vault-girl
Черно-белый фотоальбом.
Автор: Rina
Бета: Helenn
Фандом: Watchmen
Персонажи: Роршах, Ночная Сова.
Рейтинг: PG-13
Аннотация:
Он еще даже не подошел к опасному краю пропасти, хотя его взгляд уже соприкоснулся с чернотой бездны, которая медленно перетекала в широко открытые карие глаза. Маленькие кусочки из жизни. Годы 1964-1975.
Дисклаймер: с Муром не конкурирую, с Гиббонсом тем более, не говоря уж о DC!
часть 1
часть 2
часть 3. читать дальше
продолжение
Автор: Rina
Бета: Helenn
Фандом: Watchmen
Персонажи: Роршах, Ночная Сова.
Рейтинг: PG-13
Аннотация:
Он еще даже не подошел к опасному краю пропасти, хотя его взгляд уже соприкоснулся с чернотой бездны, которая медленно перетекала в широко открытые карие глаза. Маленькие кусочки из жизни. Годы 1964-1975.
Дисклаймер: с Муром не конкурирую, с Гиббонсом тем более, не говоря уж о DC!
часть 1
часть 2
часть 3. читать дальше
«Searching for something more
Searching for something right»
Searching for something right»
Последние дни марта порадовали Нью-Йорк теплом. 58 по Фаренгейту, зима окончательно отступила.
Грязно-серый снег местами еще лежал рыхлыми кучками, его таяние обнажило в переулках и аллеях оставшийся с осени мусор. Ночной воздух, холодный и сырой, очистился от выхлопных газов; на смену тяжелому смогу пришли другие запахи – испарения канализации и зловоние гниющих отбросов. Дыхание океана не долетает до этих богом забытых районов, вонь стоит здесь постоянно, пока либо нерасторопные чистильщики, либо осенние ливни не снесут с тротуаров утрамбованный налет.
Высокий обветшалый дом с единственным тусклым фонарем у входа был превращен в некое подобие многонациональной ночлежки. Жильцов здесь обитало намного больше, чем значилось в списках домовладельца. Незаконные эмигранты, проститутки и их клиенты, маргинальный сброд, самые низы общества.
Уолтер дежурил у входа с полуночи. Уже не первую ночь он приходил сюда и, слившись с черными тенями пустого дома напротив, ждал. Человек, которого он выслеживал, был единственной нитью к давно распутываемому клубку связей уличных наркоторговцев с крупными поставщиками.
Ковакс занялся проблемой наркотиков всерьез после того, как скончался его сосед по этажу. Нашли захлебнувшимся в собственной рвоте. Тело уже начинало распространять запах разложения, когда хозяйка дома обнаружила труп. Привкус смерти до сих пор витал в коридоре, ни одно чистящее средство не могло вывести его. Жуткое напоминание при каждом возвращении домой. После того случая Ковакс понял, что сигнал свыше был дан – слишком очевидный, чтобы перепутать с чем-то иным.
Дейв Грин, ассимилировавшийся во втором поколении выходец из Никарагуа, известное лицо на бруклинском черном рынке. В основном распространял героин, не брезговал приторговывать краденым и нелицензированным оружием. Далеко не вершина айсберга – всего лишь очередная ступенька, ведущая на самый верх.
Уолтер снял перчатки и попытался согреть дыханием замерзшие ладони. Становилось совсем неуютно, сейчас бы пройтись быстрым шагом по городу. Этот район кишит подонками; на любом углу, через каждые сто метров можно хорошенько размяться, гоняясь за каким-нибудь драгдилером через заборы и заброшенные трущобы. По пути домой можно пересечь Prospect Park, давно не появлялся в том районе, неплохо было бы разведать обстановку. Полезное дело - лучше, чем часами замерзать на одном месте. Уолтера убивало гнетущее ожидание, стоять без движения было сущей пыткой, даже если не обращать внимания на погоду.
Неожиданно за окном на третьем этаже высотки всколыхнулись шторы. Свет по-прежнему не горел, но бликов подслеповатого фонаря у подъезда вполне хватало, чтобы заметить качающиеся занавеси.
Ковакс мгновенно подобрался. Ну вот, замечтался и пропустил момент, когда выслеживаемый субъект проскочил в дом. Идиот!
Уолтер быстро обошел здание, проверяя обстановку. В несколько шагов преодолел расстояние до входа и, стараясь преимущественно держаться подальше от тусклых пятен чудом уцелевших ламп в коридоре, взбежал наверх к квартире наркоторговца.
Пожилая мексиканка с тазом грязного белья, увидев мужчину в маске, отшатнулась к стене и начала неистово креститься, шепча молитву. Проходя мимо нее, Уолтер приложил палец к губам, издав тихое: «Шшш…» Женщина вжалась в дверь, побледнев в тон известковой побелке коридора.
