицепса до центра нагрудника и вновь выматерился, на этот раз поминая, преимущественно, безнравственность профлигатских животных и их детей. При падении фрументарий приземлился ровно в центр свежей браминьей лепешки, основательно размазав дерьмо по груди и животу.
Было бы безумием снимать изгаженный нагрудник посреди боя. Скривившись от бьющегося в ноздри запаха, Инкульта приподнялся над краем платформы и выстрелил несколько раз, как только голова снайпера показалась над краем крыши. Пули прошли слишком низко, у ПП на дальних дистанциях чрезмерно большой разброс.
Снайпер с охотничьим ружьем уже понял, что противник значительно превосходит числом, и теперь его пытаются окружить. Вульпес услышал грохот шифера, серая тень скользнула по верху пристройки и скрылась во внутреннем дворе мотеля.
Крик. Какая-то возня за сеткой ограды в скрытом от глаз углу. Еще один выстрел.
Солдаты выбрались из укрытий и, осторожно пригибаясь, бросились к забору. Инкульта выдрал пучок травы, наспех вытер рукав туники и броню, затем спешно выдвинулся следом.
Решетчатые ворота отеля распахнул Стаций, широко, напористо шагая с окровавленным молотом наперевес. Остановившись меж разъехавшись скрипучих створок ворот и опустив оружие, кулаком он небрежно утер со лба брызги крови. Мускулистый и мощный воин, гнев и ярость боя еще искажали жесткие черты его лица. С молота тягуче капала кровь, металл доспеха тусклыми бликами сверкал в лунном свете… античный бог войны во плоти…
Легионеры поспешили к своему центуриону.
- Мертв, - коротко бросил Вектис, ладонью вытирая обух молота от неприятного вида темной кашицы с белесыми вкраплениями осколков кости. Один из легионеров отправился на задний двор отеля осмотреть мертвого снайпера.
- Где Флавий? – спросил Стаций, ища глазами третьего легионера.
- Первым схватил пулю, - тихо ответил солдат, - вероятно, уже истек кровью. Я проверю.
Офицер согласно кивнул, отпуская воина, и тут же, поведя носом, мучительно скривился при виде подошедшего фрументария.
- Инкульта…
Вульпес стиснул челюсти и сжал кулаки, выдерживая заливистый хохот центуриона. Тот согнулся от смеха, размазывая по лицу выступившие слезы, смешивающиеся на его щеках с чужой кровью.
- Инкульта… ты атаковал брамина, пока мы окружали этого ублюдка? Причем, атаковал сзади? Или ты просто обделался от страха при первом же выстреле?
- Еще слово, и прольется кровь, Вектис, - тихо, сквозь зубы предупредил фрументарий.
- Да ты даже… - центурион внезапно одернул себя и изменившимся, абсолютно серьезным тоном произнес, задирая руки в защитном жесте: - Ладно… все, все. Только вытри дерьмо, а то от тебя разит, как из выгребной ямы.
Пусть на тренировочных мечах Стаций даст ему фору, но апперкот Инкульты еще во времена подростковых потасовок в спальне мог поставить зарвавшегося противника на место. Точнее, уложить. Ловкость и гибкость Вульпеса, с раннего детства закаленного в неравных уличных боях, были прекрасно знакомы его товарищу, а Стаций отнюдь не желал наживать себе врага. Тем более такого, как глава фрументариев.
К офицерам подошел легионер, сжимая в руках темную рваную тряпку. Сморщил нос, взглянув на Инкульту, но, к своей чести, промолчал.
- Берет первого разведбатальона, - произнес солдат, поднимая кусок ткани на уровень глаз. Стаций присвистнул. Легионер расправил берет, словно в подтверждение своих слов демонстрируя золотую кокарду.
- Эти суки хорошо потрепали наших четыре года назад, - покачал головой центурион.
- Плевать, - буркнул Инкульта. - Все завтрашнее утро хозяйка отеля будет отмывать его мозги со стены. Хотя я жалею, что мы не взяли ублюдка живым.
- Тебе мало рабыни, чтобы позабавиться? – вздернув бровь, переспросил Вектис. Фрументарий закатил глаза. Ожесточенно вырвав красный берет из рук легионера, он брезгливо отер плечо, затем нервными, быстрыми движениями очистил броню. Небрежно швырнув использованную тряпку на землю, Вульпес зашагал в сторону ранчо, к оставленным внутри солдатам.
Еще издали он заметил, что накинутая на уличный фонарь мешковина теперь полыхала, от вспыхнувшего огня уже занялась сухая трава перед домом.
- Уходим, - коротко приказал Инкульта. Даже он понимал, что лояльность жителей Новака к рыскающим по улицам легионерам куда умеренней, нежели терпимость к открытому огню, гуляющему по городу. Сталкиваться и выяснять приоритеты местных жителей, на время кровавой перестрелки вынужденно затаившихся в своих домах, легионерам не хотелось.
Подгоняя пинками связанную рабыню, отряд покинул Новак.

следующая глава

@темы: произвед, Fallout, Демоны на острие иглы

---

Нашла мыша

На пиратбее можно скачать пятую книгу ПЛиО. На английском, естессно, но я рискну это вочесть в оригинале.
Будете качать - не заглядывайте в комменты, ибо там жирные спойлеры, которые я хочу развидеть.
ссыль

@темы: нашел мыша - делись

---

Лолштоэтобыло?

Оно внезапно написалось.
Посвящается сочувствующим легиону, поскольку это жалостливая история про Силуса, подвергнутого жутким пыткам. НКР-ориентированные могут кинуть в автора тапком - я опускаю забрало и стойко жду мести.

Фандом: Fallout new vegas
Персонажи: Силус, курьер, лейтенант Бойд.
Рейтинг: пусть будет PG-13, т.к. пытки без графики.

Внеуставная жестокость.

