Тумбляр принес Вульпеса - прекрасного, как десять рассветов. Там еще у автора куча всяких легионеров - чувствую себя тем владивостокским котом, попавшим в рыбную витрину. Или Вульпесом на Голгофе.
Подарили фотоэпилятор. Забавная штука. Поставила на самый низкий режим вспышки - все равно чутка жжется, как иголочкой. Он "пии!", и я "пии!" С такими писками ногу кусками облучила, буду ждать результата. Главное, чтобы на ноге не выросли новые ноги или внезапный тентакль.
Алерио сдвинул шляпу почти на самые брови и мрачно наблюдал, как четверо Председателей за руки и за ноги тащили к выходу практически не сопротивляющуюся девицу. Девица фальшиво горланила похабные куплеты и тщетно пыталась раскачиваться в такт на руках Председателей. - Так это и есть, кхм... курьер? - осторожно осведомился Алерио. Сидящий рядом за барной стойкой Инкульта едва заметно кивнул. Их цель, тем временем, достигла вестибюля казино и умудрилась выскользнуть на пол, допевая пассаж о недостойной страсти к озерникам. - Она... - Алерио на мгновение замялся, подбирая корректные слова. - Очень активная! Вульпес вновь кивнул с неизбывной тоской во взгляде. Из-за стойки резво выскочил Франт, обеспокоенный репутацией «Топса», и попытался справедливо разобраться в ситуации, но курьер вместо благодарности фонтаном стошнила на его ботинки. Впрочем, к своей чести девушка все же смущенно извинилась, жалуясь на укачавших ее охранников и деликатно вытирая рот штаниной Франта. - И вот ее нужно завербовать? - свистящим шепотом уточнил Алерио. Инкульта обреченно развел руками. Немного поерзал на барном стуле, посмотрел на девушку, затем на Алерио, снова на девушку... Потом на едва початую бутылку виски. Разлил по стаканам. Выпили. Не чокаясь. Алерио занюхал рукавом и так и остался сидеть, положив локти на стойку и безнадежно уткнувшись в них лицом. - Может вон ту блондиночку в углу лучше завербуем? Она ничего так... - осторожно предложил он, чуть приподнявшись и с надеждой косясь на Инкульту. Глава фрументариев тяжело вздохнул и сокрушенно покачал головой. Франт все еще суетился вокруг проблемной посетительницы, желая сгладить конфуз. Незаметно вытерев ботинки о куртку курьера, он попытался поднять девушку и хотя бы в вертикальном положении вывести ее наружу. Кажется, темпераментная особа прониклась к Председателю симпатией и довольно развязно обняла его, бормоча что-то про озерников. - Неужели Цезарю так нужна эта диссолю... Нет. Профлига... Нет, - Алерио растерялся, не находя в лексиконе худших эпитетов подобного развратного поведения чужаков. - Вульпес, - толкнул он фрументария в бок, - ты должен знать, как это называется! Инкульта лишь пожал плечами. Отвел печальный взгляд от курьера, лобызающего Франта где-то в районе между бицепсом и подмышкой, и вновь налил виски. Выпил залпом. До дна. - А давай скажем Цезарю, что мы ее не нашли! - внезапно предложил просветлевший Алерио. Вульпес хмуро покосился на него. Алерио невинно улыбнулся, развел руками и, пытаясь свести неловкость на нет, сосредоточился на своем стакане. Курьер, тем временем, уже безвольно сползла по ноге Председателя и тщетно пыталась расстегнуть ему ширинку. - Во имя Ма... - громко булькнул в стакан Алерио и под суровым взором старшего шпиона поспешно поправился. - Во имя Мамы! Неужели местные женщины себя так ведут, когда напьются?! Вульпес утвердительно кивнул, потом внезапно кашлянул, выпрямил спину и с деланной невозмутимой надменностью пожал плечами. Алерио посмотрел на командира с закравшимся смутным подозрением. Курьера, наконец, оттащили от заблеванного Франта. Девушка вновь начала возмущаться, борясь сразу с четырьмя Председателями за свои права, выкрикивая полным обиды срывающимся голосом, что даже легионерам позволено продолжать веселье, но почему-то не ей, героине Мохаве. Вульпес и Алерио надвинули шляпы еще ниже, усиленно делая вид, что происходящее совсем их не касается. Охрана вновь подхватила девушку за руки и за ноги и уже без всякого стеснения вышвырнула болтающееся тело в распахнутые двери. Курьер продолжала что-то неразборчиво кричать, затем вытащила неведомо как пронесенный сквозь кордоны пистолет и в гневе выпустила обойму по едва успевшим захлопнуться дверям казино. Где-то вдали предупредительно загудели секьюритроны. Председатели уже не могли снести подобное оскорбление от нахальной гостьи в адрес своих дверей — с дальних концов "Топса" ко входу начала стекаться вооруженная охрана, бойцы спешно занимали позиции. Сноровистый громила вышвырнул наружу гранату - не глядя, в пустоту. Взвыла сирена. Раздался треск пулеметной очереди секьюритрона. Инкульта нервно икнул. Намечалась серьезная бойня на главной площади Вегаса. Алерио испуганно покосился на фрументария в ожидании приказов. Вульпес невозмутимо долил остатки виски по стаканам. С видом бывалого ценителя выпил, не поморщившись, и занюхал рукавом Алерио. Тот продолжал настороженно смотреть в сторону дверей казино, из-за которых слышался несмолкаемый грохот выстрелов. Председатели с топотом носились по вестибюлю, сооружая баррикады. - Может, поможем ей? - осторожно спросил Алерио. - Нам приказано ее целиком завербовать, а не по кусочкам. Вульпес невозмутимо отмахнулся. Подчиненный неодобрительно уставился на него. - Ты ведь был знаком с ней раньше... Знаешь, сердца у тебя нет, Инкульта! Там пьяная девушка влипла в большие неприятности, а ты... ты даже... Фрументарий вскинул голову и крайне подозрительно посмотрел на собеседника, словно тот был тем самым похотливым озерником, о котором распевала курьер. Алерио недоуменно воззрился на него в ответ. - Пьяная? - переспросил Инкульта. Хмыкнул и покачал головой. - Нет. Две пули прошли насквозь, повредили ей что-то в мозгу. Она всегда себя так ведет. Трезва, как стеклышко.
Подвозила сегодня девочку с курсов, на улице совершенно предсказуемо дубак, предложила ей включить обогрев сидения. Она вежливо отказалась и поведала душераздирающую историю своих высоких отношений с обогревами сидений. Однажды, когда она еще не знала, что таковые бывают в природе, ее подруга так же подвозила ее и без ведома пассажирки включила обогрев. Под попой чудесным образом внезапно потеплело, бедная девочка подумала, что это она случайно описалась... Всю дорогу молчала и очень нервничала, опасаясь, что ее позор откроется. С тех пор не дружит с обогревами... =\
Готовлюсь к завтрашнему тесту на уровень английского (затребовали по работе), параллельно правлю фичок на великом-могучем и пытаюсь пересказать кошке домашку по ивриту. Кошка не хочет слушать иврит, удивленно мяукает и смотрит на меня, как на больную. Языки порой аццки путаются (при учете того, что по диплому у меня немецкий основной). Хз как завтра буду устную часть сдавать, такая каша... В универе нам рассказывали, что при изучении иностранного у человека формируется еще одна языковая личность - здравствуй, шизофрения. Видимо, так выглядим "мы": русский , дойч , инглиш , иврит . Еще польский на уровне: "я тебя не понимай, пани" - там совсем
Голова чутка квадратная. Решила отдохнуть от райтерских трудов правденых, включила себе щебет птичек, аромосвечку зажгла, сделала вкусный чай, села втыкать в сикрет дор: сайт, который рандомно направляет по красивым местам в гугл мапс. Первое, что выдает из всех возможных мест на земле - панорама Гранд Каньона Следующее: срач-срач-запустение-обломки - какие-то колоритные заброшенные руины китайского завода с багровым крестом на стене как на рабских туниках. Типа пиши, ленивая задница - Пустошь тебя еще не отпустила...
Трудный возраст Фандом: Fallout 3 Размер: мини, 1161 слово Пейринг/Персонажи: монстры и несовершеннолетние дети Категория: джен Жанр: юмор Краткое содержание: в Фоллауте всегда можно было принимать наркотики, убивать детей, кушать людей... Увы, законы РФ вносят свои изменения в канон. А тем временем пара предприимчивых гулей варит наркоту из винта, чистящего средства и хлопьев "Сахарные бомбочки". Примечание/Предупреждения: матерное слово. Одно.
читать Станция «Сенека» казалась похожей на прочие руины метро, но лишь с первого взгляда. Грязно, как и везде: мелкий мусор хрустит под ногами — крошево плитки, битые бутылки, шприцы, гнилой картон... но присмотревшись, можно заметить, что осколки кафеля и ржавый металлолом сметены к стенам, а немногочисленные аккуратные кучки хлама в проходах на самом деле прикрывают растяжки и медвежьи капканы. Уютная прихожая чьего-то дома-крепости в постъядерных реалиях. Растяжек и капканов Крис, разумеется, не заметил, но для детей, дураков и пьяных удивительным образом искажается теория вероятности — словом, парень пошел напролом, чудом избежав отрыва ног по самую шею. Крис совсем недавно покинул Литтл-Лемплайт и уже которую ночь блуждал в холмах в поисках Большой Деревни. Изрядно исстрадался, соскучившись по человеческому обществу, поэтому перспектива знакомства с адекватными поселенцами показалась ему крайне заманчивой. Люди тут вроде не агрессивные: вокруг станции не висят головы на пиках, на полу разводов крови от свежевыволоченных наружу трупов тоже не наблюдается... Крис вдохнул полной грудью спертого воздуха и решил идти знакомиться. Вежливо постучался в металлическую дверь - поприветствовали его упершимся в живот стволом винтовки. Крис ойкнул и поднял глаза на целящегося в него человека — потом во все горло заорал. Человеком тут и не пахло: гуль, здоровенный! И лицо злое-презлое... хотя лицом такую уродливую морду сложно назвать... Страшно! - Чего вопишь? - угрюмо осведомился гуль у Криса. Парень испуганно икнул и заткнулся. Уставился на гуля, приоткрыв рот; колени мелко дрожали. Заготовленное приветствие уже не казалось таким убедительным, но разумнее объяснить злобному монстру свое появление — вдруг сжалится и не сожрет. - Здравствуйте, меня зовут Крис... - сказал Крис. Гуль сверлил его мрачным пристальным взглядом. Остаток фразы как-то сам собой вытеснился из сознания парня и он крепко сжал губы в ожидании свой участи. Помолчали. Гуль почесал затылок и поудобнее перехватил винтовку. Крис отбивал коленями аллегретто. Наконец, монстр устало вздохнул и опустил оружие. - Зачем пришел? Лавочка прикрыта. - Ой, а у вас тут магазин? - с облегчением выдохнул парень, заглядывая гулю в потянутые белой пленкой глаза. - Закрытый магазин! - чуть нервозно настоял обитатель «Сенеки». - Я ж говорю: все, запрещено теперь торговать. И производить. И упоминать. - Что-что нельзя? - на всякий случай уточнил Крис. Гуль сокрушенно махнул рукой, затронутая тема явно будила в нем нерадостные воспоминания; затем встрепенулся, на всякий случай вновь поднял оружие и жестко спросил: - А тебе лет вообще сколько? Даже под наведенным прицелом Крис гордо расправил плечи — в Литтл-Лемплайт он был самым старшим. Пока не выгнали, разумеется. - Пятнадцать, - с достоинством ответил он и вновь переспросил. - Так что нельзя? Гуль присвистнул сквозь гнилые зубы: - Ооо... Ну тебе так вообще ничего нельзя. Крис насупился. Гуль уже готов был захлопнуть перед его носом дверь, как вдруг остановился и просиял — почти как радиоактивный собрат. - А вы же, дети, сладкое любите! Слушай, мальчик... Милый мальчик, помоги старому слепому и хромому Баррету... От такого взрыва любезности Крис вновь испуганно икнул. Гуль выскользнул за дверь, поближе к посетителю, и опасливо огляделся по сторонам. Затем склонился к парнишке: - Мне нужны эти... в коробке, вкусные такие. И много! Дьявол, называть же нельзя... - Почему нельзя? - уточнил окончательно сбитый с толку подросток. Баррет хотел выматериться, но вовремя зажал ладонью рот. - Да упоминать нельзя: ни про методы производства, ни про состав, ни про места распространения... да, и если что, приятель, тебя тут вообще не было, в местах этих... Крису испуганно заморгал; ему даже показалось, что под конец гуль пробормотал себе под нос что-то вроде: «он еще и несовершеннолетний, ебать его об скороварку... Черт, да это ж тем более нельзя...» Закатив глаза, Баррет тяжело вздохнул. Затем все же взял себя в руки. - В общем, не важно. Нам тут очень нужны эти... в картонных таких узких коробках, их еще водой заливают. В войну на Америку падали. Крис непонимающе хлопал глазами: - Макароны? - осторожно предположил он. Гуль врезал себе пятерней по лицу и тихо зарычал. - Сладкие, - вымученно простонал он. - Дети их любят. Ну в войну падали - какие, к Создателю, макароны?! Большие такие, пухлые! Ладно, извини, извини... больше не буду кричать, а то это можно расценить как насилие над ребенком... Баррет существенно понизил голос и отступил на шаг. На всякий случай крепко обхватил руками винтовку и прижал к груди, чтобы не было соблазна отвесить тупице подзатыльник. Крис с интересом смотрел на гуля и улыбался: всегда любил играть в загадки, но в этот раз вопрос попался действительно непростой. - Вот молодежь пошла недалекая, - ворчливо пробурчал гуль. - Ты в глухой пещере что ли безвылазно всю жизнь провел? Парень радостно закивал, теперь уже улыбаясь во весь рот. Баррет лишь вымученно вздохнул. В животе у Криса давно урчало от голода, он задумчиво чесал голову, думал, прикидывал... Наконец, выдал новую идею: - Готовые кексы? Ствол винтовки едва не треснул под сжатыми пальцами гуля. Медленно сосчитав до десяти, он негромко, но четко выдавил: - Нет. Потом нейтральным, металлическим голосом уточнил: - Они хрустящие. - Беличьи сухарики? - просияв, воскликнул парень. Неожиданно гуль подался вперед, тяжело нависая над Крисом, втянул полные легкие воздуха для яростного крика... но в последний момент почему-то лишь шумно выдохнул, обмяк всеми мышцами и опустил глаза. Потом без слов развернулся и, понуро волоча за собой винтовку, удалился обратно за металлическую дверь. Крис услышал, как щелкают замки с другой стороны. Еще пару минут парень стоял у порога, пялясь на запертую подсобку, не в силах прийти в себя от увиденного. Его несовершеннолетний разум с трудом мог осознать произошедшее. Очень хотелось постучаться и все же выяснить, что именно гуль имел в виду — теперь эта загадка будет мучить парня до самой Большой Деревни. Прошла еще минута. Потом Крис понял, что ему все же не откроют, а назойливо проверять терпение гуля может оказаться опасным для здоровья. Парень развернулся и угрюмо поплелся прочь. В животе все еще бурчало от голода. Каким же странным и диким оказался мир за пределами Литтл-Лемплайта! Детство вдруг скоропостижно закончилось: здесь, на пустоши уже не обволакивало то приятное чувство безопасности среди друзей, все вокруг были враждебны. Вероятно, стоило все же найти себе какое-то оружие, чтобы всякие сумасшедшие гули не издевались над ним безнаказанно... Хоть арматурину вон из стены выломать, и то спокойнее будет. После этой напряженной беседы Крис как-то слишком быстро повзрослел... детская непосредственность стиралась, неотвратимо менялся взгляд на реальность. Суровые условия требовали изменения, приспособления... Парень все же выдрал покрытый ржой прут из поломанной скамейки, вытер нос кулаком, распрямил спину и решительно направился к выходу из метро. Сейчас он чувствовал себя взрослым, готовым дать решительный отпор любому страшному гулю. За дверями подсобки Баррет устало привалился к стене и тщательно очищал заляпанные оружейным маслом ладони — Мерфи опять будет ругаться, если увидит у помощника грязные руки, такое недопустимо в лаборатории. Пожалуй, пора и вправду прикрывать лавочку: этот мир и так достаточно безумен и без их продукции. Когда за дверью прогремел гулкий взрыв, эхом разносясь по туннелям, Баррет лишь досадливо поморщился: вновь придется налаживать растяжки и соскребать кишки с кафельных стен. И почему этот малолетний идиот не мог уйти так же тихо, как и пришел? Фортуна благоволит лишь детям и придуркам — возможно, гуль действительно оказался с парнем слишком строг...