Из квартиры Грина доносились странные звуки. Мужской голос что-то монотонно проговаривал, словно зачитывал текст по бумаге. Подозрительно знакомый голос.
Уолтер осторожно нажал на ручку, дверь подалась на пару сантиметров. Замок не был заперт, но что-то блокировало вход изнутри. Не теряя времени, Ковакс с разбегу приложился плечом о дверь. В комнате что-то с треском подалось под его ударом, и Уолтер быстро проскользнул в образовавшуюся щель. Адреналин выплеснулся в кровь, пробежал по венам, ускоряя движения, замедляя пространство. Все чувства обострены до предела, мгновенная реакция на любое действие: мышцы, словно натянутая тетива лука – смертельное оружие, готовое к бою.
Внутри его встретили тишина и неподвижное спокойствие.
Полный разгром. Сломанная мебель, осколки стекла, платяной шкаф зияет выпотрошенными внутренностями. Резкий свет карманного фонарика в лицо ослепляет, и Ковакс длинным прыжком ныряет навстречу лучу, готовый атаковать.
Вдруг кровь, гонимая по венам бешеным адреналиновым огнем, словно застыла.
- Роршах? Рад снова видеть!
Двое мужчин в центре комнаты. Один при всем желании не смог бы среагировать на появление непрошеного гостя – крепко привязан к стулу. Дейв Грин, судя по полученному описанию. Второй, сложив руки на груди и опустив луч фонарика в пол, спокойно созерцал шумное вторжение. Ночная Сова. А он-то что здесь делает?!
Нервный смешок и почти извиняющийся тон:
- Кажется, я здесь все закончил до вас… Полиция будет через три минуты.
Ковакс почувствовал, как внутри закипает гнев. Щенок! Бестолочь! Повязал информатора как обычного барыгу и вызвал копов! Перешел дорогу, решил погеройствовать, сам не знал, куда влез! Две недели работы впустую!
Уолтер сжал кулаки до боли в костяшках. С Грином говорить бесполезно, на него сейчас нельзя даже надавить – знает, что через пару минут здесь будут копы, а дальше - право хранить молчание и презумпция невиновности… Проклятый мальчишка, чего ему дома не сиделось?! На куски порвал бы!
За окном замигали разноцветные огни полицейских маячков. Встречаться с копами Уолтеру абсолютно не хотелось: молодые стажеры рвались брать автографы, матерые офицеры пытались «поговорить по-серьезному», увещевая не лезть в дела, не касающиеся гражданских. В обоих случаях личность Роршаха была в центре внимания, что не столько раздражало, сколько пугало. Один шутник уже пытался снять с него маску перед группой копов и журналистов, это произошло на самой заре антикриминальной деятельности, когда Уолтер еще считал своим долгом передавать преступников в руки правосудия собственноручно. С тех пор этот кошмарный сон преследовал его. Ковакс давно перестал пересекаться с полицейскими, вой сирен стал теперь сигналом к отходу.
- Пойдем прогуляемся, парень, - позвал Уолтер мальчишку в костюме, отталкивая ногой блокирующие дверь обломки стола. Ночная Сова на мгновение замялся, настороженно глядя на связанного наркоторговца, и, наконец, приняв решение, поспешил вслед за удаляющимся мужчиной в маске.
- Подождите! Нам не вниз, а наверх. Там… эээ… мой транспорт.
- Транспорт? – переспросил Ковакс, остановившись. Захотелось съязвить что-то обидное этому заигравшемуся в ночную птицу клоуну, но когда они поднялись на крышу, Уолтер был рад, что сдержался.
Это оказалось... завораживающе. Одно нажатие на кнопку пульта, и с высоты, разрезая тяжелое серое облако, вниз опустился массивный летательный аппарат, слабо поблескивающий металлическими боками. Зависнув в полуметре над крышей, стилизованный все в той же совиной тематике корабль с тихим лязгом приоткрыл алюминиевый бок, выпуская трап.
- Добро пожаловать на борт, - с плохо скрываемой гордостью в голосе произнес Ночная Сова, жестом приглашая Уолтера подняться.
Коваксу стоило больших усилий побороть любопытство и остаться на месте. Не за этим он сюда пришел, ему еще предстояло многое высказать мальчишке, но вся злость, как ни странно, прошла.
- Я по поводу того парня внизу, - хмуро заявил Ковакс, скрестив руки на груди. – Он снабжает наркотиками весь Бруклин, и это далеко не последнее звено в цепочке. Мне нужны его поставщики, его крыша, его связи… Я две недели у него на хвосте сидел! И вот когда застал одного, без своры этих черных псов, появляешься ты и вытаскиваешь ублюдка у меня из-под носа! Даришь его копам на блюдечке!