лезть в подкатье и читать дальше

Они возненавидели друг друга с первого взгляда: он обозвал ее червяком, а она в ответ заехала в ему в челюсть так, что он едва не свалился со стула.
Она напоминала ему бешеного дутня. Он ей – когтя смерти. Тоже бешеного.
У нее были пепельно-серые волосы и огромные голубые глаза. У него смоляно-черные кудри и взгляд голодного хищника.
Как следует познакомились они только на вторые сутки, когда их затянувшийся за полночь разговор, перемежаемый взаимными угрозами и оскорблениями, начал затрагивать прочие темы, кроме карты оборонительных укреплений и расположения дивизий легиона. Ее звали Сара, его звали Силус.
Сара выпускала сизые струйки сигаретного дыма ему в лицо, Силус кашлял и матерился. Допрос продолжался – на этот раз про воспитание легионеров в подростковом возрасте, особенности быта в тренировочных казармах, а также исполняемые в узком кругу рекрутов похабные песенки про легата. Потом Силус пытался плюнуть ей в лицо, но неизменно попадал на сапоги: Сара все равно материлась, пока у легионера не закончилась слюна и окончательно не пересохло во рту. После Сара рассказывала о жизни в убежище, об использовании чудо-клея для срыва экзамена К.О.З.А., о ручном радтаракане Вольдемаре, и фальшиво напевала не менее похабные песенки про Смотрителя.
Наутро пришла лейтенант Бойд и застала обоих за оживленной беседой. Курьер заняла стул пленного легионера, пленный легионер сидел у ее ног и размахивал руками, оживленно что-то доказывая.
«Раскололся!», - екнуло сердце у лейтенанта, но подойдя ближе к камере и прислушавшись, Бойд услышала спор о преимуществах использования динамита в сравнении с пластидом в целях подрыва дамбы Гувера. Офицер НКР удовлетворенно хмыкнула, решив не мешать вытягивать Саре информацию о планах легиона. Завтрак в камеру им принесли для двоих.
Ему – несоленую кукурузную кашу, ей – стейк из брамина. Сара не любила мясо, Силус не любил кукурузу, но аппетит у обоих был отменный - к тому же чужая порция всегда вкуснее.
После удовлетворения примальных природных потребностей сытый легионер заметил, что для бешеного дутня у девушки слишком выразительные глаза. Пользуясь моментом, курьер снова его побила, на этот раз отлупив по уху. Центурион храбро закрывался локтями и уворачивался, катаясь по полу, но Сара все равно его настигла и свершила правосудие. Заглянувшая на шум Бойд, обеспокоенная, что наемный дознаватель не выходит из камеры уже второй день, при виде этой сцены решила вновь не прерывать процесс допроса и оставила буйствующего в кровавой ярости курьера и несговорчивого пленника в покое.
Потом легионер мечтал вслух, как Цезарь захватит МакКарран, а он нацепит рабский ошейник на Бойд. За это курьеру вновь пришлось его побить, на этот раз по коленке и не больно, потому что силы ее совсем закончились. Однако изложить все свои фантазии о покорении лагеря НКР и справедливом возмездии Силусу так и не удалось, поскольку его единственная слушательница заснула на полу, а сам легионер, недолго думая, подкатился ей под теплый бок и тоже провалился в сон. Ему нужна была трезвая голова, ибо допрос предстоял еще долгий и мучительный, но Силус втайне годился, что так и не выдал все секреты легиона. Ну, некоторую часть из них, по крайней мере, он точно не выдал.
Проснулась Сара в крепких мужских объятиях, не сразу сообразив, где находится. Бить легионера спросонья было откровенно лень. Подперев голову рукой и растормошив тихо похрапывающего Силуса за плечо, курьер продолжила допрос. Подниматься на ноги тоже совершенно не хотелось, посему курьер приняла решение вести дознание, лежа на полу.
После дежурных безрезультатных вопрошений о планах атаки легиона, количестве солдат и расположении основных ударных укреплений, курьер вновь перешла к более интересным темам. Мечтательно глядя в потолок, Силус рассказывал Саре о климате южной Аризоны, а потом она научила легионера курить сигареты.
Ближе к ночи сменился часовой, и Сара выпросила у парня колоду карт, затеяв с пленником игру в караваны. Проигравший должен был выдать военную тайну, но эта стратегия довольно быстро обоим наскучила, поскольку за дефицитом всех выданных военных тайн Силус начал делиться с курьером сокровенной инсайдерской информацией о тщательно скрываемой привычке Цезаря ковырять в носу. Вскоре Сара обладала бесценными для разведки данными, что глава преторианцев и командир артиллерии легиона Луций любит подкладывать петарды в браминье дерьмо, легат Ланий приносит в жертву Марсу белок, а в палатке Вульпеса Инкульты по ночам горит терминал, доносится стрельба и взрывы, а сам глава фрументариев при этом загадочно на кого-то матерится вполголоса. Увы, в караваны курьер играла слишком хорошо, поэтому вскоре вместо повествований о некстати закончившихся секретах легиона, Силусу пришлось снимать портупею, а за ней нагрудник, а потом тунику…
Часовой давно заснул, а потому игра с переменным успехом продолжалась до рассвета.
В следующий свой визит Бойд застала их в недвусмысленной позе. «Ох и влетит мне, если это дойдет до начальства!» - с ужасом подумала побледневшая лейтенант, наблюдая за ритмичными движениями двух сплетенных тел на полу камеры. Курьер оказалась жестока - воистину зверь - полностью соответствуя своей репутации, поскольку применять сексуальное насилие к военнопленным выглядело еще безжалостней, нежели регулярное избиение. Закусив губу, пленник беспомощно стонал под властно оседлавшей его женщиной, а лейтенант решила не вмешиваться: пускай эта легионерская мразь поймет, что значит унижение! Не в силах выдержать бьющую по нервам сцену жестокого изнасилования, лейтенант поскорей ушла от комнаты допросов.
Наутро Бойд не обнаружила в камере ни пленника, ни дознавателя, зато наткнулась на остывший труп раздетого догола уборщика с простреленной головой. «Она не остановится не перед чем!» - угрюмо подумала лейтенант, хмуря густые брови. – «Но убить республиканца ради устрашения военнопленного – это уже перебор».
К вечеру Силус и Сара в камеру так и не вернулись: вероятно, курьер увела заключенного к местам свершенных им против НКР преступлений, надеясь, что так он вспомнит больше. Тяжело вздохнув, лейтенант Кэрри Бойд отправилась писать отчет для полковника Шу. Эта брутальная и беспринципная женщина, курьер, вызывала у лейтенанта немое уважение и даже трепет – так жестоко с пленными на ее памяти не обращался никто.

@темы: произвед, Fallout

---

Фейспалмное

После прочтения заявок на фест по ПЛиО я все больше придерживаюсь позиции Мартина =\
В общей сложности реально не более 5 заявок, которые можно посчитать просто адекватными (и все они, как ни странно, с дженом). И еще я поняла - по этому фандому меня тянет только на missing scenes, но никак не на безудержный фантазийный произвол типа пейрингов Визерис/Джейме.

@настроение:

@темы: вселенское зло

---

Рассуждения над говноартом

Да, это Вульпес и курьер. Автора не называю из политкорректности. Обоснуи ниже.



Мэд:Почему они едят кетчуп на пару?
Я: через трубочку причем
Мэд: Ну если они дошли до того, чтобы есть кетчуп, то то, что они едят его через соломинку - уже маловажно
Меня еще смущает мысль, куда они дели руки!
Я: кстати, походу они в тюрьме, судя по решетке на окне

а руки им отрубили при допросе

потому и едят через трубочку
Мэд:Причем в какой-то крутеццкой островной, судя по морским пейзажам
Я: Алькатрас
это какой-то массонский символ - моск без извилин, оседлавший треугольник?
Мэд: ОМГ! все намного более серьезно, чем я мог себе представить

Я: кстати, заметь, какое на их лицах проступает отчаяние

тюремное заключение определенно сломило их дух
Мэд: У ГГ выражение "ща блевану"

На кетчуп она смотрит осоловевшим взором

Я: это входит в часть стратегии пыток

Мэд: У Вульпеса (я все еще не могу поверить что это патлатый вьюнош Вульпес) отчаянно делает знаки "Не блюй на меняяя, ноооу"

Я: хотя вероятно, она уже сблевала под стол

@темы: hurm...

---

ПЧи

 Чарльз Бровьер, велкам в мой тараканник! Сколько фандомов-то общих, ешкин кот! *___*
Вот мущщина вам в виде приветственного дара )



З.Ы.: если что - обращение предпочитаю на "ты"

@настроение: внизапное!