Декан протянул восторженное: «Уууу» и заерзал, сильнее прижимаясь к оптическому прицелу. Рекруты за его спиной рванули к насыпному валу, вглядываясь в размытый горизонт в том же направлении. Среди барханов мельтешил приземистый, массивный силуэт, издали детально не разглядеть. Фигура двигалась рывками, подолгу замирая, будто прислушиваясь. Пару раз припадала к земле. Ленни вытер слезящиеся от слепящего солнца глаза и осторожно спросил декана: - Коготь Смерти? Едва отстранившись от прицела, офицер мотнул головой и вновь жадно прильнул к глазку; рекруты давно поняли, что от Атера Мантиса так просто не дождешься лишнего слова, но любопытство распирало обоих. Ленни продолжил гадать: - Супермутант? Второй рекрут, Койот, нетерпеливо подался вперед и подхватил расспросы: - Может, рейнджер? Говорят, они здоровенные... - Заткнитесь, - прошипел Мантис. Выпрямился и убрал винтовку за спину. Приподнял разукрашенный цветными перьями шлем, почесывая висок. - Жестянщик там. Один. - Кто? - переспросил Койот. Парень прибыл в Легион с востока из какого-то Марсом забытого племени. Совсем отсталые дикари; новобранцев долго пришлось переучивать с их странного исковерканного говора. Изначально рекрута звали Сын Койота, но когда имя начало порождать слишком много обидных кличек, парень предпочел сократиться до просто Койота. Возможно, в дальнейшем заслужит новое имя на языке Марса, но пока до наград малоопытному сопляку еще далеко. - Жестянщик, - терпеливо пояснил Ленни недалекому собрату по оружию. - Братство Стали. Такое племя с хорошим снаряжением и тяжеленными доспехами. Трое Жестянщиков способны целый контуберний в лепешку раскатать. Только этот почему-то один. Странно... - Ранен, - коротко бросил Атер Мантис. Оправил тунику и легким прыжком перемахнул через насыпь наблюдательного пункта. Требовательно повел рукой, призывая рекрутов следовать за собой. У Ленни загорелись глаза. Раненый Жестянщик — редкая удача! Если им удастся захватить столь ценную добычу, то Ленни, вероятно, светит повышение до рядового легионера. На трофейное оружие, пластины брони или даже нижнюю одежду рассчитывать не приходится: все, как падальщики, растащат офицеры, рекрутам разве что пара гаек перепадет. На бусы, рабыням раздаривать. Декан скользил меж холмов, словно юркая ящерица, дикарь Койот едва ли проигрывал ему в ловкости. Ленни отставал, но Мантис снисходительно относился к неуклюжему рекруту, принимая в расчет содержимое заплечной перевязи юнца. В двухстах футах от цели декан вновь остановился; легионеры разглядывали Жестянщика со спины - тот едва волочил ноги. Койот присел на корточки, тронул кончиками пальцев неровный след на песке, определяя распределение давления. - Что-то с бедром, серьезное, - тихо произнес рекрут. Ленни надменно фыркнул: - Просто сервопривод поврежден, он всю тяжесть брони на одной ноге тащит. - Кровь вон там. Это рана, - твердо возразил Койот, едва ли полностью поняв объяснения напарника. Мантис негодующе зашипел, призывая подчиненных к тишине. Вновь приложился к оптике, осматривая холмы далеко впереди. Рекруты завороженно наблюдали за хромающим рыцарем Братства Стали; неожиданно Жестянщик упал на одно колено, замер на несколько долгих секунд, затем вновь поднялся с видимым усилием и продолжил свой путь в песках. - Помирает, гад, - ухмыльнулся Койот. - Голыми руками можно брать. - Вон тот ствол, видишь, за ним по песку волочится? - скептически ухмыльнулся Ленни. - Если этот помирающий в тебя из него пульнет, пепла даже не... - Оба заткнулись. Еще один звук - и по пять плетей в лагере каждому. Рекруты замолчали. Марс свидетель, Мантис очень снисходительный и терпеливый наставник в отличие от многих, но и его выдержка не бесконечна. Наклонившись к Ленни, офицер указал рекруту на сужающийся проход между холмами: - Там ставь мину, мы с Койотом его направим. Ленни кивнул, пробормотал на одном дыхании: «Будет-исполнено-префектус» и поспешно направился в обход Жестянщика. Койот и Мантис тоже разделились: вооруженный лишь копьем и мачете рекрут отвлекал врага на себя, декан прикрывал с фланга огнестрелом. Человек в силовой броне испуганно завертелся, пытаясь оценить силы противника. Атер Мантис сменил позицию в холмах, умело вынуждая жертву отступать к расставленной ловушке. Койот дико заулюлюкал, переключая внимание Рыцаря Братства, затем метнул копье и скрылся за холмом. Наконечник лязгнул о нагрудную пластину, выбив искру при ударе, Жестянщик пошатнулся и выстрелил в сторону скрывшегося рекрута. Мантис недовольно скривился: надо отучать мальчишку от дикарских замашек, негоже легионеру орать, словно оборванному диссолюту из земляной норы. Однако Жестянщик среагировал на подначку и, посчитав рекрута легкой добычей, устремился за ним. Ленни уже закончил возиться с минами и теперь обошел рыцаря Братства с фланга; его плохонький девятимиллиметровый браунинг давал одну осечку на три-четыре выстрела, но для рекрута разжиться даже таким оружием считалось счастьем. Впрочем, человек в силовой броне едва ли принимал его атаки всерьез. Койот пронзительно взвизгнул, будто помирающий кротокрыс, когда лазерный луч опалил ему плечо. И все же продолжал вести врага за собой в каньон; парню удалось скрыться из-под прямого обстрела, пока неповоротливый Жестянщик волочился за ним. Рекрут ловко обогнул ловушку и взобрался по крутому склону на гребень холма. Даже если жертва что-то заподозрила, завидев сужающийся проем в холмах, то выбора у нее не оставалось: сзади уже подступали вооруженные огнестрелом враги. Взрыв прогремел оглушительно, отдаваясь эхом в далеких скалах. Три мины сдетонировали поочередно, накрыв вход в каньон непроглядным облаком пыли. Мантис почувствовал, как почва под ним зашевелилась, отслоившийся пласт песка пополз вниз. Декан вновь сменил позицию, оказавшись на краю обрыва над поверженным врагом. Про себя удовлетворенно отметил, что его рекруты без дополнительных указаний взяли жертву в кольцо. Взметнувшаяся пыль понемногу рассеялась под пустынным ветром. Лужа крови растеклась на песке мокрым черным пятном; человек еще шевелился, из последних сил тянулся к разнесенной вдребезги лазерной винтовке. Ноги неестественно вывернуты... Мантис все же нашел оптимальный угол для прицела: пуля вошла в сочленение доспеха, крепящее плечевую пластину к торсу брони. Приглушенный шлемом крик боли: Жестянщик дернулся, попытался рефлекторно дотянуться здоровой рукой до раны, но ладонь безвольно упала на песок, не достигнув цели. Скрюченные пальцы била мелкая дрожь. Койот издал гортанный боевой клич и вскинул мачете с торжеством победителя. Пожалуй, и вправду пора отучать парня так дико орать... Декан жестом приказал рекрутам оставаться на месте, сам осторожно спустился к Жестянщику, не сводя с него прицела винтовки. Провокационно тронул дулом его шлем, в любой миг ожидая, что враг вскинет руку в попытке забрать оружие. Из-под шлема доносилось лишь сбивчивое хриплое дыхание. Повелительный кивок в сторону Ленни; парень резво подскочил к Жестянщику и проворно отстегнул зажимы на воротнике брони; рыцарь Братства не пошевелился. Рекрут быстро стянул с него шлем и отбросил в сторону, словно тот жег ему руки. Декан наклонился вперед, разглядывая чужака. Слипшиеся волосы, бледное лицо, многодневная щетина. На вид чуть младше самого Мантиса. Глаза закатились, но пока еще жив, кровавые пузыри в уголках рта вздуваются от рваного дыхания. Контрольный в голову. - Раздевайте.
Силовую броню тяжело тащить даже вдвоем, особенно когда путь до лагеря занимает шесть миль. Атер Мантис видел, что ребята устали после короткого боя, да и не находил ничего зазорного в том, что обломки доспеха потащат волоком по песку — все равно в лагере растерзают на части, себе он уже успел отодрать наручи и наплечник. Декан не учел лишь переменчивого ветра, не успевшего замести следы на песке: на серо-желтой почве пустоши от силовой брони осталась тяжелая борозда, хорошо видимая издали. Также не учел декан, что по следу рыцаря Братства уже до Легиона шли иные преследователи...