Чувствуя, что теряет контроль, Уолтер замолчал и выжидающе посмотрел на оппонента. Тот не выглядел испуганным или растерянным. Задумчиво пожевав губами – какой-то детский, неуверенный жест – парень в костюме совы тихо произнес:
- Тебе говорит что-нибудь имя Большая Шишка?
- Слышал, - коротко отрезал Ковакс, немного удивленный таким странным ответом на свою гневную триаду. Ночная Сова извлек из-под плаща потрепанную тетрадь и, продемонстрировав ее Уолтеру, продолжил:
- Тут вся бухгалтерия Грина, он носил это при себе. Долю от дохода он отдавал тому карлику, Большой Шишке, кто стоит еще выше – не знаю. Довольно занятное совпадение, что мы начали одновременно заниматься этим де…
Ковакс нетерпеливо выхватил тетрадь из руки и, пролистнув, возвратил с разочарованием:
- Зашифровано. «Четыре эльфа и зубная фея. Задержка с общим потоком три дня. Для дедушки Санты не позднее 6 апреля». У парня было плохо с чувством юмора. Эти каракули нам ничего не дадут.
И тут же Ковакс одернул себя, сообразив, что только что сказал о себе и Ночной Сове во множественном числе. Оговорка не укрылась и от мальчишки. Расплывшись в довольной улыбке, он вытащил заложенный между страниц тетради исчерканный лист и торжествующе помахал им перед бело-черной маской:
- Я шифр достал! Ну что, может теперь по пиву, мистер Роршах? За партнерство?
- Я не пью, - отрезал Ковакс. Развернувшись, он взялся за поручень и неторопливо поднялся в летательный аппарат в форме совиной головы. Он начинал уважать этого парня в нелепом костюме все больше и больше.
Уолтер неподвижно лежал на узкой кровати, оттягивая до последнего минуту, когда придется открыть глаза и вступать в этот день. Нехороший день – начиная хотя бы с того, что он опаздывал на работу. Послеполуденная смена устраивала его как нельзя лучше, но времени на сон не хватало все равно. Пять-шесть часов - это при условии, что напарник высадит где-то вблизи от дома. Перегруженный за ночь организм просто не успевал восстанавливаться за такой срок.
Солнечные лучи прокрадывались под рулонные шторы. Золотистые пылинки медленно кружились в теплом свете, оседали на мебели и дощатом полу. Касаясь поверхностей, присоединялись к серому слою пыли, теряя свою прозрачность.
Плеснул воды в лицо, протирая припухшие глаза: доброе утро, Уолтер Ковакс!
Кофе. Много молока, три кубика сахара.
Постирать полотенце – на нем, кажется, уже появляется плесень. Заштопать брюки. Вечером. Хотя вечером опять забудет. Как всегда.
По пути на работу заметил знакомое лицо – молодой черный парень, два дня назад отправленный в полицейский участок. Продавал героин, пытался сопротивляться аресту. Слабак! Уолтер скрутил его в два счета, напарнику даже не пришлось вмешиваться. Теперь этот подонок снова свободно разгуливает по улицам! Выпустили под залог? Чтобы тем же вечером он вернулся обратно на свой угол с полными карманами наркоты? Продажные твари, неужели они не понимают простых вещей? Законы несовершенны, а люди предсказуемы в своих действиях; и если правила и поправки можно переписать, то человеческая природа не поддается изменению. И если полиция ничего не может поделать с этим, то единственной способной к действию силой остается Роршах.
Порой Ковакс чувствовал, что он один противостоит всему миру. Лояльные законники, безразличные обыватели и зарвавшиеся политики. Никому нет дела, они копашатся, словно слепые и глухие белесые черви, приспособившиеся к обитанию в своей куче дерьма. Никто не хочет менять порядки, искать новые решения, принимать радикальные меры. Трусливые конформисты, довольные своим жалким существованием. Они боятся. Если подвинешься в сторону – кто-то сразу займет твое место. Причина и следствие, все повязаны в один порочный круг, нарушая один элемент, все бросаются затыкать щель, потому что лавина погребет под собой всех. Но у всего есть предел, крах рано или поздно произойдет. Может, оно и к лучшему? Из компоста вырастают цветы… Правда и червям там уже места нет.
Придется вернуться вечером в этот район, и если этот парень не изменил своим привычкам – принять меры. Ни на кого не надо надеяться, никому нельзя доверять, только себе.
…Предприятие Manhattan Fabrics занимало четырехэтажное здание. Большую часть рабочего времени Уолтер носился между первым и вторым этажом. Наверх, в женское царство швей и закройщиц он поднимался крайне редко. На работе он практическим ни с кем не общался сверх необходимого. Обедать предпочитал отдельно, не рискуя появляться на общей кухне – часто становился объектом пусть дружеских, но от этого не менее обидных подколок.