@темы: ПЧи

---

Сны - такие сны

Кстати, сегодня под утро пригрезилось, что Сандор Клиган и Манс Налетчик разгуливали голыми по тенистой, заросшей липами улице какого-то польского городка.И глядя на их голые задницы им в след, я все думала, что у Манса плавная походка, а у Сандора более резкая и дерганая. Мдя... После пробуждения отчаянно пыталась доснить проду (хотя бы про Сандора), но увы... Еще из фандомных снов на днях привиделось, как я играла в карты с Ланием и мы компанейски так, понимающе и дружески ржали *лицопальма*

@настроение: удивленное

@темы: шиза

---

Вдогонку к выложенной главе

Небольшой географический экскурс в места обитания Инкульты.
Вообще юг Юты представляет из себя пустыню. Там ничерта нет, один город на сотню миль, а вокруг дикая природа. Поэтому жить там особо негде, просто пустая дыра без какого-либо намека на инфраструктуру.
Еще крайне непонятны захватнические планы легиона в этом регионе, поскольку завоевывать там нечего, кроме песка.
Цезарь и Грэхем после создания легиона стали расширять владения на юг и восток. Примерное место их встречи с племенем черноногов и основания легиона - это Таба Сити на карте (плюс-минус многа км, естессно). На север и запад они совались вяло: ни Цезарь, ни легат явно не тяготели возвращаться в родные пенаты. Но...

карта местности и читать еще многабукав

В некоторых источниках легион захватил окраины Солт-Лейк Сити к середине 50-х годов (мормонов не трогали, видимо та же мотивация, что и у оставленных в покое Цезарем Последователей). По другим данным из Honest Hearts мормоны как торчали в изоляции, так и торчат и легион туда не добрался. Эта версия более вероятна, хотя бы исходя из истории диких племен Зиона (куда Грэхем заходил с легионом быстрым маршем в конце 60-х, но так никого и не завоевал, и легион вернулся на юг после быстрой разведки) и зона Глен Каньона, где опять-таки по данным Honest Hearts обитают совсем девственно-нетронутые аборигены. В таком случае, остается юго-восток Юты - пустой корявый кружок на карте, где могло обитать захваченное легионом племя Вульпеса.
А на этом месте находится достопамятная Долина Монументов - крайне привычный пейзаж для вестернов. Кроме этих скал посреди равнины смотреть там не на что. И я вот о чем подумала... не могло ли это отдаленное место, где дефолтно нечего бомбить, стать убежищем-хранилищем культурных ценностей? Это могло бы объяснить пофигизм Волт-Тека на его обитателей, которым даже гекка не дали, но зато обеспечили туевой хучей разнообразной духовной пищи, которая как в сейфе там ждала грядущие поколения.
Ну и в заключение рисовальный шыдевр по мотивам фика, выполненнный в духе художественного дебилизма минимализма. Та самая Долина Монументов.

i063.radikal.ru/1107/6d/dfe5816add73.jpg

@настроение: задумчивое

@темы: мысли вслух, Fallout

---

Демоны на острие иглы. Глава 10.

Демоны на острие иглы
Автор: Rina
Фандом: Fallout New Vegas
Персонажи: жКурьер, Вульпес Инкульта
Жанр: AU
Размер: макси
Статус: в работе
предыдущая глава здесь

От автора: эта глава все еще охрененно мне не нравится своей сыростью. Соббсно она представляет собой сборище обоснуев на некоторые показатели гекка (которые, как я убедилась не далее как вчера, довольно безалаберно взяты с потолка). Но энивей какая-то логика наличествует, а некоторые пояснения пойдут отдельным постом. Поэтому здесь мне очень нужна оценка верибельности событий.


Глава 10.
Яркие картинки.