Портной
Этот рекрут с востока, Койот, пострадал не впечатляюще: больше скулил от страха при виде своих вздувшихся ожогов, нежели испытывал настоящую боль. Дейзи видела не раз, что такое «настоящая боль». Когда раскраиваешь тело наживую, вычищаешь рану и портняжной иглой зашиваешь края. Или вытаскиваешь глубоко засевшую в мышцах подпиленную пулю, раскрывшуюся в мясе стальным цветком. Брок в этом случае не помогает. Корень зандер облегчит боль, разве что, если зажать его промеж зубов - для самоуспокоения. У Дейзи припасен запас алкоголя для обезболивания и пара стимпаков - на самый крайний случай, только для офицеров, и то далеко не для каждого: некоторые даже за намек на использование запрещенных в Легионе веществ пригрозят отправить рабыню на крест. Пока никто еще, правда, не привел угрозу в исполнение: или не оправились от ран, или же благодарность за спасение жизни затмила тяжесть проступка медички. Пока что Дейзи везло. Во фронтовом отряде рабыням вообще везет больше обычного: на передовой у людей иной взгляд на окружение, нежели в тыловых подразделениях. Здесь никто со скуки не станет издеваться над лагерной девкой. Люди честнее, искреннее при постоянном ожидании смерти, особенно когда знают, что их потенциальное спасение в руках вот этой оборванки из лазарета — случись что, может по затаенной злобе так вылечить, что жить не захочется. Молодой рекрут обхватил здоровой рукой свежую повязку и тихо шипел сквозь стиснутые зубы. То ли еще будет, мальчик — настоящие стычки с врагом даже не начались... Койот морщился от боли, но просить целебный порошок в присутствии декана не решался, дабы не выглядеть мягкотелым слабаком — возможно, придет в лазарет позже, вечером, чтобы попросить обезболивающее перед сном. Все эти мужчины пытались внушить другим, будто тела их отлиты из стали, что им неведомы страдания, но Дейзи как никто иной знала, сколь уязвимы они, когда в палатке лазарета нет больше никого, кроме нее. Атер Мантис стоял неподалеку - прислонился к столбу и скрестил на груди руки; хмурился, наблюдая за перевязкой раненого подчиненного. Дейзи знала, что после серии боевых операций по подрыву каналов снабжения НКР в Мохаве из контуберния Мантиса в живых осталось лишь трое, а присланные из тыла на замену новобранцы отнюдь не впечатляли декана своими воинскими навыками. Глядя на погруженного в мрачные думы легионера, Дейзи чувствовала схожую обеспокоенность. Сочувствие. Она всегда симпатизировала Атеру - этот сдержанный, немногословный офицер нравился ей. Обычно он всегда приносил после вылазок в пустоши целебные коренья для лазарета: не встречаясь с медичкой взглядом, вытряхивал содержимое запачканной землей сумки и тихо уходил, не дожидаясь благодарностей. Солдат под его началом нечасто приходилось перевязывать после порки розгами или плетью, и тем не менее дисциплина в его отряде всегда была образцовая. Мантис из тех редких парней, кто не станет принуждать сопротивляющуюся рабыню, когда обычный отпор «для проформы» перейдет в слезы. Мантис... в конце концов, красивый мужчина — высокий, стройный, с некой обаятельной нескладностью долговязого тела. Но его кажущаяся худоба на поверку оборачивалась рельефными жгутами мускулов, сутулая фигура в бою преображалась, неуклюжесть сменялась стремительной точностью движений, словно имя свое Мантис заслужил некогда лишь за внешние данные. Пожалуй, если бы однажды вместо прочих рабынь декан обратил свое внимание на нее, на Дейзи, она бы не сопротивлялась. Совсем. Но симпатии женщин Легиона нечасто встречают ответный отклик. Пока другой офицер, Фриний, предъявляет свои права на медичку как на личную рабыню, никто иной и не взглянет в ее сторону, не желая зарождать конфликт. Разве что центурион, возникни у него такое желание, мог без последствий взять ее силой, но такого желания у Силуса не возникало. И к лучшему... Дейзи всегда пугал этот суровый мужчина. Ходили слухи, что своим рабам центурион всегда затягивал ошейник чуть туже, чем следовало, чтобы они каждую минуту могли ощущать, что являются его собственностью. Дейзи никогда не спрашивала, правда это или нет. Не всем россказням стоило верить: кто-то утверждал, что Аурелий, квартирующийся в Коттонвуде, съедает провинившихся пленников. А в последние недели палатки кипели сплетнями, будто Инкульта позволяет своей диссолютской наложнице безнаказанно убивать легионеров, косо посмотревших в ее сторону. Дейзи сомневалась, что хоть часть из муссирующихся слухов правда: в конце концов, те же люди до сих пор утверждали, будто старый легат, Горелый, все еще жив... Этим вечером у костра рабов тоже не обошлось без пересудов: рассказывали, как утром Атер Мантис с двумя рекрутами убил рыцаря Братства Стали. История на глазах обрастала чудесными подробностями: будто жестянщик был девяти футов росту. И гулем. И к тому же женщиной. И, возможно, рейнджером. Тела ведь никто не видел... У претория, располагавшегося в центре лагеря в довоенной подстанции, сегодня тоже было шумно - чествовали декана и делили трофеи. Дейзи, как и прочим невольникам, не было дела до этой суеты. После ужина девушка привычно зачерпнула ведро воды из колодца и направилась к окраине лагеря. Фриний сегодня вряд ли станет искать ее общества: он с рассвета торчал на тренировочной площадке, словно репутации одного из лучших бойцов центурии для него было недостаточно и он намеревался затмить славу самого Мясника. Даже если станет разыскивать — ночь сегодня чертовски темная, безлунная, Фриний вряд ли отправится шариться по палаткам рабов. Выйдет на середину лагеря, проорет пару раз ее имя да и успокоится, так и не дождавшись ответа — уставший за день, пойдет спать. Наутро разве что отвесит вялую оплеуху за непослушание, а то и вовсе забудет. За долгие месяцы, проведенные с ним, Дейзи успела изучить нрав декана: распалялся страстью к ней он разве что перед серьезным боем, когда требовалось снять нервное напряжение. В остальное время изматывающие тренировки вполне компенсировали мужчине половую жизнь. Девушка давно смирились, даже преодолела отвращение к легионеру: многим ее подругам приходилось делить койку не с одним мужчиной и далеко не в столь редком распорядке. Вытоптанная дорожка вела вдоль частокола, прохладный ветер из пустыни развеивал дым костров и застарелую вонь кухонного варева, выгребной ямы, немытых тел — запахи, сопутствующие любому человеческому поселению. Дейзи мимоходом кивнула патрульным у главных ворот, запалила факел и выскользнула за пределы лагеря. Неспешно побрела вдоль ограды; факел рваным кругом света освещал ей путь, хотя Дейзи могла даже в темноте вслепую пройти привычным маршрутом - в трех сотнях футов к югу от лагеря в лощине раскинулись заросли кустарника. Небольшой огород — огненные бутоны брока и несколько жиденьких пучков дикорастущего зандера, вскоре обещавшие дать урожай. Иногда под сенью чахлых деревьев можно было найти едва созревшие сладковатые стручки мескита, еще не оборванные патрульными. Ежевечерний ритуал неизменно приводил девушку сюда: ополоснуться из ведра вдали от вездесущих взоров и остатками воды полить грядки. Ее ошейник с детонатором должен был являться гарантией, что рабыня не сбежит. Отойдешь за пределы действия сигнала и разлетится голова кровавым взрывом... пару раз медичка видела тела беглых рабов — то, что от них осталось. Неприятное зрелище даже для привычного к виду крови человека. Впрочем, Дейзи давно убедилась, что многие легенды и слухи Легиона — всего лишь легенды, не более... Ее собственный детонирующий ошейник не работал, она твердо знала это уже давно. Однажды после передислокации центурии Дейзи так же вышла за пределы лагеря разведать новую местность — обычная практика для рабов из лазарета, поскольку лекарственные растения всегда находятся в первоочередном списке потребностей. В тот раз ее поиски не увенчались успехом - медичка долго плутала в окрестных холмах, пока не поняла, что безнадежно потеряла дорогу обратно. Сначала ее долго терзали нерадостные перспективы запоздалого возвращения: старый брюзга Ричардс, декан шестого контуберния, наорет на нее за вовремя не смененную повязку. А если Дейзи не вернется к утру, то в лагере точно решат, что она сбежала, и вот тогда наказание будет суровым. Когда начало темнеть, страх подступил с новой силой - Дейзи запаниковала. Где-то за скальной грядой выли койоты, оружия у девушки, разумеется, не было... Позже пришла запоздалая мысль, что если она удалится слишком далеко от лагеря, то ошейник взорвется. Но Дейзи проходила милю за милей, петляя в холмах и полностью потеряв ориентиры, а ошейник даже не пикнул, не мигнул тревожной красной вспышкой. Этот факт она осознала и обдумала значительно позже; на ее счастье, до наступления ночи ей удалось натолкнуться на возвращающийся из разведки отряд легионеров. По странному совпадению это был контуберний ее Фриния. Дейзи со слезами бросилась на шею декану, тот рассеянно обнял перепуганную девушку, сохраняя непроницаемое выражение лица в присутствии своих подчиненных. Кажется, легионер так и не сообразил, что ошейник его собственности неисправен, хотя Дейзи позже пришла к заключению, что такая ситуация могла возникнуть не у нее одной. Свежепойманные «трофеи» нуждались в особом контроле, но прожившие не один год в Легионе рабы чаще всего вообще не носили ошейника. Многих сдерживал страх перед наказанием за попытки бежать, другие же просто свыклись со своим положением. Дейзи попала в Легион пять лет назад, незадолго перед первой битвой за дамбу Гувера. Небольшая ферма на границе восточных земель НКР с трудом могла прокормить многочисленную семью, голод был извечным спутником Дейзи с малых лет. Ее мать умерла от лихорадки, отца убили рейдеры, когда Дейзи было четырнадцать. Старший брат ушел в Нью-Рино на заработки, да так и не вернулся. Годом позже сестра скончалась от внутреннего кровотечения — неудачная попытка аборта после того, как с ней позабавился отряд республиканских солдат, двигающихся через их земли к станции Гелиос, в зону боевых действий с Братством Стали. Младшие дети остались на попечении Дейзи, да только едва ли могла щуплая девчонка обработать в одиночку поля, разграбленные прокатившейся по ним войной. Потом пришел Легион. Никто ничего не спрашивал, не уговаривал - ее просто увели с остальными детьми. Дейзи знала, что младших братьев отдали в рекрутские казармы в тылах, и эта участь отнюдь не печалила ее — по крайней мере, теперь они сыты и под защитой... Сама она попала в центурию Силуса на южном фронте — сначала чистила браминов, затем прибилась к лазарету. Новый статус рабыни не казался ей жутким или несправедливым. Большинство гражданских в тылу назывались «рабами», хотя исполняли разные функции и обладали достаточной свободой. Иной раб из Флагстаффа имел порой больше влияния, чем армейский офицер, если умудрялся умело вписаться в общество. Управляющие поместьями фронтовых центурионов зачастую почитались не меньше их хозяев, а механики и оружейники, сколотившие состояния на индивидуальных заказах, порой даже не удосуживались купить себе вольную, поскольку рабы не платят налог... Дейзи не жаловалась на новую жизнь, познав гораздо худшие бедствия. Ее положение в качестве невольницы обуславливалось лишь тем, что теперь девушка не могла покинуть Легион, вся ее жизнь была намертво связана с империей Сына Марса. Если станешь служить системе, то будешь вознагражден, пойдешь наперекор — наказание не заставит себя ждать. Что касается мужчин — в этом мире дикарей, рейдеров и городских цивилизованных ублюдков любая женщина едва ли защищена от насильников. Другой вопрос, что легионеры, по крайней мере, редко проявляют жестокость к армейским рабыням: ни до травм избитая, ни необдуманно обрюхаченная рабочая сила в сопровождающих фронт обозах не нужна. Случись что — ублюдку самому же перепадет за необузданность дурного нрава. Поэтому когда Дейзи осознала, что ничто не удерживает ее в лагере, то сама мысль о бегстве показалась ей безумной. Кому она нужна в Пустошах, кто ее ждет за пределами этого частокола? Добредет до первого отряда бандитов — и конец. Если найдут республиканцы и даже оставят целой и невредимой, то вряд ли станут устраивать ее судьбу — кому нужна девчонка без оружия и особых навыков выживания? Ни один человек с готовностью не предоставит еду и крышу над головой, никто не станет защищать, а призрачная возможность отрабатывать свой кусок на свободе вряд ли сулит меньшие унижения, чем здесь, в ставшей уже привычной центурии. Дейзи предпочитала жить в рабстве, а не умереть свободной, растерзанной в Пустоши стаей хищников в первый же день существования независимым человеком. Часовые давно привыкли к ее ночным вылазкам: легионеры знали, что медичка может подолгу бродить по окрестностям лагеря в поисках кореньев, но всегда возвращается обратно. Обычно ее присутствие просто не замечали - на шутки Дейзи не реагировала, разговаривала редко, не пыталась снискать для себя привилегий, заискивая и подлизываясь, как иные рабыни. Серая незаметная тень, малоинтересная уже потому, что права на нее как на женщину предъявлял командующий офицер. Дейзи внимательно смотрела под ноги, стараясь не расплескать из ведра воду. Протоптанная тропинка петляла вдоль внешнего рва, свет факела вырывал из темноты лишь небольшой круг света в беззвездной ночи. В эти сутки окрестности лагеря патрулировал контуберний Атера Мантиса, и Дейзи лелеяла тайную надежду повстречать на пути декана, обходящего посты, но только Мантис наверняка сейчас в лагере, в самом центре событий. Из-за ограды долетали возгласы собравшихся у претория легионеров, кто-то громко, заразительно смеялся. Сам преторий — заброшенная электрическая подстанция, обросшая пылью развалюха без окон — возвышался над частоколом массивным черным блоком в тусклых отблесках костров. Преторий лишь по названию, но не по факту - командиру центурии положено находиться в укрепленном сердце лагеря, но Силус ненавидел этот затхлый каменный мешок, предпочитая с большей радостью спать в походной палатке на воздухе вместе со своими людьми. Ветераны журили его за излишнее панибратство, но офицер резко огрызался на нападки. Возможно, именно поэтому последние недели у центуриона преобладало столь отвратительное настроение... Привычным маршрутом Дейзи приблизилась к зарослям кустарника, свернула в низину, где мрак соткался сплошным черным пятном, тесным переплетением ветвей акации и мескита. Девушка не чувствовала опасности, как вдруг неожиданный громкий шорох заставил ее резко остановиться, замереть. Три дня назад патрульные подстрелили на подходах к лагерю Когтя Смерти, жаждущего полакомиться человеческим мясом, в изобилии заведшимся на окрестных территориях. Если его собрат возвратился сюда с той же целью, то у нового хищника наличествовали все шансы осуществить не свершенное родичем намерение... Дейзи медленно попятилась назад. Ее запах и свет огня уже привлекли внимание существа, шуршащего в кустах. Пульс рабыни резко зачастил, дробно застучал в ушах. В голове проносилась истовая молитва Марсу, чтобы в кустах притаился лишь мелкий трусливый койот или разбуженный ворон. Где же ночные патрули, когда они действительно нужны, а не слоняются по округе, обдирая халапеньо с мескитом и вытаптывая ее посевы. Шуршание повторилось. Затем тихий голос обратился к ней: - Шшш, не бойся! Дейзи недоуменно моргнула. Что еще за глупые шутки? Страх сменился замешательством - возможно, кто-то из разведчиков раздобыл алкоголь и теперь не желал попасться с поличным, скрывшись за стенами лагеря с