«Опять светишь фонарем, Ковакс! В твоей боксерской секции тебя в качестве груши что ли используют? Не сердись, чемпион!»
«Снова красные глаза, Ковакс! Завел подружку? Она же все соки из тебя выжимает, мужик, по ночам надо спать, а не устраивать родео на дому!»
«Ковакс! Газеты читал? Ночная Сова и Роршах вчера поймали серийного убийцу. А ты до конца жизни будешь торчать в этом ателье? Предлагаю всем сшить костюмы и устроить корпоративную супергеройскую вечеринку в полночь в Центральном Парке!»
«Ковакс!!! Ты сдал документы в бухгалтерию? Опять клюешь носом на работе?!! Еще раз увижу – уволю ко всем чертям!»
Уолтер не отвечал. Он вынужден был находиться с этими людьми по 8 часов в сутки на протяжении уже девяти лет. За это время он так и не сблизился ни с кем, сознательно отторгая этих ограниченных, легкомысленных, самовлюбленных пародий на индивидуальности. Секс, алкоголь, грязный юмор, погоня за деньгами – основные жизненные приоритеты. Бездушная масса. Толпа. Даже не толпа - стадо. Прикрывающееся псевдоинстинктом, называемым корпоративным духом. Тем самым дружным, сплачивающим, воняющим коммунистическим душком лейтмотивом, когда премии за выполненную работу дают тем, кто больше заглядывает начальству в рот. Когда по карьерной лестнице шествует те, что идет не по ступеням, а по головам. Когда ты должен улыбаться – утром, днем и вечером, восемь часов в день, девять лет подряд - принудительно улыбаться жирным, уродливым, заносчивым клиентам, для которых ты просто маленький винтик в гигантской индустрии, направленной на придание их обрюзгшим телесам эстетической формы.
Бессмысленное, глупое прожигание отведенного времени, заполнение пустоты между рождением и смертью. Если на смертном одре каждого из этих людей спросить, чем он занимался в жизни, неужели самым распространенным ответом будет сопровождаемая дежурной улыбкой вбитая в подкорку мозга фраза: «Manhattan Fabrics – мы были рады работать для вас!»
Они изменяют своим женам, наивно полагают, что они не отвечают им тем же. Они уклоняются от уплаты налогов, алиментов, взносов – мелкое вредительство, приносящее жалкое минутное удовлетворение. Они придумывают тысячи отговорок, оправданий своему существованию, стремятся наполнить его высшим смыслом, будь то собирание марок, гольф по субботам или церковная благотворительность. Пытаются обмануть прежде всего самих себя.
В стране идет война. Где-то на другом конце света, на задворках цивилизации люди удобряют джунгли своими внутренностями. Бывшие соседи, соученики, друзья умирают за свою страну, за этих корпоративных крыс, тоннами производящих не военную униформу, а плисовые платья и шелковое белье.
В призывном пункте тяжелым штампом Уолтеру разбили будущее – эхо Чарлтонского приюта для ТРУДНЫХ подростков делало его негодным к военной службе. Но война шла везде. Каждый день, каждый час – на проспектах, улицах, площадях – в каждом закоулке этого черного города, на каждом его клочке. Мало кто осознавал это. Мало кто решался противостоять.
Уолтер задыхался в своем окружении. Он чувствовал, как липкие щупальца обывательского конформизма залезают ему под кожу. Восемь часов в день… Девять лет…
Дома едва хватало сил, чтобы высидеть, дождаться темноты, проглотить ужин, прочитать вечернюю газету. Кофе. Крепкий кофе. Много молока, много сахара. И затем, когда на город опустится тягучая ночь, опутывая смрадные улицы и протаскивая свои ледяные отростки мрака в человеческие жилища, на волю вырвется Роршах, сам – еще одно порождение ночи, самое страшное из выдуманных ею.
Белая маска создает черных призраков, настойчиво и неотступно приходящих в кошмарах. Проводник, аватар, тонкая пленка, через которую альтер-эго соприкасается с реальным миром. Роршах – странная трансформация чести и совести, чудовище, запертое днем и поглощающее Ковакса ночью. Сам Уолтер представлял их роли именно так. Даже не подозревая, что в 1965 году он еще даже не подошел к опасному краю пропасти. Хотя его взгляд уже соприкоснулся с чернотой бездны, которая медленно перетекала в широко открытые карие глаза.