Племя вышло из убежища более сорока лет назад. Небольшой поселок быстро разросся на развалинах городка неподалеку от входа в родное подземелье, почти полтора века служившее домом не одному поколению людей. Хижины рассеялись по низине от самых ворот-шестеренок, облепив окрестные холмы на сотни футов вокруг. На постройку шел битый кирпич и проржавевшие до хрупкого, пористого сита листы металла. Крошечные аккуратные фермы окружали эти кособокие, шаткие лачуги.
Люди постепенно отвыкали от тесных комнат-пеналов своего прежнего дома, новые поколения, уже родившиеся на поверхности, редко спускались в узкие коридоры убежища, предпочитая солнечный свет и простор дикой степи. Племя возделывало землю, но засушливая почва откликалась на человеческий пот и труд неохотно и капризно, давая скудные, редкие урожаи. Охотники приносили жесткое мясо гекко, становящееся съедобным лишь после третьей варки. Намного реже удавалось добыть кротокрысов, и это событие становилось настоящим праздником – из-за многочисленных хищников популяция зверьков оставалась крайне низка и до выхода племени на поверхность.
Южная Юта – пустынная, бесплодная, однородная, словно ровный лист выгоревшей бумаги. Суровая, раскаленная солнцем земля, выживание на которой становилось настоящим искусством. Жили впроголодь: урожаи полностью зависели от редких живительных дождей, а ловля животных всегда была сопряжена с большой опасностью. Много сильных мужчин, добытчиков, погибало от острых когтей и зубов хищников.
От отца Эрвину достался цепкий, практичный, расчетливый ум, от матери – неугомонное любопытство и ярко-голубые глаза. Широко распахнутые, светлые, словно полуденное небо над пустыней – втайне он радовался, что от матери по наследству ему досталось столь немногое.
Как и прочие дети поселка, большую часть времени Эрвин был предоставлен самому себе: чумазая малышня с визгом носилась днями напролет по пыльной площади перед колодцем. За частокол не выберешься, с чужих огородов шумных, вечно голодных вредителей непременно погонят, а отвлекать взрослых во время работы себе дороже – заставят полоть колючие сорняки или, еще того хуже, разгонять на жаре мух, чтобы не отложили личинки внутрь развешанных на солнцепеке ломтей остропахнущего вяленого мяса.
В деревне немного развлечений: игры в охотников на гекко, ловля блестящих жуков, еще можно девчонок дразнить или рисовать красным кирпичом на покосившихся стенах хижин – но сильно попадет, если застукают за этим делом. Отец промышлял охотой на гекко, мать сажала семена в рыже-желтую почву – сухую, крошащуюся в пальцах, больше напоминающую ржавую пыль. Иногда отец брал Эрвина в заброшенное убежище - каждый поход под землю становился настоящим праздником, посещением волшебного мира, не перестающего удивлять и ребенка, и самого отца. Комната отдыха на третьем уровне хранила немало чудесных вещей, оставшихся от былых времен. Длинные трубки под потолком источали ненавязчивый свет, не похожий ни на слепящие лучи солнца, ни на дрожащее освещение масляной лампы. Эрвин смотрел во все глаза на загадочные диковинки, воображая, каково это - постоянно жить в подобном месте?
Тихо гудящий робот, обращенный сенсорами в угол, скрипучим баритоном с готовностью приветствовал входящих и услужливо предлагал прохладительные напитки или помощь в выборе кинолент. Еще в те времена, когда отец Эрвина сам был ребенком, робот стоял в углу неподвижно: не мог пошевелить даже щупом и развернуться в сторону входа, но, тем не менее, исправно продолжал проигрывать свое монотонное приветствие, издали завидев людей.
В центре комнаты находился светящийся аппарат, при включении издающий тихий шелестящий треск, словно разъяренный богомол. На столе размещалась пара мертвых терминалов с мутно-зелеными потухшими экранами – по словам отца, в них хранилась мудрость многих поколений, но Эрвин с трудом представлял, как столько умных людей могло поместиться в эти с виду небольшие коробки. В любом случае, терминалы не работали, и мальчик не очень-то интересовался их содержимым – он предпочитал книги: две стены от пола до потолка закрывали полки с разнообразной литературой. Книги здесь были собраны на любой вкус, но самые привлекательные стояли внизу – с яркими, красочными картинками.
Рыжий песчаник, желтая трава, голубой купол неба – другие оттенки редко встретишь на пустоши, но иллюстрации книг поражали воображение мальчика разнообразием насыщенных цветов. Таких красок он никогда не видел в реальной жизни… наверное, потому книги не дозволялось выносить из убежища, забирать в свою хижину: сокровища должны оставаться в хранилище, в обычной жизни им места нет.
Мальчик любил смотреть динамичные, живые картинки на громко трещащем проекторе – отец называл их «фильмами». Странные и по большей части непонятные, нелепые истории про людей из другого мира; Эрвин не старался уловить смысл, ему нравились удивительные чужаки и их иная, выдуманная реальность. Его отец предпочитал включать голозаписи с непонятным, расплывчатым сюжетом, где люди по большей части пели и танцевали. Громкие, мелодичные, непривычные уху звуки: музыка - балет и водевиль, оперетты и мюзиклы. Разукрашенная пышная одежда, плавные, изящные движения под сладко сжимающий душу мотив… Странные люди на экране проектора скользили в грациозном танце, а Эрвин не понимал, почему отцу нравится наблюдать пусть вычурно-роскошные, но однообразные сцены почти без смены декораций. Надрывно-страстный танго и воздушный, нежный вальс, чопорный полонез и зажигательный свинг. Мальчик и сам пытался повторять, заметив, что это веселит отца, но у ребенка плохо получалось, да и эти записи быстро надоедали ему. Красиво, но чересчур скучно: яркие, полные активной смены действий киноленты с боями и преследованиями в незнакомых постройках, насыщенный быт и грандиозные зрелища глобальных разрушений куда больше увлекали ребенка.
Потом все изменилось. На пустошах взрослеют рано: детство промелькнуло быстро, не успев толком начаться. Эрвину едва исполнилось шесть, когда беззаботное существование резко оборвалось: однажды отец не вернулся с охоты на гекко. Тогда лишившаяся кормильца семья узнала, что значит настоящий голод.
Мать работала на небольшом огороде, сын помогал: детские игры закончились. Со старшими мальчишками он ставил силки на пещерных крыс, бродил по окрестностям деревни в поисках съедобных плодов, которые не успели обнаружить другие дети или дикие животные. Вооруженный лишь плохоньким самодельным копьем, Эрвин избегал встреч с хищниками, скрываясь или убегая от подстерегающих на каждом шагу опасностей дикой степи. Но койоты, скорпионы и богомолы были не единственной проблемой - нередко добычу мальчика отнимали у самого входа в деревню более сильные, рослые подростки.
Затянувшаяся засуха выжгла серую землю до сухой хрупкой пыли, после второго подряд неурожая женщина отчаялась вымолить воздаяние у едва проклевывающихся и тут же засыхающих буро-коричневых ростков. Еды не хватало для двоих, и мальчик быстро осознал всю тяжесть положения, когда от принесенной им в дом пищи даже ему самому порой не перепадало куска.
Продолжительная засуха сорвала трапперов с привычных ареалов, заставив их переместиться на север, ближе к деревне, где колодезная питьевая вода имелась в изобилии. Группа предприимчивых торговцев шкурами основала в поселке перевалочный пункт на Глен Каньон. Сами жители деревни видели в трапперах не только дополнительных защитников, но и неожиданный источник дохода, жизнь общины изменилась в лучшую сторону – для всех, кроме Эрвина.
В появлении чужаков мать углядела для себя шанс, готовая на многое ради выживания. Со временем в доме начали появляться не только крышки и еда, но и новые мужчины. Ее последний любовник стал постоянным, когда выяснилось, что женщина беременна.
Немногословный суровый траппер сверх всякой меры потреблял крепкий кактусовый самогон. С его появлением в семье вновь появились деньги, но каждое возвращение названного отца домой превращалось для Эрвина в кошмар. Вероятно, мужчина все же по-своему любил супругу, но на ее ребенка это чувство определенно не распространялось. Поначалу траппер предпочитал просто не замечать чужого сына, но со временем конфликтов избежать стало невозможно. Мужчина мнил себя единственным хозяином дома, требуя безусловного подчинения, что вызывало удивленный протест у молчаливого мальчишки, привыкшего к совсем иным отношениям в рамках семьи. Впрочем, Эрвин вскоре приспособился существовать неприметной тенью ровно до тех пор, пока дело не доходило до пользования общими вещами – в этих случаях ребенок предпочитал не попадаться на глаза, иначе за любую оплошность следовало наказание. Все чаще новый отец поднимал руку на мальчика безо всякого повода, лишь бы выместить недовольство, разбитость от похмелья или просто плохое настроение.
Траппер не желал кормить лишний рот, считая приемыша достаточно взрослым, чтобы самостоятельно обеспечивать себя. Мать под его давлением тоже постепенно перестала замечать сына – от страха перед мужем или же из солидарности с ним. Маленькая сестренка Эрвина отнимала много внимания, тяжелая работа и уход за крошечным младенцем истощали все силы женщины - на второго ребенка у матери просто не хватало времени.
В десять лет тощий, низкорослый, нескладный мальчишка выглядел года на три младше своего истинного возраста. Голубые глаза на узком лице сверкали озлобленной, диковатой подозрительностью, а еще постоянным, неукротимым голодом. Предоставленный самому себе, он воровал еду у соседей, ставил силки; порой для него находилась работа у других соплеменников – Эрвин кое-как помогал с домашним хозяйством, и сердобольные люди подкармливали чужого ребенка. Группа охотников пыталась пару раз взять его с собой, чтобы сызмальства приучать к делу трапперов – благая задумка потерпела сокрушительное поражение: мальчик боялся гекко. До паники, до слез, до истерик – смерть отца не прошла для Эрвина даром.
Прочие дети, под влиянием старших, недолюбливали беспризорного сорванца, регулярно совершавшего мелкие набеги на чужие огороды. Щуплый, хмурый мальчишка не всегда мог ответить на обиды и оскорбления, противостоять сплоченной ватаге сильных сверстников. Все чаще он предпочитал попросту избегать конфликтов, скрываясь от общества.
Со временем Эрвин перестал появляться в своем прежнем доме, ничего более не связывало его с семьей. Новое пристанище он обрел в недрах заброшенного убежища – там изгой племени нашел себе компанию: старый сумасшедший Сэм, постоянно тихо бормочущий проклятия себе под нос.
По большей части племя отказалось от использования довоенной техники – фермеры и охотники не испытывают нужды в сложной аппаратуре, но изредка старому Сэму доводилось чинить оружие в обмен на тарелку горячей еды. Отшельник выходил на поверхность только по ночам: копался в отбросах, забирал объедки у деревенских псов. Тощий, со спутанным клоком грязных, пепельно-седых волос и беспокойными, бегающими глазами; его белесая, бледная кожа месяцами не видела солнца. Все свое время изгой проводил на нижних уровнях подземелья, копаясь в старой технике, и лишь немногие знали причины его одержимости.