запрещенной добычей. - Только не кричи, мы поможем тебе. И потуши факел, быстро! - скомандовал тот же голос. Рабыня послушно исполнила приказ, ткнув головней в песок — бездумно подчиняться командным интонациям она давно привыкла. Мысли вертелись в беспорядке, силясь охватить происходящее. Ослепленные огнем глаза все еще не привыкли ко мраку, но девушка различила темный силуэт, шагнувший к ней навстречу из зарослей. Только это оказался не подвыпивший фрументарий - появившийся человек не был одет в форму Легиона. - Майор Джойс, третий батальон армии Новой Калифорнийской Республики, - четким шепотом отрапортовал вышедший из кустарника мужчина. Рабыня застыла в ужасе - не могла ни двинуться, ни закричать. - Теперь ты в безопасности, женщина. Мы пришли, чтобы спасти тебя и освободить из плена, - радостно возвестил майор, придвинулся ближе и положил медичке руку на плечо. - Поверь, эти животные поплатятся за все, что с тобой сделали! Дыхание Дейзи застыло в горле, девушка оторопело замерла, не в силах выдавить ни звука. Растерялась. Если бы Коготь Смерти опустил лапу ей на плечо, она вряд ли испугалась бы сильнее. Республиканцы вызывали у нее не меньший страх, нежели дикие пустошные рейдеры: такие же лицемерные скоты, только куда более хитрые и лучше организованные. Однажды она видела, что сделал их отряд с пленным рекрутом: среди профлигатов ходили слухи, будто легионеры склонны к гомосексуальным связям — по этой статье нкровцы отыгрались на бедняге по полной... Мучительная смерть, ставшая избавлением от затянувшейся боли. Дейзи и раньше видела показательные казни в Легионе, но подобная жестокость ради самой чистой, извращенной жестокости вызывала лишь содрогание и омерзение. Возможно, человек перед ней тоже принимал участие в чем-то подобном? Майор участливо держал ее за плечо, едва ли чувствуя, что девушку трясет дрожь. Устав ждать ответа, он осторожно попытался увлечь ее за собой в безопасность прикрытия зарослей, но ноги у Дейзи едва шевелились. Издали из-за ограды лагеря вновь донесся взрыв хохота, кто-то громко подначивал оппонента пробежаться в разобранной силовой броне. При оборванных сервоприводах сталь давит всем полным весом: Фриний бы обязательно ввязался в такое пари, просто чтобы покрасоваться... Рабыня судорожно сглотнула. - Тебе больше ничто не угрожает, ты официально под защитой НКР, - попытался вновь убедить ее республиканец, переполняемый гордостью, что ему удалось вырвать из лап Легиона исстрадавшуюся душу. - Сегодня ночью мы возьмем форт штурмом, и ни один ублюдок в юбке больше не причинит тебе вреда. Дейзи зажмурилась. Кажется, этот человек просто не понимал, что она не желает быть «спасенной». Что мог знать этот самоуверенный офицер из Шейди Сендс о жизни обычной женщины посреди диких пустошей? Что он мог ожидать: слез счастья, слов благодарности? Или что она с готовностью предаст людей, бросит ставший для нее домом лагерь центурии? Дейзи нерешительно отступила назад. Пробормотала едва слышно даже для самой себя: «Я лучше пойду», - с трудом осознавая, сколь нелепо звучат ее слова. Офицер республиканцев от удивления разжал хватку пальцев на ее плече, но тут же опомнился и рывком привлек рабыню к себе. - Стой, дура! - Отстань! - испуганно вскрикнула девушка, отшатнувшись прочь. Джойс понял, что его ждет серьезное сопротивление. Чертовы легионеры - из-за привитого ужаса перед ними эта несчастная едва понимает, что творит. Еще не хватало, чтобы она подняла шум и привлекла внимание часовых окруженного форта. - Да стой ты, - прошипел майор, развернув рабыню к себе спиной в отработанном захвате. Игнорируя отчаянные попытки вырваться, крепко зажал ей рот. Из кустов тут же подоспела подмога: два солдата НКР скрутили медичку и потащили под прикрытие зарослей, пока патрули не засекли подозрительное движение. Женщины в Легионе под стать воинам - тоже отлиты из стали, иные здесь не выживают. Лагерная рабыня и бьющегося в лихорадочном бреду к койке привяжет, и тюки не хуже вьючного брамина на марше потягает, и распоясавшемуся новобранцу такую оплеуху даст, что всякое желание у наглеца отобьет. Хрупкие неженки — это не здесь, не на передовой, такие тут не протянут долго. Дейзи извернулась, саданула коленом в пах скрутившему ее республиканцу, отчего тот на мгновение ослабил захват. - Патруль, сюда! Помогите... - вскрикнула рабыня, воспользовавшись моментом, прежде чем ей вновь зажали рот — на этот раз церемониться не стали; солдат грубо вывернул ей руку, Дейзи сдавленно застонала от боли. Чей-то локоть вжался ей в лицо, закрывая доступ воздуха, девушка беспомощно дергалась, силясь хотя бы просто вздохнуть. Позади нее в зарослях встревожились бойцы - совсем рядом кто-то передернул затвор автомата. Глаза Дейзи уже привыкли ко мраку, теперь она могла с ужасом различить, что на подступах к лагерю в овраге скрылся отнюдь не маленький разведотряд. Рабыня не могла верно оценить расклад сил противника, но в видимом ей обзоре республиканцев было много, слишком много — возможно, больше, чем людей в центурии... Удерживающий Дейзи солдат громко сопел, пытаясь сдержать ее попытки высвободиться. Закрывающий ей рот рукав провонял потом и оружейной смазкой. Рабыня извивалась всем телом, вырываясь на волю — в ответ от республиканца в ход пошли уже грубые удары, в полную силу. Ее крик о помощи все же не остался незамеченным: четыре темные тени тихо направлялись к лощине, откуда слышались шорохи. Факелы патрульных погашены; легионеры беззвучно продвигались к подозрительной зоне, оцепив ее полукругом. Словно стая ночных охотников, выбравшихся на сумеречную травлю. Солдат по правую руку от Дейзи сухо перещелкнул курок, крепче сжал оружие. Черный силуэт в короткой тунике приближался к оврагу - высокий худой мужчина двигался, чуть пригнувшись. Тонкие сильные руки хищно разведены, острым жалом выставлен боевой нож. Будто огромный темный богомол, медленно подкрадывающийся к добыче. Сердце Дейзи екнуло, заколотилось еще сильней. Узнала. Иногда желания сбываются не так, как хотелось бы. Он все же нашел ее, хотел спасти... Долговязая фигура резко замерла, насторожилась. Человек повел носом, улавливая потоки прохладного ночного воздуха. Перья деканского шлема слабо трепетали под пустынным ветром. На глазах Дейзи выступили бессильные слезы, напряженные мышцы свело болью. Неожиданно откуда-то взялись новые силы; игнорируя острую боль в вывернутом, почти вывихнутом плече, рабыня впилась зубами в зажимающую ей рот чужую руку. - Атер, беги!!! Тонкий темный силуэт резко развернулся в ее сторону. Напряженное для стремительного прыжка тело выискивало цель, жертву. Доли секунды растянулись в вечность. Тихо шелестела листва сухого кустарника. Мелкий песок под порывами ветра щекотал лицо. Короткий, резкий щелчок, и оружейный выстрел взорвал ночь. Пуля прошила насквозь грудь декана. Крик откуда-то со стороны частокола. Еще один выстрел. Без перерыва еще один. Атер мягко опустился на землю, зажимая сквозную рану под сердцем. Голова медленно склонилась на грудь. Дейзи беззвучно закричала. Заглушенный кляпом республиканца плач из надсадного воя перешел в сдавленный стон. Глаза застлали слезы. Потом по ее горлу прошелся нож, оборвав последний слабый выдох. Батальон в низине зашевелился, овраг наполнился движением, спешными перестроениями отряда: к частоколу рванула пехота, затолкались на позиции стрелки. Джойс отрывисто выкрикивал команды, уже не таясь, не понижая голоса. Потом ночную тишину разорвала огненная канонада. Третий батальон НКР развернул полномасштабную атаку на легионерский форт.
Солдат
Гарь забивала легкие, в горле саднило от дыма. Ночное небо окрашено багровым заревом пожара - пылал частокол над южным валом лагеря... сам лагерь захвачен противником, в этом уже не осталось сомнений. Деморализованные остатки центурии сбились в кучу в центре форта, под стены старой электрической подстанции. Очередная передислокация - все ближе к преторию, к внутреннему квадрату лагеря — ощетинившаяся оружием группа еще пыталась держать строй, огрызаться, но неумолимый прилив атаки все сильнее прореживал ряды последних выживших. Не в панике бегущие трусы, но против воли сдающие позиции, уже потерявшие надежду воины, загнанные в тупик. Об отступлении нет и речи — Легион Цезаря не отступает. Впрочем, отходить некуда: не видно возможности вырваться из окружения. Центурион уже осознал, что битва проиграна. Мокрые от пота волосы липли к лицу, закрывали обзор — Силус порывисто растер запястьем лоб, смахивая с глаз спутанные пряди и походя размазывая кровь. Легкие горели от чада и дыма. Термокопье разломано, его разбитая рукоять минуту назад вогнана в живот республиканца; из оружия у центуриона остались лишь мачете да охотничий нож. Еще несколько растянувшихся мгновений контактного боя, и мачете тоже в негодности - с пронзительным лязгом меч принял удар пули, по стальному клинку пошла иззубренная трещина. Для хозяина клинка счастливая случайность стала лишь краткой отсрочкой неизбежности. Последний рывок; профлигат не успел увернуться, когда Силус уже бесполезным обломком мачете полоснул его по лицу - треснувшее лезвие разминулось с глазницей и косо вошло в щеку. Клинок натужно проскреб о челюсть, достиг позвонков; лезвие переломилось, оставляя расколотый обломок стали глубоко в горле хрипящего солдата. Возвратным ударом рукояти в висок центурион сшиб противника с дороги и отшвырнул бесполезный эфес. Дым жег глаза. Мелькающие во тьме силуэты слились в сумбурной мешанине: серая масса тел, освещаемая краткими огненными вспышками выстрелов. Где-то за спиной Силуса вексилларий с отчаянной безнадежностью материл отступающих к преторию легионеров, сломавших строй. Дегенерат... Пытался обернуть вспять лавину паники. Всем остальным уже понятно, что никто не выберется отсюда живым. Грохот выстрелов оглушал, сквозь него прорывались вспышками боли крики и стоны раненых. Люди жались к подстанции, к гордо реющим алым штандартам золотого быка - в обреченных воинах еще теплилась несознательная вера в своих офицеров. Напрасно. Все, что им оставалось — умереть с честью. Нет более давящего груза, чем потерянная надежда. Вроде бы фигурально утрачиваешь что-то, а тяжесть наваливается несравнимо большая. Силус не давал этой мысли угнездиться глубоко, пустить корни, вытесняя любые соображения о том, что будет после. Что станет с теми, за кого он ответственен. Пожалуй, смерть в бою стала бы для офицера желанным исходом. Силус развернулся: резкий выпад, удар. Боевой нож поймал в полированную грань отблеск зарева пожара. Молодой профлигат отшатнулся по инерции, винтовка бессильно дернулась в обмякших руках, так и не будучи наведена на цель. Центурион ухмыльнулся окровавленным ртом, заметив ужас в расширенных зрачках противника. Бросок вперед, смертельное объятие - нож с чавканьем вошел под лопатку, горячий черный поток заструился по пальцам центуриона. Винтовка выскользнула из рук нкровца, тяжело стукнулась прикладом о песок. Силус отшвырнул ствол в сторону небрежным пинком ноги — жалкие игрушки слабаков. В его венах пульсировала животная ярость, он желал ощущать возмездие на кончиках пальцев, рассекая плоть честной заточенной сталью, выпивать чужую жизнь до последней капли, до финального судорожного вздоха. Он прорубался сквозь поле боя, оставляя выкошенный след в рядах врага. Слепая волна бешенства заглушила отчаяние. Не замечал, что его лицо заливает кровь, что с простреленного навылет плеча свисает едва держащийся шмат кожи. Его вела не боль, а гнев. Злость на этих жалких тварей, ничтожных червей, посмевших бросить вызов его центурии. И больше прочего приводило в неистовство, что брошенный вызов оказался не просто достойным, но и фатальным. Его форт разбит. Сражающийся поодаль Фриний, доверенный декан, то и дело бросал полные надежды взгляды на командира в ожидании приказов. Будто Силус способен сотворить чудо. Будто способен в одиночку остановить атаку и повести за собой в наступление. Так бывало раньше, но не сейчас... Не против сотен хорошо вооруженных врагов. Уже не только центурион, но и солдаты осознавали: организовать прорыв в наступлении не удастся, за брешью частокола сплошной массой напирала толпа в желто-серых мундирах, неотвратимо вливалась в захваченный лагерь. В скудных отблесках пламени в ночи этот поток казался бесконечным. Его центурии остается лишь увести за собой в ад как можно больше врагов, потому что выживших легионеров ждет гораздо худшая участь... В кураже боя Силус не чувствовал страха смерти: лишь бешенство, подобно берсеркеру. Не страшился и умереть неотмщенным, ибо воздаяние Цезаря настигнет профлигатов рано или поздно. Лучше рано. Глубоко внутри снедала лишь горькая досада, что он не может зажатым в кулаке ножом распотрошить тех трусливых скотов, обстреливающих его солдат издалека, из укрытия. Что матерые воины, способные врукопашную выйти против троих рейнджеров и одержать победу, теперь беспомощно гибнут под пулями снайперов. Как четыре года назад на дамбе — все повторяется, и сейчас противник значительно превосходит их числом. Профлигаты теснили их к подстанции... Какой-то совсем молодой рекрут отчаянно палил из заедающего браунинга по паре автоматчиков, засевших за баррикадой из ящиков. Силус не ставил целью спасти парня, лишь воспользовался возможностью зайти с фланга к республиканцам, пока новобранец отвлекал их внимание. Полный боли и удивления крик молодого легионера резанул по ушам сразу следом за короткой очередью ПП. Не оглядываясь на рекрута, Силус бросился к автоматчику. Нкровец резко развернулся: всплеск свинца огненными иглами прошелся по ногам центуриона. Вот теперь пришла настоящая боль. Бело-красная вспышка на миг затмила зрение, стерла картину объятого огнем лагеря. Уже в падении на потерявших твердость ногах легионер успел зацепить профлигата ножом. Острие скользнуло по груди, пропарывая форму длинным разрезом от живота к бедру. Автоматчик на мгновение замешкался, решая в краткие обрывки секунд, добить ли жертву прикладом или перезарядить оружие. Его напарник внезапно захрипел, когда из груди у него наружу прорвался черный наконечник копья. Кровь забугрилась хлынувшим густым потоком. Еще через секунду нерешительный автоматчик упал рядом с центурионом, в последней агонии пытаясь зажать рассеченное горло. Декан первого контуберния Фриний высвободил копье из обмякшего тела профлигата. Затем подхватил оброненный республиканцем ПП, быстро проверил патроны в магазине и с тревогой склонился над Силусом. - Префектус! Центурион бессильно зарычал сквозь стиснутые зубы. Четыре пулевые раны над коленями - ноги больше не повиновались ему. Фриний перекинул ремень трофейного ствола через плечо и без колебаний ухватил офицера под мышки. Поволок из самой гущи боя обратно к преторию. - Убери... руки... - натужно прохрипел Силус, слабо пытаясь освободиться. Неожиданно боль от полученных ран накатила с полной силой, адреналиновый напор в крови схлынул, оставляя только непослушное, изломанное тело со все еще кипящей внутри нерастраченной злобой. Фриний не отвечал. Каждая неровность почвы, каждый неуклюжий толчок отзывались в ногах новой вспышкой ослепляющей боли. Силус словно со стороны слышал собственный крик. Он не справился с задачей, не смог сохранить в безопасности подопечных солдат. Эта саднящая боль поражения разрывала существо на части не милосерднее физической. Что делает этот идиот? Спасает его? Станет ли спасением участь, что его ждет... Сознание покидало центуриона, звуки поблекли, взор застилала тьма. Смерть стала бы избавлением...