Грязно-серый снег местами еще лежал рыхлыми кучками, его таяние обнажило в переулках и аллеях оставшийся с осени мусор. Ночной воздух, холодный и сырой, очистился от выхлопных газов; на смену тяжелому смогу пришли другие запахи – испарения канализации и зловоние гниющих отбросов. Дыхание океана не долетает до этих богом забытых районов, вонь стоит здесь постоянно, пока либо нерасторопные чистильщики, либо осенние ливни не снесут с тротуаров утрамбованный налет.
Высокий обветшалый дом с единственным тусклым фонарем у входа был превращен в некое подобие многонациональной ночлежки. Жильцов здесь обитало намного больше, чем значилось в списках домовладельца. Незаконные эмигранты, проститутки и их клиенты, маргинальный сброд, самые низы общества.
Уолтер дежурил у входа с полуночи. Уже не первую ночь он приходил сюда и, слившись с черными тенями пустого дома напротив, ждал. Человек, которого он выслеживал, был единственной нитью к давно распутываемому клубку связей уличных наркоторговцев с крупными поставщиками.
Ковакс занялся проблемой наркотиков всерьез после того, как скончался его сосед по этажу. Нашли захлебнувшимся в собственной рвоте. Тело уже начинало распространять запах разложения, когда хозяйка дома обнаружила труп. Привкус смерти до сих пор витал в коридоре, ни одно чистящее средство не могло вывести его. Жуткое напоминание при каждом возвращении домой. После того случая Ковакс понял, что сигнал свыше был дан – слишком очевидный, чтобы перепутать с чем-то иным.
Дейв Грин, ассимилировавшийся во втором поколении выходец из Никарагуа, известное лицо на бруклинском черном рынке. В основном распространял героин, не брезговал приторговывать краденым и нелицензированным оружием. Далеко не вершина айсберга – всего лишь очередная ступенька, ведущая на самый верх.
Уолтер снял перчатки и попытался согреть дыханием замерзшие ладони. Становилось совсем неуютно, сейчас бы пройтись быстрым шагом по городу. Этот район кишит подонками; на любом углу, через каждые сто метров можно хорошенько размяться, гоняясь за каким-нибудь драгдилером через заборы и заброшенные трущобы. По пути домой можно пересечь Prospect Park, давно не появлялся в том районе, неплохо было бы разведать обстановку. Полезное дело - лучше, чем часами замерзать на одном месте. Уолтера убивало гнетущее ожидание, стоять без движения было сущей пыткой, даже если не обращать внимания на погоду.
Неожиданно за окном на третьем этаже высотки всколыхнулись шторы. Свет по-прежнему не горел, но бликов подслеповатого фонаря у подъезда вполне хватало, чтобы заметить качающиеся занавеси.
Ковакс мгновенно подобрался. Ну вот, замечтался и пропустил момент, когда выслеживаемый субъект проскочил в дом. Идиот!
Уолтер быстро обошел здание, проверяя обстановку. В несколько шагов преодолел расстояние до входа и, стараясь преимущественно держаться подальше от тусклых пятен чудом уцелевших ламп в коридоре, взбежал наверх к квартире наркоторговца.
Пожилая мексиканка с тазом грязного белья, увидев мужчину в маске, отшатнулась к стене и начала неистово креститься, шепча молитву. Проходя мимо нее, Уолтер приложил палец к губам, издав тихое: «Шшш…» Женщина вжалась в дверь, побледнев в тон известковой побелке коридора.
Из квартиры Грина доносились странные звуки. Мужской голос что-то монотонно проговаривал, словно зачитывал текст по бумаге. Подозрительно знакомый голос.
Уолтер осторожно нажал на ручку, дверь подалась на пару сантиметров. Замок не был заперт, но что-то блокировало вход изнутри. Не теряя времени, Ковакс с разбегу приложился плечом о дверь. В комнате что-то с треском подалось под его ударом, и Уолтер быстро проскользнул в образовавшуюся щель. Адреналин выплеснулся в кровь, пробежал по венам, ускоряя движения, замедляя пространство. Все чувства обострены до предела, мгновенная реакция на любое действие: мышцы, словно натянутая тетива лука – смертельное оружие, готовое к бою.
Внутри его встретили тишина и неподвижное спокойствие.
Полный разгром. Сломанная мебель, осколки стекла, платяной шкаф зияет выпотрошенными внутренностями. Резкий свет карманного фонарика в лицо ослепляет, и Ковакс длинным прыжком ныряет навстречу лучу, готовый атаковать.
Вдруг кровь, гонимая по венам бешеным адреналиновым огнем, словно застыла.
- Роршах? Рад снова видеть!
Двое мужчин в центре комнаты. Один при всем желании не смог бы среагировать на появление непрошеного гостя – крепко привязан к стулу. Дейв Грин, судя по полученному описанию. Второй, сложив руки на груди и опустив луч фонарика в пол, спокойно созерцал шумное вторжение. Ночная Сова. А он-то что здесь делает?!