Эрвин нашел с ним контакт не сразу. Когда-то давно, еще в прошлой, счастливой и беззаботной жизни, где отец еще был жив, а мысли о пище не заполняли неотступно все его существование, мальчику казалась настоящим раем комната отдыха убежища. Теперь, предоставленный лишь самому себе, он смог в полной мере наслаждаться сокровищницей утерянной цивилизации: эскапизм в иные, лучшие миры, к чудесам довоенной истории помогал мальчику выжить в реальности. Красивые иллюзии позволяли заглушить непрекращающуюся ни на секунду резь в желудке; иногда у Эрвина едва хватало сил оторваться от проектора и своих книг, и отправиться на поиски пищи. Если бы не эта невыносимая, усиливающаяся боль внутри, он предпочел бы умереть прямо здесь, в чужой, красивой мечте древних сказок.
Тронувшийся умом отшельник обнаружил ребенка не скоро – узкие коридоры пронзали землю путаной многоуровневой сетью, где двое запросто могут разминуться, долгие месяцы даже не подозревая о присутствии друг друга. Любопытный мальчишка однажды забрел на нижний уровень, где находилась мастерская изгоя.
Эрвин и ранее был наслышан по рассказам старейшины о древнем аппарате в столовой убежища, выдающем пищу в любых количествах. После краткого знакомства с механиком мальчик стал столь же одержим захватившей разум старика идеей – починить волшебную машину, из-за поломки которой племени некогда пришлось покинуть свой подземный дом.
Во время пожара почти полвека назад произошло короткое замыкание. В столовой оплавилась проводка - старые, многократно перелатанные механизмы не выдержали перегрузки. Репликатор перестал производить еду, и людям пришлось вскрыть тяжелые шестерни замурованного входа, встретиться лицом к лицу с внешним миром, со всеми трудностями и опасностями жизни на поверхности. Убежище изначально не было снабжено материалами и инвентарем для первопоселенцев; ныне бесполезные ветвистые катакомбы так и остались пустовать немым напоминанием о ненадежности и ограниченности техники. Старожилы, еще помнящие свое детство в узких стенах, отнюдь не стремились знакомить молодежь с провальными и бесполезными инструментами былой цивилизации. Величайшие достижения человеческой культуры, собранные в убежище, не смогли спасти от смерти больше половины первопоселенцев, сорок лет назад выбравшихся из изоляции на поверхность.
Сэм придерживался иного мнения о наследии убежища - старик уже давно обосновался в пустующих катакомбах, используя технические знания для поддержания систем жизнеобеспечения. Эрвин не знал, жил ли старик здесь ребенком еще до исхода племени наверх, или же пришел из иных мест, из другого убежища – он был слишком мал, чтобы помнить появление старого механика, а его новый друг редко бывал в настроении обмолвиться с мальчишкой парой слов, не относящихся к волнующему его делу.
Тоже увлеченный мечтой, полностью захватившей полубезумного изгоя, Эрвин вместе со стариком долгие часы проводил возле пищевого аппарата, вникая в его устройство. Репликатор представлял собой хранилище порошкообразной смеси, рассчитанное на обеспечение пищей жителей убежища в течение двух столетий. Резервуары с порошком были надежно замурованы, апломбированы – стандартный предохранитель, делающий любое вторжение извне недоступным. Система, выдающая дозированные порции, вышла из строя, ее дублирующая цепь тоже – отныне неизрасходованные запасы еды, способные кормить племя еще на протяжении полувека, были недосягаемы из-за досадной технической поломки.
Замена перегоревшей платы могла исправить положение. Сэм объяснял ученику принципы работы механизмов, знакомил со сложной электроникой. Множество книг и пособий просмотрено, множество часов потрачено на починку деталей и сборку диагностических приборов. Пальцы тощего, бледного мальчишки покрывали ожоги от паяльника и пролитой кислоты, брови полгода не могли отрасти после пожара, нечаянно устроенного в импровизированной лаборатории. Другие жители деревни попустительски относились к подобным экспериментам, ни на секунду не веря, что сумасшедший старик и ребенок могут чего-либо достичь. Только бы не сожгли убежище вместе с поселком, а в остальном пускай забавляются, лишь бы держались от чужих огородов подальше.
Мальчик изменился, живя в добровольной изоляции; месяцами мог не перекинуться ни единым словом с прочими людьми, помимо своего наставника. Лишь техника и книги занимали его – ночью выбирался проверить ловушки, добыть еду, остальное время проводил внизу, в убежище. Как и его учитель, долгое время не видел солнечного света, но подобный образ жизни ничуть не заботил мальчика – о возвращении в свой прежний дом он вспоминал со страхом.
Эрвин вскоре осознал, что некоторые восстановленные приборы сами по себе довольно ценны. По законам племени из убежища запрещалось выносить любые предметы, но кто станет неотступно следить за сорванцом, вечно снующим между подземельем и поверхностью? Вести торговлю с редкими караванщиками, чьи маршруты порой затрагивали лежащую на отшибе деревню, представлялось слишком опасно – велик шанс, что в племени узнают о сделке. Иногда Эрвин предпринимал затяжные походу к 163-му шоссе, чтобы выследить проходящий караван и обменять детали на еду. Дважды его обманывали при сделке, отбирая все – оставляли жизнь, и на том спасибо.
Позже мальчик уже не позволял провести себя так просто, в его истории появился новый элемент: отряд мародеров, разбивший лагерь «буквально за соседним холмом», а довоенные технологии, которые ребенок продавал за бесценок, якобы стащенные тайком от старших, лишь укрепляли веру караванщиков в выдуманную легенду. Впрочем, не всегда дела шли гладко - однажды он напоролся на работорговцев; в тот раз Эрвину едва удалось сбежать прежде, чем разведчик вооруженного отряда обнаружил, что ребенок здесь один и без защиты. Все же Эрвин наладил контакт с торговым караваном мормонов: молодой, предприимчивый делец с севера разумно посчитал, что от такого поставщика будет больше пользы в долгосрочном сотрудничестве.
Реставрация пищевого процессора, тем временем, сдвинулась с мертвой точки. После восстановления большей части системы обнаружилось, что ни один разобранный механизм в убежище не содержал нужных деталей для замены или сборки аналога вышедшего из строя репликатора. Не хватало лишь одного сегмента перегоревшего процессора: крошечного, но уникального, поскольку в условиях домашней мастерской заводские детали оказалось невозможно воспроизвести. Как собрать второй такой же процессор, старый Сэм теоретически знал, но ничего не мог поделать из-за отсутствия оборудования и материалов.
Когда Эрвину исполнилось тринадцать, его наставник подобрался как никогда близко к исполнению заветной мечты: караванщик, с которым поддерживал контакт мальчишка, наконец-то обнаружил в другом, отдаленном убежище нужные детали от репликатора и пообещал доставить товар в самое ближайшее время. Перед исследователями открывались новые перспективы…
Старик умер, не дожив всего четыре дня до обещанного срока поставки. Эрвин растерялся, неожиданно вновь оставшись в полном одиночестве. Потеря единственного близкого человека не испугала ребенка, но оставила глубокую рану в душе – снова брошен, снова не нужен ни единому человеку на свете.
Он похоронил старика у входа в убежище, выкопав неглубокую могилу в каменистой бурой земле. Слез не было: после смерти отца он перестал плакать - казалось, навсегда. Взрослым плакать не положено.
Впрочем, вера в незаконченное дело не позволяла Эрвину сдаться, впасть в бездеятельную тоску, когда заветная цель оказалась на расстоянии вытянутой ладони. Он не имел права предавать мечту своего наставника.
Однако в обозначенный срок караван с обещанными деталями так и не пришел.
И через сутки тоже.
И через двое…
Мальчик прождал на 163-м шоссе еще долго, вглядываясь в мутную, размытую от кипящего воздуха линию горизонта. Когда воды во фляге оставалось лишь на обратный путь, ребенок вернулся в убежище. Черная полоса продолжалась, но Эрвин и не подозревал, что это лишь самый ее краешек, самое начало.
Несколько дней он провел в одиночестве, пытаясь однообразной работой выбить мрачные мысли из головы. Караван мог задержаться в пути – он вернется в следующем месяце в положенный срок, остается лишь ждать. Пока можно перепаять сенсорный модуль у робота в комнате отдыха и зарядить пару батарей на продажу…
Вскоре все честолюбивые планы пошли крахом, когда к убежищу 32 кроваво-красным неукротимым валом подкатился рубеж границ легиона. Хмурые трапперы лишь посмеялись над парламентером, отослав прочь «мужика в юбке» - непростительная ошибка, за которую последовала незамедлительная расплата.
Эрвин видел построение ровного алого квадрата на дальнем холме, видел, как две сотни солдат вошли в поселок; вел их темноволосый мужчина в легком бронежилете без единой царапины на матово-черной поверхности кевлара. Он не отдавал команды из арьергарда, а ворвался в деревню одним из первых, сражался яростно и ожесточенно. Казалось, лидер этих странных людей неуязвим, словно заговорен от пуль.
Не сражение: бойня, непродолжительная и жестокая. Деревня сопротивлялась слабо, горстка трапперов не могла противостоять натренированной, хорошо обученной и основательно вооруженной манипуле. За считанные минуты захватчики заняли поселок. Дети и женщины предназначались в рабство, остальные пять с лишним десятков обитателей долины хладнокровно и бескомпромиссно убиты в наказание за сопротивление.
Эрвина нашли позже, когда резня на улицах поселка уже подошла к концу. Два ощерившихся пса терзали чье-то распростертое тело в буро-красной мокрой пыли, плакали навзрыд сбившихся в кучку молодые девушки – этим не причинили вреда, чего нельзя было сказать о старших женщинах, безжалостно убитых после того, как солдаты попользовались ими. Сгрудившись на площади у колодца, испуганно ревела в голос стайка мальчишек - все от шести до одиннадцати лет.
Рыжий огонь вяло пробивался сквозь щели проржавевших стен хижин, дым поднимался в предзакатное небо, а молчаливые мужчины в карминово-алых туниках замерли ровным, стройным рядом посреди деревенской площади. Бронза нагрудных пластин ослепительно сверкала в отблесках пламени.
Эрвин не сожалел о гибели соплеменников; мальчик сам направился к захватчикам, не дожидаясь, пока его поймают возле выхода на поверхность или, еще того хуже, замуруют дверь в убежище вместе с ним внутри. Ноги словно ватные ступали по мокрому от крови песку, Эрвин старался не поднимать глаз и не смотреть по сторонам. Ноздри резал смешанный до неразделимой однородности запах крови и раскалившегося металла; огонь трещал, дышал жаром, опаляя и стягивая открытую кожу. Шаг… Еще шаг… Непослушные ноги едва передвигались.
Мужчина в темном бронежилете равнодушно покосился на ребенка – тонкая сутулая фигурка, медленно бредущая, словно во сне, по центру полыхающей деревенской улицы. Ветер вздымал пыль клубами, все сильнее раздувал пламя, а зарево бушующего огня сливалось с желто-багровым закатом. Мальчик послушно прошел к группе сжавшихся возле колодца ровесников, так и не подняв глаз. Лишь перед тем, как опуститься на землю, он бросил быстрый, внимательный взгляд на лидера захватчиков – тот наблюдал за ребенком, и Эрвин поспешно, испуганно потупил взор. Темноволосый мужчина закатал рукава посеревшей от копоти рубашки и прокричал команду к отходу.