Пекло, духота. Горячий, спертый воздух. Все тело в поту, саднит ушибами каждый дюйм кожи, а ноги горят, будто обложенные углями. Силус с трудом разомкнул слипшиеся веки. Темно. Едва различимые смутные силуэты вокруг, ощутимые скорее своим объемным присутствием, обрисовываемые шестым чувством, но не зрением. Пыль, пот, кровь... боль. Тонкие лучики света пробивались сквозь узкую щель под самым потолком. Силус понял, что находится в старой подстанции. - Он же юнец совсем зеленый, мальчишка! Нельзя же так... Ну скажет, что раб — переоденем в тряпье... Центурион различил хриплый голос Фриния. Его перебил другой человек: низкий рык пересохшим горлом, словно ощерившийся разъяренный пес: - Он такой же солдат, как и мы. Сколько он в Легионе уже, сколько видел? - Сколько ты в Легионе вообще? - с сарказмом переспросил у кого-то Фриний. - Только от матери оторвали? Как тебя хоть зовут? - К-койот, - проскулил срывающийся на фальцет голос из угла. - С-седь-мой месяц. - Дети... - простонал Фриний. - Я не возьмусь за это... - Тогда я сам возьмусь, - грубо ответил ему оппонент. - Приказы Цезаря не подлежат обсуждению. Силус узнал его: Ричардс из шестого контуберния, старый вояка, преданный диктатору до мозга костей. Центурион начал догадываться, в чем заключается предмет спора его офицеров и тут же пожалел, что вообще очнулся. Диафрагму сковал спазм, в грудь ледяным порывом ворвался страх. Тихо звякнуло лезвие ножа. Тягучая тишина повисла на долгие-долгие секунды. Кто-то тихо стонал в углу, подвывал от ужаса. Шумное шуршание, глухой шлепок от толчка кулаком. «Заткнись!» Громко, прерывисто вздохнул Фриний рядом, вобрал в легкий спертый воздух. - Ну что, кто первый? - Что будем делать с центурионом? - мрачно поинтересовался кто-то басом из угла. - Он без сознания. Ему больше остальных повезло, - отозвался Ричардс. Силус приоткрыл губы, чувствуя, как трескается засохшая кровяная корочка. - Дайте мне нож... Я... сам.
Шпион
Рональд Кертис рассеянно катал по столу пустую гильзу. Гильза глухо звякала — довольно неприятный звук, но Кертис не придавал этому значения. Лишь бы чем-то занять подрагивающие руки. Сидящий во главе стола полковник Шу тяжело подпер кулаками подбородок и мрачно оглядывал своих офицеров. Ждал предложений. Никто не спешил высказываться. Неудачи накрыли лагерь МакКарран, будто затянувшаяся пылевая буря. Сотни проблем, подобно песчинкам, просачивались, царапали острыми коготками мягкое нутро, медленно подтачивали нервы. Штабные заседания раз за разом становились все тягостнее. Вышел из строя пищевой синтезатор, рефрижераторы на базе стояли разломанные, похоже, еще со времен Великой Войны, что сказывалось не лучшим образом на разнообразии рациона. Войсковой кашевар со своей непригодной к употреблению стряпней наверняка подрабатывал на полставки диверсантом у Цезаря, подрывая боевой дух и кишечники солдат. Досаждали постоянным набегами Черти, расплодившиеся в подземельях Третьего Убежища, на южных окраинах все чаще донимали Ханы, словно интуитивно почуявшие наметившуюся слабину гарнизона. Пленный офицер Легиона, на заштопывание ран которого израсходовали два отнюдь не лишних стимпака, все никак не мог ни расколоться, ни умереть: так и завис в неопределенном состоянии, проедая с каждым дней все больше порций отвратительного пайка, приготовленного без особой любви все тем же бесчеловечным кашеваром. Солдаты Республиканской Армии страдали. По разным причинам, одной из которых значилась и нехарактерная для мохавской зимы жара — она лишь добавляла безысходности в и без того беспросветно-безрадостное бытие гарнизона. А лейтенант Кертис продолжал катать гильзу по столу, обеспокоенный отнюдь не этими проблемами; его личные неприятности носили куда более масштабный характер. Могло бы показаться, что лейтенанту Рональду Кертису — более известному в Легионе под именем фрументария Пикуса, диверсанта с многолетним стажем — подобные беды противника были только на руку, если бы он сам не страдал от стряпни повара, от обстрелов Чертей и от жары среди прочего. Но словно назло судьбе, перевешивая баланс чаши весов справедливости, на Кертиса валились поверх еще и персональные неурядицы. Во-первых, полковник поручил ему вычислить шныряющего в лагере шпиона Легиона, который еженощно передавал радиограммы о раскладе сил НКР и планах логистики. Кертис при всем служебном рвении к вершинам профлигатской карьеры не был в состоянии расследовать дело, в котором выступал как детективом, так и преступником - и в этой затянувшейся патовой ситуации полковника Шу все больше злило отсутствие результатов в порученном задании. Поэтому сейчас, на штабном совете, особенно недовольные взгляды командира перепадали именно в сторону нерадивого лейтенанта. Вторая и далеко не последняя проблема Пикуса сидела в данный момент в карцере и выводила из себя приставленных к дверям часовых. Гребаный Силус, будь он неладен — ну словно вчера родился парень! Дослужился до центуриона и будто никогда и не слышал о приказе не сдаваться живым врагу. Его вытащили из старой подстанции осажденного форта Легиона. Сам лагерь разнесли подчистую - третий батальон в ходе передислокации с запада почти случайно натолкнулся на вражеское укрепление. Началось с того, что нкровский отряд на марше долго терроризировал какой-то фанатик из Братства Стали, пока его не подстрелили снайперы. Разведчики вышли на след раненого, но в конце пути наткнулись отнюдь не на ожидаемую цель, а на длинную-длинную цепочку иных следов, оканчивающуюся пугающим сюрпризом в виде форта Легиона. Командующий Джойс быстро перегруппировал подразделение и с ходу взял лагерь штурмом; Кертис не мог не восхититься мобильности майора — отрывистые аплодисменты сквозь зубовный скрежет. От лагеря Легиона не оставили камня на камне: силы были изначально неравны — укомплектованный батальон против диверсионного отряда. Но все же небольшой группе выживших легионеров удалось окопаться в старой подстанции - еще дня два они мотали нервы окружившим их республиканцам. Накрепко запертые двери, которые на двести лет пережили бомбежку Мохаве, вполне могли пережить ярость майора Джойса. Подразделению нкровцев нужно было двигаться вперед, но майор не желал оставлять загнанных в ловушку легионеров за спиной. Он не мог продолжать осаду, но и не мог бросить столь ценный трофей. Джойс угрожал, Джойс обещал, Джойс молился, психовал, отчаивался. Он даже порывался обложить фундамент взрывчаткой, но саперы постановили, что затраты окажутся неоправданными, а легионеров все же резоннее взять живыми. В итоге, когда майор совершенно потерял надежду, дилемма неожиданно разрешилась сама собой: дверь подстанции распахнулась и оттуда вполне добровольно выбрался полумертвый офицер Легиона. Офицеру вкололи стимпак, привели в чувство - офицер не сопротивлялся. Открывшаяся в сдавшейся подстанции сцена заставила вздрогнуть даже бывалых солдат: только трупы в едва остывшей крови. Шесть легионеров покончили с собой, не желая сдаваться в плен. Тошнотворный запах свежей мертвечины в нагретой духоте... Кертис не хотел знал, страшился даже представлять, что испытывали эти несчастные, загнанные в ловушку в неизбывной безысходности. Крошечное замкнутое помещение, за стенами которого вплотную встала лагерем вражеская армия. Незажившие раны после боя, постоянная темнота, усиливающийся голод... отчаяние. Каково это — всадить нож себе в грудь или тянуть жребий, по которому должен убивать своих боевых товарищей, старых друзей? Каково это — прервать собственную жизнь во имя высшей цели, довольствуясь лишь несломленной гордостью, что лишил врага последнего удовольствия, триумфального эндшпиля в затянувшейся игре в кошки-мышки? Но кто, как не фрументарий, засланный в тыл врага агент, имеет право осуждать и презирать трусость выживших. Шпионы Легиона, подобные самому Кертису, годами находятся в окружении чужаков, под постоянным гнетом опасности. Каждый знает, какую ценность он представляет для врага в случае обнаружения, поэтому вопрос о самопожертвовании в критической ситуации даже не подлежит обсуждению. Кертис изначально знал, какая незавидная участь его ожидает в случае провала. Здраво осознавал, что стоит на кону, как дорого ценится любая информация на войне — слишком много повидал малодушных трусов и последствий их признаний, чтобы собственная рука не дрогнула, когда наступит момент истины. Порой сведения наделенного властью человека, приближенного к командному штабу, способны полностью повернуть ход войны. В том числе сведения от офицера в ранге, как Силус. Кертис с готовностью придушил бы гада голыми руками, но его волновала вероятность, что Силус узнает его и сдаст республиканцам. Раньше, еще до первого штурма дамбы, они пересекались с центурионом на военных советах — сейчас предатель мог с легкостью опознать бывшего собрата по оружию; в интересах собственной операции Пикус не мог рисковать. До сих пор лже-лейтенанта относительно успокаивал факт, что пленный легионер ничего не успел рассказать профлигатам - Бойд так и не добилась от центуриона ни слова, кроме бахвальства, угроз и замысловатых ругательств. Особой веры, что сие положение продлится вечно, Кертис не испытывал: при всей показной гуманности НКР к военнопленным, терпение полковника рано или поздно лопнет. И тогда Бойд придется выдумывать новые методы, кроме задушевных увещеваний. И не таких самодуров пытки раскалывали. В Легионе самый морально стойкий пленник через пару часов обработки уже рассказал бы все, что знает, и красочно додумал бы остальное. Среди и без того достаточного вороха проблем гниющей вишенкой на торте возвышалась еще одна - внештатное пополнение в гарнизоне МакКаррана. Премерзкая особа из гражданских, сейчас сидевшая по другую сторону стола напротив полковника и нахально закинувшая ноги на спинку соседнего стула. Угловатая фигура и пулевые шрамы на лице отнюдь не добавляли ей шарма. Ее называли просто Курьер, и кроме доставки почты она промышляла доставлением неземного удовольствия полковнику путем вылизывания его республиканской задницы. Эта девица навязалась разруливать насущные проблемы в форте, за вознаграждение порывалась взяться за любое дело. Лейтенант Бойд обмолвилась, что эта Курьер обещала по-свойски поговорить с захваченным центурионом - препятствующим вредить