Нервный смешок и почти извиняющийся тон:
- Кажется, я здесь все закончил до вас… Полиция будет через три минуты.
Ковакс почувствовал, как внутри закипает гнев. Щенок! Бестолочь! Повязал информатора как обычного барыгу и вызвал копов! Перешел дорогу, решил погеройствовать, сам не знал, куда влез! Две недели работы впустую!
Уолтер сжал кулаки до боли в костяшках. С Грином говорить бесполезно, на него сейчас нельзя даже надавить – знает, что через пару минут здесь будут копы, а дальше - право хранить молчание и презумпция невиновности… Проклятый мальчишка, чего ему дома не сиделось?! На куски порвал бы!
За окном замигали разноцветные огни полицейских маячков. Встречаться с копами Уолтеру абсолютно не хотелось: молодые стажеры рвались брать автографы, матерые офицеры пытались «поговорить по-серьезному», увещевая не лезть в дела, не касающиеся гражданских. В обоих случаях личность Роршаха была в центре внимания, что не столько раздражало, сколько пугало. Один шутник уже пытался снять с него маску перед группой копов и журналистов, это произошло на самой заре антикриминальной деятельности, когда Уолтер еще считал своим долгом передавать преступников в руки правосудия собственноручно. С тех пор этот кошмарный сон преследовал его. Ковакс давно перестал пересекаться с полицейскими, вой сирен стал теперь сигналом к отходу.
- Пойдем прогуляемся, парень, - позвал Уолтер мальчишку в костюме, отталкивая ногой блокирующие дверь обломки стола. Ночная Сова на мгновение замялся, настороженно глядя на связанного наркоторговца, и, наконец, приняв решение, поспешил вслед за удаляющимся мужчиной в маске.
- Подождите! Нам не вниз, а наверх. Там… эээ… мой транспорт.
- Транспорт? – переспросил Ковакс, остановившись. Захотелось съязвить что-то обидное этому заигравшемуся в ночную птицу клоуну, но когда они поднялись на крышу, Уолтер был рад, что сдержался.
Это оказалось... завораживающе. Одно нажатие на кнопку пульта, и с высоты, разрезая тяжелое серое облако, вниз опустился массивный летательный аппарат, слабо поблескивающий металлическими боками. Зависнув в полуметре над крышей, стилизованный все в той же совиной тематике корабль с тихим лязгом приоткрыл алюминиевый бок, выпуская трап.
- Добро пожаловать на борт, - с плохо скрываемой гордостью в голосе произнес Ночная Сова, жестом приглашая Уолтера подняться.
Коваксу стоило больших усилий побороть любопытство и остаться на месте. Не за этим он сюда пришел, ему еще предстояло многое высказать мальчишке, но вся злость, как ни странно, прошла.
- Я по поводу того парня внизу, - хмуро заявил Ковакс, скрестив руки на груди. – Он снабжает наркотиками весь Бруклин, и это далеко не последнее звено в цепочке. Мне нужны его поставщики, его крыша, его связи… Я две недели у него на хвосте сидел! И вот когда застал одного, без своры этих черных псов, появляешься ты и вытаскиваешь ублюдка у меня из-под носа! Даришь его копам на блюдечке!
Чувствуя, что теряет контроль, Уолтер замолчал и выжидающе посмотрел на оппонента. Тот не выглядел испуганным или растерянным. Задумчиво пожевав губами – какой-то детский, неуверенный жест – парень в костюме совы тихо произнес:
- Тебе говорит что-нибудь имя Большая Шишка?
- Слышал, - коротко отрезал Ковакс, немного удивленный таким странным ответом на свою гневную триаду. Ночная Сова извлек из-под плаща потрепанную тетрадь и, продемонстрировав ее Уолтеру, продолжил:
- Тут вся бухгалтерия Грина, он носил это при себе. Долю от дохода он отдавал тому карлику, Большой Шишке, кто стоит еще выше – не знаю. Довольно занятное совпадение, что мы начали одновременно заниматься этим де…
Ковакс нетерпеливо выхватил тетрадь из руки и, пролистнув, возвратил с разочарованием:
- Зашифровано. «Четыре эльфа и зубная фея. Задержка с общим потоком три дня. Для дедушки Санты не позднее 6 апреля». У парня было плохо с чувством юмора. Эти каракули нам ничего не дадут.
И тут же Ковакс одернул себя, сообразив, что только что сказал о себе и Ночной Сове во множественном числе. Оговорка не укрылась и от мальчишки. Расплывшись в довольной улыбке, он вытащил заложенный между страниц тетради исчерканный лист и торжествующе помахал им перед бело-черной маской:
- Я шифр достал! Ну что, может теперь по пиву, мистер Роршах? За партнерство?