Изможденный вид и тщедушное телосложение сыграли ребенку на руку, вместе с младшими детьми Эрвин оказался воспитанником матерей легиона. Он пережил первичный отбор, когда постоянно плачущих, зовущих родителей мальчиков безвозвратно уводили из общей спальни – позже их никто не видел. Через несколько месяцев начались утомительные тренировки, медленно перетекшие в настоящую борьбу за выживание: синяки, вывихи и ссадины вообще не сходили с тела.
Никто не спрашивал об истинном возрасте Эрвина – так худой и хрупкий мальчик оказался в обществе ребятишек, которые были младше его на год-два, и там, где он не мог выделиться силой, ребенок брал превосходящим интеллектом: такое положение вещей быстро вошло у него в привычку. Цель стояла одна: пройти годы тренировок и выжить. И Эрвин не был неблагодарным учеником, отнюдь – как никто другой мальчик быстро влился в новое окружение, словно губка впитывая новую философию, принимая иной образ жизни. Постоянное чувство голода, наконец, прекратило преследовать его - долгое время ничего другого от жизни он не хотел.
Прошлое осталось в прошлом – не о чем сожалеть, не о ком вспоминать. Жестокое, но справедливое общество приняло его на равных, наконец-то позволив почувствовать единство с социумом: мальчик больше не ощущал себя чужаком. Ему дали не просто крышу над головой, пищу, внимание и заботу – у него появилась цель в жизни.
Лишь изредка красивые картинки довоенных книг тревожили его в мутных, беспокойных снах. Но со временем все реже и реже…