военнопленному уставом она стеснена не была, а Легион ненавидела не меньше самой Бойд. И Пикусу отнюдь не нравился подобный настрой. Пустая гильза вновь прокатилась взад-вперед, неожиданно выскользнула из-под пальцев, со звоном брякнулась на пол. Лейтенант не наклонился за ней, лишь устало сложил руки на затылке и откинулся на спинку стула. Курьер смерила его придирчивым взглядом, будто оценивала по одним лишь ей ведомым критериям. Криво ухмыльнулась; мышцы вокруг шрама остались неподвижны. Полковник Шу предоставил карт-бланш своей новой протеже: девица шныряла по всему лагерю, задавала ненужные вопросы, выпытывала, вынюхивала. Кертис не удивился, когда днем позже она пришла к нему с известием, что полковник перепоручил ей обнаружение шпиона в лагере, поскольку розыски самого Кертиса не давали никакого результата. Читающаяся в ее глазах насмешка еще больше злила фрументария - будто эта самоуверенная разносчица почты уже наперед предчувствовала, что с легкостью расплетет ведущие к нему ниточки свидетельств. Она с пристрастием выпытывала множество деталей якобы проведенного следствия, пытаясь поймать собеседника на лжи — благо у Кертиса наличествовал заготовленный отработанный план, по которому он рассчитывал подставить местного пакостника, своими глупыми шутками уже порядком доставшего весь гарнизон. По рядовому Креншо никто скучать не станет - с его исчезновением республиканцы лишь вздохнут спокойно, а гауптвахта освободится от его постоянного пребывания. Парень регулярно взламывал чужие терминалы, оставляя там гаденькие сообщения, подсовывал петарды в унитазы, однажды умудрился затащить в дежурку часовых брамина - бедное животное несколько часов пытались спустить обратно с лестницы. В Легионе за такие выходки парня давно бы выпороли розгами или оставили на день-два проветриться на кресте — у профлигатов же наличествовали довольно своеобразные представления об армейской дисциплине. Словом, Креншо являлся удобным вариантом, чтобы свалить грехи: его сомнительная слава не оскудеет на общем фоне. Но эта девица, Курьер, будто нутром чуяла некий подвох, и Кертису приходилось особенно тщательно взвешивать каждое слово. Беседа получилась более чем холодной. Фрументария отчаянно бесила ее мерзкая, не сходящая с лица ухмылка - ошалевшая от обретенной власти письмоносица усердно делала вид, будто владеет ситуацией. Утешало лишь одно: после выполнения основного задания по взрыву монорельса он уберется отсюда, из этого проклятого профлигатского гнездилища. Пикус надеялся, что взрывом зацепит и эту дрянь, и Силуса за компанию. Сутки фрументарий соблюдал радиомолчание, рассчитывал повременить с отчетами и временно затаиться. Курьер прекратила шнырять по лагерю и всерьез занялась пленным центурионом - вместо Бойд вела с ним длительные дискуссии наедине; Кертис отнесся к ее деятельности философски. Уж если матерая фронтовая командирша Бойд не смогла расколоть легионера, то что сможет сотворить другая баба — штатская выскочка даже без должной закалки. Шпион изначально скептично отнесся к отнюдь не новаторским методам, пока не услышал краем уха, что беседы Курьера с пленником дают результаты: республиканская подстилка уже готовит отчет для полковника. Вот тогда Пикус всерьез занервничал и по-иному воспринял изначально недооцененную угрозу. Обеспокоенный фрументарий все же решил связаться со штабом: Вульпес Инкульта, глава разведки Легиона, должен быть немедленно проинформирован. Пусть сам решает, как поступить. Командование соотносило начало подрывной операции с более масштабной, неведомой Пикусу стратегией, но теперь из-за этой бабы сам план Легиона находился под угрозой. А уж если заговорит Силус... Возможно, в загашнике у Инкульты есть и другие шпионы в МакКарране, о которых в целях безопасности не знал Кертис — тогда Курьера можно быстро убрать, не подвергая опасности алиби фрументария, ответственного за взрыв монорельса. Терзаемый мрачными мыслями, Пикус под покровом ночи брел к зданию терминала, шарахаясь от каждой тени. Самоубийственная затея под усилившимся надзором, но иного выхода шпион не видел. До радиорубки он добрался без приключений: никаких патрулей, никаких засад, все по-прежнему — только храп часового, эхом отдающийся по всему плацу. Терминал связи тоже оказался пуст; Кертис поднялся к пульту, развернул кресло, привычно опустился на рваную прохудившуюся обшивку, как вдруг под ним что-то зашуршало. Фрументарий с удивлением извлек из-под седалища обрывок бумаги — рисунок. Карманным фонариком Пикус подсветил накаляканный карандашный шарж, который обычный человек счел бы больным плодом разгулявшегося воображения художника. В бочке сидела остроносая птица — долговязая, будто отощавшая лысая ворона, причем явно обозленная своим положением. Бочку затыкал шерстяным задом довольный койот, помахивающий неестественно пушистым хвостом. Всем своим видом койот демонстрировал крайнюю невозмутимость. Возле бочки бродил двухголовый яо-гай — еще один каприз не природы, но человеческой фантазии — зверь, существующий в реальном мире только на флаге НКР. С минуту Пикус разглядывал рисунок, затем кусочки головоломки сложились воедино. Рука его задрожала, напряжение мышц резко спало. Он откинулся в кресле, по лицу расползлась довольная улыбка облегчения. Птица в бочке с неестественно вытянутым клювом — не кто иной, как picus viridis, однажды виденный легионером в иллюстрированной энциклопедии. Дятел. Неведомое существо, чье краткое название когда-то показалось звучным молодому рекруту-легионеру — звучным настолько, что позже он выбрал его в качестве имени. Ироничная судьба будто в насмешку подстроила его карьеру, переведя с поля боя в разведчики, из солдат в стукача. «Не высовывайся», - словно намекал дятлу пушистый койот на бочке — который был отнюдь не койот. Вульпес Инкульта - тот еще лис... От сердца у фрументария отлегло. Он не один. Кто-то еще из Легиона действует в МакКарране и держит ситуацию под контролем. Или думает, что держит — но, в любом случае, это уже вне компетенции Кертиса. Успокоившись, шпион столь же тихо выскользнул из радиорубки. Из предосторожности рисунок он сжег. Без особых сожалений, поскольку его культурная ценность стремилась к каракулям одаренных талантов, от избытка времени малюющих детальные непотребства на стенках сортиров. Этой ночью фрументарий спал мирным сном праведника: в кои-то веки за чередой неприятностей мелькнул многообещающий лучик надежды. Реальная поддержка, которая неизмеримо много значила для человека, привыкшего рассчитывать лишь на себя. Но солнечное мохавское утро встретило его отнюдь не радостными новостями. Лагерь гудел, взбудораженный последними событиями; смена часовых в дежурке доложила лейтенанту Кертису об инциденте, подробности он узнал уже в столовой за не лезущим в горло завтраком. Эта странная почтальонша зарезала Силуса во время допроса. Ударила ножом в шею несколько раз, прежде чем охрана сумела ее оттащить. Пленника спасти не успели, а взбешенная Курьер яростно вырывалась, пока ее не заперли на гауптвахте. Позже выяснилось, что центурион как-то спровоцировал ее: словом или делом, никто не уследил, поскольку охранники как раз «отвернулись всего на минутку». Кертис не удивлялся: такие отлучки с целью выпить чаю или чего покрепче регулярно практиковались на постах; Бойд смотрела на такие вольности сквозь пальцы — в самом деле, не выскочит же пленник сам из запертой камеры! Какой неожиданностью для республиканцев оказалось, что дисциплина все же создана для того, чтобы ее соблюдать. Полковник Шу, возлагавший такие надежды на свою протеже, долго и тщательно проводил разъяснительную беседу с Курьером в карцере. Затем, к удивлению всего лагеря, девушку выпустили. Выяснилось, что она все же получила от легионера необходимые сведения, а полковник, похоже, проникся ее драматическим порывом. К слову говоря, о смерти пленника никто не сожалел - многие даже дружески похлопывали Курьера по плечу, одобряя поступок. Для Кертиса смерть Силуса тоже стала немалым облегчением, но вот готовящийся отчет теперь занимал все его мысли. Через час было назначено совещание штаба. Прямо хоть самому бросаться на злополучную девку с ножом, мотивируя смертоубийство оскорблением собственного достоинства. Или кровной местью всем почтальонам по аналогии с исступленной местью девицы всем легионерам. Марс знает, что она там навешала на уши полковнику в свое оправдание... Может, напела, что дыры от пуль на лице ей как раз солдаты Легиона оставили. В кабинет Шу на офицерский совет Кертис шел, словно на эшафот. Этот гад Силус мог ведь заложить и его заодно, если владел информацией. Таинственный единомышленник с художественным талантом, похоже, залег на дно. Призрачным утешением казалось лишь, что утечка о планах Легиона дойдет до Пикуса из первых рук и он сможет известить командование. Если только эта Курьер теперь вплотную не займется поисками шпиона: как бы самому не оказаться с ножом в горле над рацией - что за глупая смерть от рук взбешенной бабы... Офицеры расселись, приготовившись слушать выступление одного актера; Курьер заготовила внушительную стопку листов для монолога. Но перед присутствующими она отнюдь не красовалась: наоборот, будто пыталась слиться со своим стулом. Голос нервно подрагивал — легко поверить, будто совсем недавно пережила серьезное нервное потрясение. Кертис с мрачной миной скрестил руки на груди, сверлил Курьера взглядом, желая девице жуткой смерти в различных вариациях. Но уже с середины первого листа отчета его глаза округлились в удивлении, с лица сошла кислая гримаса, сменившись недоверием. Уже на второй странице Пикус мысленно аплодировал Силусу, желая парню всяческих благ на небесах. Ни единое слово отчета не соответствовало действительности. Хорошо продуманная дезинформация: та самая тонкая грань между реальными фактами и гиперболой, что в вымысел становится легко поверить, да только эта доверчивость становится фатальной для противника. Настолько филигранная работа, опасно близкая к истине, и все же бесконечно далекая от нее, что фрументарий уже готов был поверить, что Силус специально сдал свою центурию в ходе шпионской операции, чтобы попасть в плен и дезинформировать НКР о планах Легиона.
Хохо, а у меня еще фики с ФБ 2013 не заархивированы! Полтора года как бе...