- Я не пью, - отрезал Ковакс. Развернувшись, он взялся за поручень и неторопливо поднялся в летательный аппарат в форме совиной головы. Он начинал уважать этого парня в нелепом костюме все больше и больше.
«Piece by piece, I slowly fade away,
I slowly drift apart»
I slowly drift apart»
Уолтер неподвижно лежал на узкой кровати, оттягивая до последнего минуту, когда придется открыть глаза и вступать в этот день. Нехороший день – начиная хотя бы с того, что он опаздывал на работу. Послеполуденная смена устраивала его как нельзя лучше, но времени на сон не хватало все равно. Пять-шесть часов - это при условии, что напарник высадит где-то вблизи от дома. Перегруженный за ночь организм просто не успевал восстанавливаться за такой срок.
Солнечные лучи прокрадывались под рулонные шторы. Золотистые пылинки медленно кружились в теплом свете, оседали на мебели и дощатом полу. Касаясь поверхностей, присоединялись к серому слою пыли, теряя свою прозрачность.
Плеснул воды в лицо, протирая припухшие глаза: доброе утро, Уолтер Ковакс!
Кофе. Много молока, три кубика сахара.
Постирать полотенце – на нем, кажется, уже появляется плесень. Заштопать брюки. Вечером. Хотя вечером опять забудет. Как всегда.
По пути на работу заметил знакомое лицо – молодой черный парень, два дня назад отправленный в полицейский участок. Продавал героин, пытался сопротивляться аресту. Слабак! Уолтер скрутил его в два счета, напарнику даже не пришлось вмешиваться. Теперь этот подонок снова свободно разгуливает по улицам! Выпустили под залог? Чтобы тем же вечером он вернулся обратно на свой угол с полными карманами наркоты? Продажные твари, неужели они не понимают простых вещей? Законы несовершенны, а люди предсказуемы в своих действиях; и если правила и поправки можно переписать, то человеческая природа не поддается изменению. И если полиция ничего не может поделать с этим, то единственной способной к действию силой остается Роршах.
Порой Ковакс чувствовал, что он один противостоит всему миру. Лояльные законники, безразличные обыватели и зарвавшиеся политики. Никому нет дела, они копашатся, словно слепые и глухие белесые черви, приспособившиеся к обитанию в своей куче дерьма. Никто не хочет менять порядки, искать новые решения, принимать радикальные меры. Трусливые конформисты, довольные своим жалким существованием. Они боятся. Если подвинешься в сторону – кто-то сразу займет твое место. Причина и следствие, все повязаны в один порочный круг, нарушая один элемент, все бросаются затыкать щель, потому что лавина погребет под собой всех. Но у всего есть предел, крах рано или поздно произойдет. Может, оно и к лучшему? Из компоста вырастают цветы… Правда и червям там уже места нет.
Придется вернуться вечером в этот район, и если этот парень не изменил своим привычкам – принять меры. Ни на кого не надо надеяться, никому нельзя доверять, только себе.
…Предприятие Manhattan Fabrics занимало четырехэтажное здание. Большую часть рабочего времени Уолтер носился между первым и вторым этажом. Наверх, в женское царство швей и закройщиц он поднимался крайне редко. На работе он практическим ни с кем не общался сверх необходимого. Обедать предпочитал отдельно, не рискуя появляться на общей кухне – часто становился объектом пусть дружеских, но от этого не менее обидных подколок.
«Опять светишь фонарем, Ковакс! В твоей боксерской секции тебя в качестве груши что ли используют? Не сердись, чемпион!»
«Снова красные глаза, Ковакс! Завел подружку? Она же все соки из тебя выжимает, мужик, по ночам надо спать, а не устраивать родео на дому!»
«Ковакс! Газеты читал? Ночная Сова и Роршах вчера поймали серийного убийцу. А ты до конца жизни будешь торчать в этом ателье? Предлагаю всем сшить костюмы и устроить корпоративную супергеройскую вечеринку в полночь в Центральном Парке!»
«Ковакс!!! Ты сдал документы в бухгалтерию? Опять клюешь носом на работе?!! Еще раз увижу – уволю ко всем чертям!»