ссылка на обсуждение, почему именно это имя было выбрано для Вульпеса
следующая глава

@настроение: крайне недовольное

@темы: произвед, Fallout, Демоны на острие иглы

---

Сперто

Когда проходишь мимо парня, который тебе нравится.. Думаешь, что это выглядит так


А на самом деле так:

@настроение: бессмысленное

@темы: хе-хе

---

Пааааника в селе!!! Паника!!!

Пост в дневе  Oxxra заставил мну кое-что проверить, и мой мир канона фаллаута с грохотом рухнул нах. Вдребезги.
Цезарю по вики 55, по гекку полташ. Ну ладно, это еще прокатывает, плюс-минус пару лет погоды не делают, но дальше круче.
Аркадию 35, в гекке 26.
Буну 26, в гекке - тадаммм... 15!
А теперь вопрос на миллион долларов: я тупое, доверчивое создание, продолжающее считать, что Вульпесу 20 лет, в то время как моя жепь чует, что там около 27, не меньше?!!!
Сейчас сижу, как веником пришибленная, и не знаю, как жить дальше... Хуже было только когда я обнаружила, что в легионе не практикуют гомосексуальные связи, а безжалостно истребляют ахтунгов. Как подумаю, сколько всего переосмыслить нужно с новых позиций... пойду убьюсь што ле.