Перед бурей Размер: мини, 2065 слов Пейринг/Персонажи: Джошуа Грэхем, Цезарь Категория: джен Жанр: повседневность Рейтинг: G, второй левел Краткое содержание: POV Грэхема, легатские будни. Примечание: Несколько месяцев до боя за дамбу Гувера, в которой Легион будет разгромлен, а Цезарь (он же Эдвард Сэллоу) прикажет обмазать в смоле провалившего штурм Грэхема, поджечь и сбросить в Большой Каньон. Продолжение фика "Люфицер"
читатьМы угробили три дня и четырнадцать легионеров на захват довоенного подземелья. Автоматическая система охраны еще работала, зато мы точно знали, что первыми, еще до мародеров, вторглись в эти нетронуто-девственные коридоры. Первым делом Эд нашел арсенал и пропал в нем. Зато я нашел кухню. Огромные морозильники военной базы: все покрыто инеем, холод собачий. Распустил скатанные рукава рубашки – все равно зуб на зуб не попадает, а уж парням с голыми коленками и вовсе безрадостно здесь находиться. Ежатся, растирают дрожащие плечи, но идут следом – ослушаться боятся: это после моей-то утренней эскапады, когда я тех двоих… Неважно, за это я еще получу нагоняй от Эда. В дальнем углу морозильников обнаружились разделанные туши браминов, подвешенные на крюках к потолку. Замороженная нерадиоактивная пища, довоенная – никогда не видел столько еды! Сердце радостно бьется при осознании всего объема хранящегося здесь продовольствия – наверняка Эд сейчас в арсенале между оружейных стоек тарантеллу отплясывает под влиянием сходных эмоций. Полки плотно забиты заиндевелыми пакетами; распечатал один - небольшое тельце, напоминающее жирного бесхвостого щенка койота, только передние конечности совсем странные, заостренные. Не видел таких раньше; голова отрублена – невозможно даже определить, кто это был. Мясо отлично сохранилось в камерах, умели ведь до войны строить, еще как умели! Нам крупно повезло наткнуться на нераспечатанный военный бункер: пока мы зачистили от автоматической охраны два верхних этажа, но кто знает, какие сокровища еще таятся внизу! Забрался на стеллаж, невзирая на липнущие ко льду пальцы, по-хозяйски оглядел склады: veni, vidi, vici! Теперь это все наше! Внизу Като суетится с этим странным мороженым щенком, не зная, куда его пристроить. Приказал парню бросить тушку и заняться описью продовольствия – по скромным прикидкам здесь достаточно еды, чтобы два-три месяца обеспечивать весь наш Легион. Как раз хватит для западной кампании — с таким запасом дойдем до самого Шейди Сендс. Эду не интересна еда: он почему-то считает, что солдаты питаются подножным кормом – что нашел, то и съел. Проблемы снабжения от и до лежат на мне, а Эду гораздо важнее представляется проблема вооружения. Дуализм этого явления, конечно, комплексный, почти философский, поскольку у воина с автоматом куда больше шансов раздобыть еду, чем у дикаря с дубиной. Такому еще и на стол накроют, и сервируют красиво, лишь бы не стрелял. Но я придерживаюсь мнения, что обессилевший от голода солдат даже оружие не поднимет, а в бой за своим Цезарем и подавно не пойдет. Палка о двух концах, Эд мог бы приплести сюда диалектику Гегеля, но я привык смотреть на мир проще: его дело – война, мое – обеспечение армии. Я не гениальный полководец, как бы Эд ни хотел сотворить оного из своего легата. Я вообще не полководец, но наш Цезарь этого не понимает. Пример тому - неудачное начало вторжения на базу сегодня утром. Я смертельно устал после штурма. Рана на левом бедре еще ноет и щиплет – лазерный ожог. Проклятые роботы! Мы уложили не меньше десятка, а о потерях с нашей стороны я не хочу даже думать. Больно, но кровотечение уже прекратилось, и я стараюсь не хромать. На меня не действуют медпрепараты, никакие стимпаки и даже это вонючее варево из корешков. Обезболивающая и регенеративная химия – тоже мимо, все равно что вода. Господь создал меня таким, и не в моем праве жаловаться на его умысел: благо, мой собственный иммунитет неплохо справляется и без дополнительной помощи. Молитвой единой. Но свежие раны… это больно! Это очень, черт их дери, больно! Эд намертво застрял в арсенале – часа через два наиграется. Надеюсь, что триумфальная раздача разнокалиберных стволов нашим доблестным бойцам будет отложена на завтра, поскольку обязанный соприсутствовать на этом торжественном действе легат жутко хочет спать. В последние дни сон представляется чем-то до восторженных слез прекрасным и недостижимым. Почти неделя краткой дремы урывками: виной тому не тяжелое положение Легиона, а лишь один человек: Эд. Он взял в привычку делиться со мной планами вторжения в Вегас. Это он их планами называет, а я — разгулявшимися фантазиями. Вот и в этот раз после заката приказал проследовать в свою палатку. Палатка у Эда здоровенная: любит с комфортом устроиться. Он ее «преторием» называет — так звучит солиднее, хотя никто в Легионе не знает истинного значения этого слова. Хоть серпентарием, хоть лупанарием пусть зовется — солдатам все едино непонятно. У Эда в палатке стол накрыт: император ужинает. Вокруг стола рабыня суетится, на Эда таким взглядом косится, будто тот за нерасторопность ее саму вот-вот съест. Но рабыня его как раз не интересует: он сегодня не один, а с женщиной — здоровенной такой, почти как супермутант. Странно: мускулистые туши не в его вкусе, но кто знает, что с его организмом мигрень вытворяет. В последний раз ему в наболевшую голову пришла идея захвата НКР — я едва удержался, чтобы прямо на штабном совете пальцем у виска не покрутить. И хорошо, а то там же пальца бы и лишился - Эд обидчивый. Но с таким размахом планов он лет через десять решит Луну захватить, все мало ему пятидесяти трех племен, к Легиону присоединенных. - С какими новостями явился, Легат Выжженных Земель? Это он мне, от пафоса захлебываясь. Обычно мы с Эдом без зубодробительного официоза общаемся, но сейчас, похоже, он решил девицу охмурить своим императорским высочеством. Столь большая девица требует соответствующего по размерам пафоса. - С наилучшими новостями, мой повелитель. Вернулась четвертая центурия - теперь ты можешь добавить к титулам еще три племени, - я решил подыграть ему. Эд значимо кивнул и покосился на гостью — и вправду впечатлить вознамерился. Ну как тут не свергнуть Сына Марса с небес на землю... - Правда, одно из них оказалось столь мало, что слишком смело было бы называть эту близкородственную общину племенем. Но уж пусть будет племенем: тебе же нужно для статистики. Эдвард презрительно фыркнул и отвернулся. Большая женщина скривила носик... хотя какой носик - носище. Я же непринужденно оттеснил рабыню локтем, обеспечивая доступ к накрытому столу. По центру красовался тот самый зажаренный щенок с острыми лапами, найденный с утра в морозильниках подземелья. Выглядел аппетитно. Озабоченная рабыня увивалась вокруг, силясь довершить сервировку и не потревожить меня, жуткого легата — наверняка ведь пугают в тылах детей моим именем. Я склонил голову, привычно сложил ладони перед грудью и сосредоточенно опустил веки; Эд почуял неладное. - А на полевой кухне, значит, уже не кормят... - надменно заметил он. Вот засранец жадный! - И, взяв хлеб и благодарив, преломил... - я вытащил из-под тряпицы еще теплую лепешку и назидательно закончил: - И подал им, говоря: сие есть тело Мое... - Сие есть Мой ужин, - пробурчал Эд и уточнил, провожая недовольным взглядом остатки лепешки. - Был мой ужин. - Угу, - пробурчал я с набитым ртом и решил возмутиться. - Вообще я для него малые народы завоевываю, а ему куска хлеба жалко. Эд горестно вздохнул. Сервировочная рабыня ошарашенно застыла на месте, в ужасе от своего бытия свидетелем пререканий титанов - зажав вторую надкусанную лепешку в зубах, я деликатно взял даму за плечи и выставил вон из претория. Проветриться ради ее же блага. Большая девица рядом с Эдом проводила меня каким-то диким, ненавидящим взглядом, будто я эту рабыню не на свежий воздух, а как минимум в набитую болотниками клетку выдворил. Кажется, пришло время прояснить ситуацию. - Ну что, Эд, познакомишь меня с этим очаровательным созданием? - Разумеется, мой друг, - сладко улыбнулся диктатор. - Лейтенант Молли Стил, рейнджер НКР. Молли, это Джошуа Грэхем — человек, который поставит НКР на колени. Я учтиво откланялся, дожевывая лепешку. Приноровился к запеченному неведомому мясу: выломал заднюю конечность с хрустящей кожицей - вкусно. Массивная девица смерила меня презрительным взглядом, способным испепелять не хуже лазерной винтовки. - Ты зачем ее в палатку притащил? - резонно поинтересовался я у Эда. Тот взял на вооружение раздражающий менторский тон: - Чтобы ты посмотрел, с кем придется сражаться на дамбе. А то как-то слишком легкомысленно ты к нашей западной кампании относишься — будто республиканцы от одного твоего вида добровольно Шейди Сендс сдадут. - Увидят Легион и сдадут, - кивнул я. Да не впервой так было: Эд все больше над картами просиживает, а на поле боя оно все по-другому получается. Он не знает, как дикари при появлении манипулы на горизонте начинают паниковать, и еще прежде чем армия достигнет их домов, дружно капитулируют. Неужели группа хмурых отъевшихся женщин чем-то превосходит другие формации? Сомневаюсь. Я поднялся на ноги, прошелся по палатке, издали внимательно разглядывая рейнджера со всех сторон, словно диковинную игрушку. Эд принялся за еду. И все же было в этой Молли что-то настораживающее, что-то не давало мне покоя. Ее запыленная военная форма не подчеркивала, а еще сильнее уродовала ее фигуру. Мощная, крепко сбитая баба — как и многие обозные рабыни, но у этой в глазах отсутствует затравленное выражение. Диковатый оскал, совсем как у свежепойманных «трофеев», но таким в Легионе быстро зубки обламывают. Эд оторвал другую ногу у зажаренного щенка и с подозрением понюхал - тоже силился понять, что это за животное, и млекопитающее ли вообще. Я вновь обратил внимание на стол, ища взглядом, что бы еще экспроприировать у Сына Марса - и в этот момент осознание настигло меня. И рейнджер тоже это поняла. Одновременно мы рванули с места: она к столу, я на нее; Эд чуть не подавился куском. Стоило немалых усилий повалить эту огромную бабу. После недолгой возни я подсечкой все же сбил ее с ног и толкнул в сторону цезаревой кровати. Рывком выдрал свой ремень из штанов, девица уже успела развернуться и принять защитную позу, изрядно смяв белые простыни Эда. Навалился на нее сверху, пытаясь прижать к кровати своим почти равноценным весом. Девица брыкалась, но мне кое как удалось зафиксировать ее руки и стянуть ремнем. Я лежал на ней, она тихо выла в бессильной ярости. В палатку сунул нос насторожившийся Красс — киберпес Эда. Удивленно застыл на входе, создавая сквозняк из приоткрытой щели полога — силился понять своим мозгом под стеклянным колпаком, что здесь происходит. - Знаешь, Джош, твой урок маскулинного превосходства кажется излишним, - все тем же менторским тоном постановил Цезарь. - Вообще-то я тут ем, и наблюдать акт насилия и твою дергающуюся голую задницу на собственной кровати не имею никакого желания. С воспрянувшей внутри оскорбленной гордостью я обернулся к нему и переспросил: - Голую задницу? Я вытащил из складок простыней выбитый нож, который рейнджер незаметно умудрилась утащить со стола — пока я вовремя не заметил пропажу. Эд, похоже, придал иную трактовку нашей потасовке. Я отстранился от связанной женщины, неуклюже используя ее грудь в качестве опоры для ладоней — рейнджер прошипела что-то матерное с чувством оскорбленного достоинства. Продемонстрировал отобранное оружие Эду - тот удивленно уставился на нож, который пару секунд назад с легкостью мог стать причиной его смерти. - Ты решил, что я буду ее тут трахать? - фыркнул я с обидой и заправил выбившуюся из расстегнутых брюк рубашку. - Сколько мы знакомы, Эдвард, чтобы ты мог делать о моих реакциях такие выводы? Император, похоже, успокоился; сделал большой глоток воды, затем похлопал себя по колену, подзывая все еще замершего у порога Красса. Что же, небольшая шоковая встряска пойдет великому Цезарю на пользу - когда-то ведь в кулачном бою мог любого здоровяка смять, а теперь реакция как у старого болотника, тиной тщеславия заросшего. Смерил меня долгим взглядом и равнодушно передернул плечами: - С врагами ты всегда вел себя довольно эксцентрично. Я глубоко вздохнул. Затем оторвал последнюю конечность у мясной тушки и задумчиво отправил кусок в рот. - Она сейчас вырвется, между прочим, - невозмутимо заметил Эд, глядя мне за плечо. Я обернулся — женщина и впрямь извивалась на кровати, силясь освободиться — некогда чистое постельное белье оказалось домято и испачкано окончательно. Красс игнорировал шумную гостью, словно такие бурные сцены были в порядке вещей - пес мирно устроился на полу и захрустел перепавшими ему со стола костями. Индифферентным тоном Эд продолжал: - Ты видишь, какая у нее тяга к свободе? А теперь представь батальон таких дикарок, да еще и с оружием на пути между дамбой Гувера и западным побережьем. Представил? - Фантазия здесь ничего не решает, - устало огрызнулся я, начиная злиться. - Прав тот, кто в итоге оказывается сверху, и в этих вопросах, доминус меус, я имею солидный опыт. - Не смешно, - угрюмо прорычал Эд и нахмурился. - Я тебя убью к чертям, Джошуа, если из-за твоей самоуверенности потеряем больше трех центурий при штурме. Я перешагнул через Красса, подошел к тщетно брыкающейся республиканке и туже затянул ремень на ее запястьях — в процессе она упорно пыталась садануть меня ногой в живот. Закончив, обернулся к Эду. - Тридцать лет я получаю из-за тебя шрамы, Эдвард, сам едва не подыхаю, но всегда приношу победу. Тридцать лет... Ты все еще сомневаешься во мне? Я тяжело вздохнул. Цезарь опустил глаза и мрачно пробормотал: - Дурное предчувствие... Он устало растер лоб ладонью. - Это мигрень, - тихо отозвался я. - Пусть будет так. Красс поднял голову и тихо заскулил, глядя мне в глаза. Я бросил ему недоеденный кусок и молча вышел из палатки.