Уолтер не отвечал. Он вынужден был находиться с этими людьми по 8 часов в сутки на протяжении уже девяти лет. За это время он так и не сблизился ни с кем, сознательно отторгая этих ограниченных, легкомысленных, самовлюбленных пародий на индивидуальности. Секс, алкоголь, грязный юмор, погоня за деньгами – основные жизненные приоритеты. Бездушная масса. Толпа. Даже не толпа - стадо. Прикрывающееся псевдоинстинктом, называемым корпоративным духом. Тем самым дружным, сплачивающим, воняющим коммунистическим душком лейтмотивом, когда премии за выполненную работу дают тем, кто больше заглядывает начальству в рот. Когда по карьерной лестнице шествует те, что идет не по ступеням, а по головам. Когда ты должен улыбаться – утром, днем и вечером, восемь часов в день, девять лет подряд - принудительно улыбаться жирным, уродливым, заносчивым клиентам, для которых ты просто маленький винтик в гигантской индустрии, направленной на придание их обрюзгшим телесам эстетической формы.
Бессмысленное, глупое прожигание отведенного времени, заполнение пустоты между рождением и смертью. Если на смертном одре каждого из этих людей спросить, чем он занимался в жизни, неужели самым распространенным ответом будет сопровождаемая дежурной улыбкой вбитая в подкорку мозга фраза: «Manhattan Fabrics – мы были рады работать для вас!»
Они изменяют своим женам, наивно полагают, что они не отвечают им тем же. Они уклоняются от уплаты налогов, алиментов, взносов – мелкое вредительство, приносящее жалкое минутное удовлетворение. Они придумывают тысячи отговорок, оправданий своему существованию, стремятся наполнить его высшим смыслом, будь то собирание марок, гольф по субботам или церковная благотворительность. Пытаются обмануть прежде всего самих себя.
В стране идет война. Где-то на другом конце света, на задворках цивилизации люди удобряют джунгли своими внутренностями. Бывшие соседи, соученики, друзья умирают за свою страну, за этих корпоративных крыс, тоннами производящих не военную униформу, а плисовые платья и шелковое белье.
В призывном пункте тяжелым штампом Уолтеру разбили будущее – эхо Чарлтонского приюта для ТРУДНЫХ подростков делало его негодным к военной службе. Но война шла везде. Каждый день, каждый час – на проспектах, улицах, площадях – в каждом закоулке этого черного города, на каждом его клочке. Мало кто осознавал это. Мало кто решался противостоять.
Уолтер задыхался в своем окружении. Он чувствовал, как липкие щупальца обывательского конформизма залезают ему под кожу. Восемь часов в день… Девять лет…
Дома едва хватало сил, чтобы высидеть, дождаться темноты, проглотить ужин, прочитать вечернюю газету. Кофе. Крепкий кофе. Много молока, много сахара. И затем, когда на город опустится тягучая ночь, опутывая смрадные улицы и протаскивая свои ледяные отростки мрака в человеческие жилища, на волю вырвется Роршах, сам – еще одно порождение ночи, самое страшное из выдуманных ею.
Белая маска создает черных призраков, настойчиво и неотступно приходящих в кошмарах. Проводник, аватар, тонкая пленка, через которую альтер-эго соприкасается с реальным миром. Роршах – странная трансформация чести и совести, чудовище, запертое днем и поглощающее Ковакса ночью. Сам Уолтер представлял их роли именно так. Даже не подозревая, что в 1965 году он еще даже не подошел к опасному краю пропасти. Хотя его взгляд уже соприкоснулся с чернотой бездны, которая медленно перетекала в широко открытые карие глаза.
продолжение
И очень мне понравилось, как описано невольное восхищение Роршаха соволетом - именно невольное, не позволяющее забыть о главной цели вечера, но явное.
Блин, бедный Уолтер на фабрике! Да уж, сразу мое рабочее окружение вспоминается.
Ну и вообще круто то, образно, ритмично написано.
Я как тот новый русский из анекдота, который свои впечатления от Парижа расписывал "Там еще башня такая... Фефельная!" - вот и я так же, мычу, а выразиться толком не могу. Пардон. Но я очень жду следующую часть.
невольное восхищение Роршаха соволетом Я бы наверняка носилась по крыше кругами с воплями: "Ааа, что это, оно хочет на нас напасть!!!"
А следующая часть будет совсем скоро. Буквально на днях. Правок дальше почти нет, поэтому выкладка пойдет быстро.
upd аватарка в тему выскочила. Надо заменить на I`m with malchishka
А мне нравицца прям очень даже))) Да и вполне это в духе Роршаха - boy, да и все. Ходит тут, мешается...
А следующая часть будет совсем скоро. Буквально на днях. Правок дальше почти нет, поэтому выкладка пойдет быстро.
Роню слюнищи предвкушения!
Надо заменить на I`m with malchishka ))))
Сова выходит его младше на 5 лет по этому варианту. Так что Рор, грозно потрясая лопаткой и совком, утверждает в песочнице свои права по возрастному цензу.
насколько я знаю, там нет четкой градации на ТЫ и ВЫ - потому что одно YOU. Разделение чисто интуитивно, разве не так?