@темы: вселенское зло, Fallout

---

Омфг, шоковая лицо-пальма

Я вижу некоторые недостатки у "Демонов" (но пока о них никто не заявлял, потому я и сама рыпаться не буду - авось не заметят )), но вот в отсутствии ЮМОРА этот фик еще никто не обвинял. Люди хотят от этого произведа петросянства и жалуются на излишний драматизм. =\ Гошпади, гошпади, я сейчас как Джош: то ли ржать, то ли плакать, то ли им морду бить, то ли самой об стену убиться. Я люблю критику, но иногда она вгоняет меня в тупик.

@настроение: мдя...

@темы: фиконаписательное

---

Внизапный фик

Я коммандер Шепард и ответственно заявляю, что это первый в русскоязычном фандоме фанфик про Джоша Грэхема.

Люцифер.

Автор: Rina
Фандом: Fallout New Vegas
Персонажи: Цезарь, Джошуа Грэхем
Аннотация: приквел о младых годах и становлении легиона.

Вечно встрепанные светлые локоны до плеч и мягкая, теплая улыбка делают его похожим на ангела. Терпение у него тоже ангельское… этакий херувимчик. Даже если очередной царек дикого племени начинает бросаться оскорблениями и угрозами, он лишь складывает губы в сдержанной, мирной улыбке, а затем выдает свое короткое, раздраженное: «Убейте его». Ему наплевать – он сохраняет спокойствие, даже если жертву казнят прямо перед ним, а потоки крови заливают весь пол палатки, стекая к его ногам; временами мне кажется, что неторопливая экзекуция обреченного врага даже доставляет ему удовольствие. Меня тошнит, но я молчу – трусливо, пожалуй… Но я знаю, что как только этот парень проявит любую слабину, нас обоих растерзают дикари: жестокость, проливаемая вожаком кровь – единственная сила, способная удержать зверей в узде.
Ему 22 и многие не воспринимают его всерьез. Слишком молод для лидера – впрочем, херувимчик уже доказал, на что способен: обычно те, кто поначалу имел смелость его недооценивать, не повторяют свою ошибку – либо наученные опытом, либо мертвые. Другие уже дважды подумают, прежде чем испытывать этого парня на прочность.
Впрочем, в последнее время вокруг нас собралось много людей, готовых биться за молодого вождя до последнего – пять племен, на подходе еще два, которые мы в итоге вынудим присоединиться. Внушительная армия, во главе которой стоит этот заносчивый блондинчик: а ведь зазнался, гордится, даже титул себе придумал. Вот только я не верю в эти титулы - многие из его подчиненных даже не в состоянии верно выговорить его самопровозглашенное имя.
Дикари коверкают слова, как только могут – я знаком с южными наречиями, да и этот парень из Бонниярда немало книжек прочитал, но порой мы оба не можем понять, о чем лопочут эти местные. Безумная смесь разговорного английского, перемежаемого мексиканским жаргоном, и все с жутким колоритным говором, будто эти чумазые черти камней в рот набрали. Они называют новоявленного лидера как угодно, но только не «Цезарь», словно их рты вообще не способны правильно выговаривать буквы. Эд бесится. Хотя еще больше он бесится, когда я называю его Эд.
Где-то на юге блондинчик нашел текстильную фабрику – теперь мечтает перекрасить обнаруженные там футболки в карминно-алый. Футболки фонят, а разведчик с фабрики по возвращению сблевал внутренностями, но Эд непреклонен. «Военная форма моего легиона, при виде которой любая мразь будет бежать в страхе». Он одержим идеей Рима, словно в детстве не наигрался в войнушку – неужели у них там в Бонниярде мальчишки не изображают захват Анкориджа? Ну, Штаты против коммунистов! Или беднягу в детских играх постоянно обрекали оставаться на стороне китайцев?
Его повернутость на Риме в последнее время граничит с маразмом. Вожди племен на прошлом совете изрядно побледнели, когда Эд появился пред ними завернутым в простыню. Я думал, что губу насквозь прогрызу, лишь бы не заржать, но блондинчик стойко высидел собрание до конца, нервно поправляя сползающий с голого плеча край своей «тоги». После он, к счастью, больше не пытался эпатировать аборигенов: теперь «Цезарь» щеголяет в сшитой поварихой тунике. Легкий красный шелк, струящийся красивыми складками – меня терзают смутные подозрения, что когда-то эта тряпка была китайским флагом, но Эд не признается.
Еще ему не нравится, что я отказываюсь одеваться в столь любимом им стиле римского военачальника. Сотню раз ему говорил, что кевлар защищает лучше вареной кожи – что в лоб, что по херувимскому лбу: «Ты мой заместитель. У тебя вкуса нет. Мой легат должен наводить ужас на непокорных дикарей». Господь всемогущий, дай мне сил! Я лучше буду наводить на них ужас пулеметной очередью, а не распотрошенной алой щеткой на шлеме. А если они попытаются навести ужас на меня, то бронежилет в этой ситуации отлично успокаивает.
С утра до ночи Эд муштрует свой легион. Дикари ленивы – понукаемые блуждающими в крови мексиканскими генами, они с куда большим удовольствием предпочитают расслабленно отоспаться в сиесту, а не маршировать по деревенской площади под палящим солнцем. Но тогда Эд снова тихо бесится, а потом назначает телесные наказания. После этого дикари, то есть легионеры, испытывают здоровый страх и вдвойне бодрее начинают обучаться строю манипулы.
На всех оружия не хватает, поэтому Эд отдает предпочтение рукопашным схваткам. В последнем покоренном племени нами был обнаружен изрядно потрепанный жизнью кузнец. Этот хромоногий старик с обожженными руками кое-как обрабатывает железо – обещал наделать нам мечей. И то хорошо: строй манипулы предполагает, что биться солдаты будут все же не в рукопашную, иначе это не манипула, а куча-мала. Первая партия клинков уже роздана черноногам; оружие корявое – просто заостренный обрезок металла с рукоятью, да и сама сталь довольно хрупкая. Лезвие зазубренное, ни о какой балансировке и речи нет. Эд называет этих кривобоких выблядков кузнечного ремесла «гладиями». Мексиканские дикари вновь не могут запомнить новое слово и упорно называют оружие «мачете». Эд снова бесится.
На людях он сдержан и безупречно спокоен, но после любого мелкого поражения нервничает – зарывается с головой в свои книги, а потом полночи ерзает и сопит в подушку: наутро после таких беспокойных терзаний обычно проливается чья-то кровь.
«Записки о галльской войне» он всегда держит под рукой. Меня умиротворяет молитва или чистка оружия, его – беллетристика. Эд иногда даже зачитывает мне понравившиеся моменты, пытаясь расширить мой кругозор. «Ты легат, твоя тактика ведения боев должна граничить с гениальностью, иначе фредонцы вытрут о легион ноги и сожрут нас на праздничном пиру в честь победы». С этими увещеваниями блондинчик внушительно потрясает потрепанным томиком; я не люблю эти чтиво, но когда Эд самолично озвучивает избранные пассажи - я не против. Под «Записки» хорошо засыпается… Правда, если Эд в очередной раз застукает, что я тихо храплю, то снова начинает беситься. Прищуривается злобно, гневно сопит, а потом отворачивается и делает вид, что затаил смертельную обиду. На самом деле на меня он долго дуться не может – не дикарям же ему потом, в конце концов, свои книжки читать.
В последнее время дика… легионеры проявляют все большие успехи во время тренировок. Эд гоняет их по плацу, добиваясь исключительного подчинения, безупречной боевой дисциплины. Он определенно гордится своими достижениями, а, возможно, ему просто нравится красоваться над ровным построением сотни вымуштрованных солдат. Светлые кудри взъерошены в живописном беспорядке, алая туника трепещет на ветру, а Цезарь возвышается над своим легионом на фоне бездонного лазурного неба. Даже не херувимчик – ангел войны. И сдержанно улыбается, обозревая свысока свою армию. Потом лицо медленно кривится в кислой мине, а улыбка неуклонно сползает, словно укорачивающаяся тень в полдень:
- Легат!!!
Я уже второй год «легат». Да не просто абы какой, а Легат Пустошей – так меня Эд называет в хорошем настроении, когда мечтает о будущем покорении Аризоны и расписывает мою роль в грядущем становлении Империи. Но на плац меня Эд вызывает не за этим – наверняка вновь какой-нибудь идиот мучается опохмелом после ночной попойки и сбивает строй, а Эд… правильно, Эд бесится.
Я подхожу, заранее зная, что за сцена последует далее: на первый раз Цезарь прощает оплошность – нам нужны солдаты, правда нужны, и негоже их всех убивать за любой промах! – но на второй раз он назначает казнь. В обоих случаях разносу подвергаюсь заодно и я: легат – это все-таки легат, и должен держать своих воинов в повиновении. Однажды после очередного наглядного урока дисциплины я не выдержал. Да простит меня Господь за срамословие, но я предложил нахер запретить весь алкоголь во избежание инцидентов. Мормоны вообще не пьют – и ничего, живем как-то. Худо-бедно, но живем.
Цезарь задумался – негоже лишать солдат права на отдых, того и гляди взбунтуются, но тут и я встал в позу: я сам, можно сказать, живой пример и образец для подражания! Поза моя Эду не понравилась. В этом случае, живым примером придется становиться и ему, а он любил покрасоваться с чашей красного вина. Еще довоенное, оно резко пахло уксусом, но с этим вином Эду нравилось чувствовать себя сопричастным к традициям культуры Рима. Однако Рубикон ему все же пришлось перейти, с метаниями, сомнениями и попытками повернуть обратно, но позади назидательно возвышался я живым примером и образцом для подражания. В позе. Выбор у Эда был невелик: или отказ от отвратительного на вкус вина, или бухие солдаты, ломающие строй манипулы.
Наши легионеры восприняли новость недобро. Но несколько недовольных, на двое суток оставленные повисеть на крестах на солнцепеке, живо отбили у прочих солдат охоту перечить своим командирам. С тех пор Эд редко звал меня на плац – то ли боялся, что я огорошу его очередным рациональным советом, то ли после вступления в силу сухого закона дела с тренировкой легиона действительно обстояли настолько успешно, что мое присутствие не требовалось.
Все чаще я начал замечать, что придурь Эда вызывает множество сомнений в его состоятельности у вождей подвластных племен. По описаниям, почерпнутым в его любимой книге, Эд пытался строить осадные машины, но полученные в итоге громоздкие монстры не только прихлопнули при первом же испытании двоих солдат, но и едва ли выглядели транспортабельно. После одной из своих реформ, которых каждый раз с ужасом ожидали легионеры, Эд повелел награждать отличившихся медными и бронзовыми браслетами. Солдаты сурово косились на украшения, отобранные у женщин захваченных племен, и этим боевым наградам все равно предпочитали деньги или лишнюю порцию пайка. Идея одеть мужчин в юбки тоже поначалу не встретила восторженного отклика в рядах наших доблестных воинов, но поскольку большая часть этих людей до вступления в армию носила лишь набедренные повязки, то данное нововведение сопровождалось меньшим сопротивлением, нежели прочие выдумки Эда.
Несмотря ни на что, простые солдаты охотно подчинялись изобретательному блондинчику: при всей своей жестокости действовал он толково, решительно и справедливо. Дикари боготворили этого парня, узрев в нем путь к иной жизни, которая многим пришлась по нраву. И, что немаловажно, Цезарь не проиграл еще ни одной битвы, а легионеры забирали богатую добычу у ограбленных и ассимилированных племен. Настроения среди бывших вождей отличались куда большим скептицизмом – этим заросшим грязью амбалам явственно претила мысль, что ими командует чудаковатый юнец. Цезарь определенно нуждался в укреплении своих позиций, и вот тогда произошло то, за что впоследствии я набил ему морду – так, что он два дня из палатки не выходил.
Он объявил себя богом. Сыном Марса, его посланником на земле. Эдди быстро обстряпал простенькую легенду, по которой Третья Мировая предстала гневом божества войны, очистившегося праведным огнем всю землю. Сам он являлся олицетворением высших сил, призванных вести дикарей к светлому будущему. Вся эта идея избранной Марсом расы откровенно попахивала фашизмом, но спровоцировало меня отнюдь не это. И как у него только язык повернулся, как только в его блондинистую башку пришла подобная мысль – объявить себя богом?!
Моя религия прощает многое, но долгое время я терзался сомнениями, что мне надлежит делать: смеяться или орать на него, а может быть вообще молча уйти подальше от этого свихнувшегося на Риме самопровозглашенного царька?
В итоге я схватил Эда за ворот туники, дважды заехал ему в глаз – на том и успокоился.
Разумеется, Эдвард обиделся – за порванную тунику тоже. Надулся, нахмурился, держась за стремительно опухающую щеку, но сдачи давать не полез. Не потому, что я сильнее – просто не полез. И еще пытался оправдаться.
Доводы его, без сомнения, всегда стройны и логичны – он кого угодно уболтает, хитрая белобрысая бестия. Спорить с ним себе дороже, и в тот раз я позволил себя убедить в необходимости предпринятого решения. Цезарем он уже был – теперь пусть называет себя Сыном Марса, хоть Королем яо-гаев пусть именуется, раз ему так хочется. Порой я жажду просто придушить этого мерзавца с его невинной, сдержанной улыбкой, но каждый раз одергиваю себя: это ведь Эд, не могу я ведь в самом деле убить Эда! И уйти тоже не могу, не способен. С кем он тогда будет делиться своими планами атаки на племя Солнечных Псов? Кому станет жаловаться на безмозглых офицеров, не различающих, где лево и право? Кому он будет читать свои нудные книги? Кто будет подтирать ему сопли, в конце концов – он ведь теперь Сын Марса, и даже публично болеть ему отныне нельзя!
В угнетающем окружении отсталых, опустившихся племен, ему нужен верный друг и соратник, который говорит на столь же правильном английском и не уступает интеллектом ему самому. Ему нужен человек, способный поддержать там, где другие в силу скудности ума просто не поймут суть проблемы. Ему нужен брат, который пройдет огонь и воду – не вслед за ним, а плечом к плечу.
Гораздо больше я боюсь, что когда-нибудь Цезарь все-таки найдет другого слушателя «Записок о галльской войне». Вместо меня…
Но Эд не умеет злиться на меня - он всегда сначала долго дуется, а потом прощает.

@настроение: однако, это было внизапна...

@темы: произвед, Fallout