Мы с Мэд долгие годы сокрушались, что биовари ни разу не предоставили нам кинкового злоддя в компаньоны. Странный порожденька Первый из Awakening был бы вообще идеален на такую роль. Вот прикиньте такой весь из себя мрачный хитроумный приспешник Главзлодея внезапно переходит на сторону ГГ (цинично за деньги или потому что ГГ просто перспективней показалась), и выпиливает своих прежних единомышленников, попутно терзаясь кодексами чести или, что еще интереснее - абсолютно беспринципно не терзаясь. Потом я начала думать, какие еще интересные варианты личных кинков я бы на месте биоварей состряпала. Был бы неплох суровый мужик с тяжелой судьбой. Здоровенный, со шрамами, как мартиновский Пес. Он весь из себя такой усталый опытный воин, повидал эту жизнь с разных сторон, не любит об этом говорить. Таких обожают донимать маленькие дети как большого доброго дядюшку, а он в такие моменты чуть оттаивает. На самом деле его прошлое - еще то болото. ГГ хочет его расковырять, няшкать такого несчастного, помочь забыть своих Санс и нерадивых принцов, которые его морально покалечили, отпаивать чаем с плюшками, но он, конечно, останется до конца молчалив, угрюм и суров. Для мГГ, как самый банальный и лежащий на поверхности, я бы пропихнула образ королевы школьного бала, которую в итоге можно заромансить. Такая роскошная блондинка, к которой на хромой кобыле не подъедешь - в общем, не светит при любом раскладе, но постепенно она оттаивает с возрастанием крутости ГГ и на деле оказывается обычной милой девочкой, любящей цветочки и котяток. Потом я еще чутка подумала и поняла, что по факту биовари все эти образы воплотили. Последний - один из их любимых, видимо: Миранда, Кася - это навскидку. Концепт обрастает характером, вот уже блондинка становится брюнеткой, у нее появляются неповторимые детали характера и в итоге она отрывается от первоначального замысла, неся только его условный скелет. Большой печальный мужик - из светлого кинкового образа получился Блэкволл. Получился, имхо, скучен до ноющих зубов. Что-то не то на него нарастили. Возможно, стоило пойти путем от противного - сначала создать полноценный характер, а потом вплетать его в сюжет. Взяла себе это на заметку, т.к. иногда у самой ОС скатываются хз куда: должен был быть тупобыдленный говнюк, а потом характер увело, он начал своей жизнью жить - получился в итоге туповатый теленок, совсем не такой плохой, как того требовал изначальный замысел. Ну а первый кинковый злоддь оказался тоже воплощен у биоварей. Но на него тоже "наросло" своих черт. Зевран. Основа интересная, та самая, но потом сию основу прорвало на милую клоунаду и как-то из подозрительного бывшего врага она превратилась в тру-бро. С таким же успехом можно было присоединить Кая Лэнга, ожидая от него ведер говна и ежеминутного подспудного подвоха, а он внезапно оказался бы душой компании, активно петросянил бы и сыпал шуточками. Короче, надо переставать гнать на биоварей, что опять идеального ЛИ недодали. Кстати в ДА:И романсила Каллена из чисто визуально-эстетических соображений, хоть на человека похож. Роман, кхм... веселее было, пожалуй, наблюдать, как растет мох в бороде Блэкволла. Все классично, предсказуемо, как по учебнику. Пожалела, что не создала ёльфу - под конец игры прониклась к лысому как к остаткам вымирающей эльфийской интеллегенции и даже его странная форма черепа перестала пугать. Наверное, никогда ни за одним компаньоном я не бегала так настырно, заставляя рассказать мне еще че-нить интересненькое. А вообще идеальный мущщина - это Бык. Он прекрасен, как состоявшаяся личность: спокойный, уверенный, со здоровой самоиронией. Такой идеальный взрослый характер, хоть сейчас в ЗАГС, но... пгастите, рога, пгастите, эта обвислая грудь больше, чем у Инкви, вся эта сквикающая неантропоморфность фейса. При всей своей душе прекрасной - сквикает. И вроде ж я не особо ксенофоб, судя по Гаррусу, который еще меньше на человече смахивает, но тут... самая стойкая ассоциация, которая от меня так и не отлипла - Сотона из Сауз Парка Только цвет поменял, а эти шаровары не дают мне покоя, намекая, что под ними те же кривенькие ножки. У каждого, конечно, свои любимцы. И поголовно все компаньоны в ДА:И очешуительно прекрасны, как характеры, но вот романсить... Просто я, наверное, перестану ждать в ЛИ такого же Быка, но с перламутровыми пуговицами. Все равно ж промахнутся и недодадут...
Че-то я решила временно вернуться на дайрики. Не знаю, сколь долго сей порыв продлится, но пока прет. Очень рада вочесть фленту и видеть старых добрых всех-всех! Вернулась я, в первую очередь, чтобы таки добить то, о ком мы не говорим на букву "Д.", которые все еще третий год кряду тусят на "о.и." Надеюсь, таки допишу, ибо сколько ж можно, екарный бабай... и больше лучше не упоминать об этом, дабы не сглазить. Еще я (очень ожидаемо!) прошла новую драгоняжечку (славься, Мэдди, которая оказала мне в этом охренительную помощь, и я вместо дефолтного усатого СС, похожего на мистера Мазохиста, имела честь выгуливать Логэйна). В общем и целом недодали пафосу и трагеди, как-то все чрезмерно мило и пушисто. Романсила Каллена от полной безысходности, умилялась и блевала в равных пропорциях, но нужно ж кого-то было романсить... Во второе прохождение заведу эльфо-рогу и буду лысого гонять в кавалерах. Логэйн разочаровал постарадавшим в Орлее фейсом и отсутствием косичек (о, косички!!! о, мечта девичьих грез!). В фаворе Кася, в целом напарники очень порадовали, но общее впечатение от игры - чего-то такого драматичного и цепляющего, как 1 часть, не получилось. Из новофандомного подсела на Вархаммер - точнее, насильно подсадили. В каноне, который здоровенный, как, как... как хз что доселе невиданное!!! - конечно, плаваю как жалкий неофаг, но зато какой там шикарный можно творить стеб! Брутальность, кровь-кишки и пафос прямо так и просят, чтобы им навязали поболе розовых рюшей. Пару недель назад ко мне приезжала Anna Angell, она на отлично вытащила мою ленивую задницу и пропинала по заповедным местам родного края. Пока все, отчет окончен. Так расскажите же, люди, что тут без меня происходит?
Знакомство года: не новые друзья, а, скорее, шефиня, повлиявшая на мировоззрение как role-model. Напиток года: молоко с медом Ощущение года: бабочка, застрявшая в коконе Язык года: итальянский Интерес года: мозгоебство как искусство и прочие психологические практики Муз. инструмент года: звонкая попа Город года: Флоренция Место года: серпантины Чинкве Терре Исполнитель года: стала слушать попсу - разную, фоном текущую с радио. Такая простая вещь для меня реально странна и непривычна. Песня года: Korn - narcissistic cannibal Лучшая поездка года: Ришон - Нетания. Традиция года: гулять по граблям, заранее зная, что это - грабли. Занятие года: страдать Экстрим года: 3 км пешком над обрывом по лесной тропе, не зная, скоро ли она кончится и кончится ли вообще. Спускались сумерки, ноги отваливались, внизу тыщапицот метров скал, машина черти где, вокруг ни души... Позитивный экстрим: это и был позитивный экстрим Авантюра года: полететь одной в Израиль - не в первый раз, но компанию пришлось искать на месте. Вещь года: большой чоооррный джип Разочарование года: в человеках - ну как всегда... Цветок года: какая-то объеденная кошкой хрень, которая посадилась у меня на подоконнике. Ей положено цвести беленьким, но она не хочет. Погода года: тепло-тепло-тепло! Время суток года: послеполуденное Подарок года: выиграла в конкурсе и выиграла халявное проживание в отеле, остальные - типа водяного фильтра (не для убежища, а от тупо накипи) - как-то слишком банальны для упоминания. Слово года: molto bene, spagettini, male-male, aspromonte! Достижение года: война, в которой я победила с разгромом. Одежда года: платьишки Эмоцинальное переживание года: дерганья перед поездками Желание года: новая башка с новой начинкой
Звонок в 8 утра: "Рота, подъем!!!". Кокетливо отвечаю: "Рота уже проснутая и кушает булочку". Поехали на полигон военной базы на границе с Польшей, человек 80 собралось на игру. Камуфляжный прикид мне собирали всем миром: штаны подогнала подруга, китель сперла у бати - размера на 4 оказался велик, я в нем как в мешке, зато... даже не знаю, что зато. Минусы сплошные - и неудобно, и некрасиво, и не в цвет штанов. Зато нахаляву, во! Заехали всей колонной в небольшой супермаркет в поселке перед полигоном, народ фшоке: куча людей в военной форме и с оружием на фоне нынешней политической ситуации вызывала массовое паническое сворачивание шей. Мы сказали, что едем захватывать Польшу - возможно, нам даже поверили. В сельских буераках никто не увяз, на полигоне разделили нас по сценарию на команды и запустили в лес. Несколько разрушенных зданий, множество земляных валов, вдали виднеется уже современная воинская часть со здоровенным радаром, похожим на охренительно распухший мячик для гольфа - вояки предупреждены, что мы тут будем по кустам бегать. Выдали мне автомат, очки, защитную маску (в ней на бегу я захлебывалась слюнями восторга) и сказали - иди же, Рина, убей кого-нибудь! И я пошла в заросли. Вообще я думала, что сейчас будет адреналин через край, страшно-страшно, когда видишь врага и когда по тебе стреляют - волнение, замирание сердца, экшн, эмоции-эмоции! Однако, хрен там был! С покерфейсом я пошла на вражью базу с группой куда более восторженных мужиков и стала сие строение брать в кольцо. Ипанулась в какую-то дыру - местность изрыта ямами, как будто там была ковровая бомбардировка, и не одна. Короче меня убили раза 3, в промежутках между этими разами я умудрилась подстрелить какого-то бедолагу, который бежал через поле к оргу что-то спросить, ыхыхы. Первая кровь! В меня тоже больно попали метров с 10, но не критом - просто пятнышки на ноге остались, даже синяков не будет. А вот челу из группы, который был без маски, зарядило ровно в центр подбородка - он у него распух, теперь он может играть Бэтмена. А потом мы большой группой пошли штурмовать базу, засели в овраге, и тут мне позвонила мама. Пока я говорила с мамой, что меня еще не убили совсем насмерть, почти 2\3 нашей группы перестреляли. Рина закончила общение, попила водички, поправила автомат и с покерфейсом полезла на баррикаду могучей грудью. Враг видимо решил, что уделал там всех и внаглую пошел в атаку, и в этот звездный час я по ним сплошной очередью, за секунд 40 боя сняла троих из четверых, пока мне не прилетела вражья пуля в кепку. И снова разве что гордость, что я не совсем слепая курица, но никакой боевой горячки. Короче, обдышалась свежим воздухом на неделю вперед, притомилась чутка. Ожидала бОльшего, конечно, но в целом миленько. Потом еще поеду. Кстати, мы победили - наверняка благодаря мне! (точнее, тому, что я старалась не путаться под ногами).
Таварищи! Настал тот момент, когда я окончательно ипанулась в моей жизни назрела насущная необходимость приобрести уже окрашенную миниатюру по Вархаммеру 40 тыщ. Имена-пароли явки у кого-нить есть, кто-то вообще с этим сталкивался? Самостоятельно красить геммор? Если что - не для себя, а уже планирую день св. Валентина с бесценным даром в виде какого-нить стремного уродца с пухой.
Навсегда запал в память как недостижимый идеал. Удивительный вьюноша, по-эльфийски тонкий, с длинными рыжими волосами ниже пояса. Играл на басу. Когда стоял на сцене, волосы развевались по ветру, красиво. А я всегда имела слабость к таким рыжим, бледным и тонким - не похоть, а эстетическое удовольствие от созерцания. Напоминал мне Джелу во плоти - удивительно похож, чертяка. Лично знакома не была - часто пересекались на общих тусовках, концертах, хорошо знали друг друга в лицо, но никогда не говорили. Впрочем, я не особо рвалась знакомиться - любоваться издали приятнее, дабы не разрушить придуманный образ. Наткнулась вот сегодня на фотки на вконтактике. От огненных русалочьих волос остался короткий ежик. Тонкие черты вытянутого заостренного лица стесались, округлились, наметился... да что наметился, выпирает через футболку изрядный пивной животик. Он все еще играет на басу. А потом я поняла, что уже двенадцать лет прошло... Интересно, что осталось от меня той, прежней в его глазах?
Знакомство года: дабу и илен узрела вот воочию Напиток года: кофе с мятным сиропом вместо сахара Ощущение года: проносит как фанеру над Парижем Язык года: иврит Интерес года: наверное, тоже иврит Муз. инструмент года: мои нерррвы Город года: Бангкок Место года: Пхукет, Таворн Палм Бич Исполнитель года: мои музыкальные вкусы в течение последних лет 5-7 удивительно консервативны, ниче нового. Песня года: Mushroomhead - Holes in the Void Лучшая поездка года: Ольштын - Варшава - Торунь в августе: там компания была. И Таиланд в сентябре по работе. Традиция года: косячить на работе ) Занятие года: попытки понять, что мне действительно нужно Экстрим года: бежать на самолет за 5 минут до конца регистрации и с 3 чемоданами вламываться вперед очереди из 70 человек Позитивный экстрим: накатать за рулем 700 км с неподвижным левым локтем, которым даже пошевелить на милиметр больно. Не так позитивно, как звучит, зато оно того стоило! Авантюра года: стать ведьмой ) Вещь года: на шее висит Разочарование года: в своих способностях, я все еще ленивая и безответственная раздолбайка, хотя мне казалось обратное =\ Цветок года: в Таи парочка стремных цветуев запомнилась Погода года: переменчивая Время суток года: поздний вечер Подарок года: свалился тут 11 ноября один такой подарочек на меня XD Слово года: беседер Достижение года: дождалась таки 11 ноября, доолго ждала... Одежда года: гардероб все увереннее обновляется на девачково-блядский ) Эмоцинальное переживание года: пустая коробка из-под пиццы и 2 презерватива в мусорке. Простенькое счастье. Желание года: чтобы все было хорошо
А мэйл.ру молодцы. Отличная вируска, улыбает. Особенно в непрочитанных Безруков доставил. Теперь вроде картинко отображаетцо, хотя качество оригинала заставляет меня щуриться и плакать