Разлом
Автор: Rina_NettleБета: Емелюшка
Размер: миди, 9644 слова
Пейринг/Персонажи: Харон, Вульпес\фКурьер
Категория: гет
Жанр: драма
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Харон и Вульпес Инкульта вместе направляются вглубь Разлома, но каждый преследует свою цель.
Примечание: постканонная AU Fallout New Vegas и Fallout 3.
читать
– Эй, парень... Ты живой?
Гуль опасливо склонился над распростертым на песке человеком; ствол дробовика нацелен промеж лопаток. Мужчина лежал лицом вниз. Поджарое тело сплошь покрыто лилово-синими ушибами и едва затянувшимися порезами, наскоро наложенные повязки почернели от запекшейся крови. Грязная юбка непристойно задралась на бедрах, открывая взору гуля исхудалую задницу, уже успевшую подгореть на палящем пустынном солнце.
Пробежавшая по мышцам секундная дрожь напряжения свидетельствовала, что слова дошли до сознания, но мужчина не пошевельнулся, не среагировал на оклик. Впрочем, видимая беспомощность едва ли обманула гуля.
– Поднимайся, или я ухожу, – проскрипел мутант и нетерпеливо дернул стволом оружия. – Вряд ли посреди пустыни найдутся другие альтруисты, готовые спасать недобитков с голой жопой.
Убеждение подействовало: молниеносным рывком человек распрямился, резко дернулся вперед, словно метнувшаяся в броске гадюка. Стремительный выпад — мутант с шумным выдохом отскочил назад, когда боевой нож сверкнул в дюйме от живота. Металл со свистом вспорол раскаленный воздух, где секундой ранее стоял гуль.
Атакующий осознал, что отчаянный бросок на пределе возможностей оказался лишь тщетной растратой энергии — теперь в лицо ему уткнулось черное дуло дробовика. Даже не утруждаясь покорно замереть под наведенным прицелом, человек обессиленно упал на спину и прикрыл глаза, ожидая справедливого возмездия крупной дробью в голову. Сил на достойную оборону у него не осталось, только на достойную смерть.
– Ну неужели таки живой, – усмехнулся гуль, едва ли удивленный агрессивной реакцией. Демонстративно опустил ствол и встал над раненым, не спеша стрелять. Человек все еще жмурился, стиснув зубы и явно недоумевая, почему противник медлит.
– Пить будешь? Или опять ножом махать? – флегматично осведомился мутант и тихо кашлянул, прочищая горло, словно от этого скрипучий голос мог стать мелодичней.
Томительные мгновения затянувшегося ожидания, наполненная ошарашенным удивлением тишина. Затем левый глаз мужчины приоткрылся и оценивающе, с неподдельным интересом осмотрел назойливого спасителя. Потом человек с видимым усилием приоткрыл пересохший рот; капля крови проступила из растрескавшейся губы, змейкой скользнула по подбородку. Едва слышно прошептал:
– Пить...
Не встретив сопротивления, гуль вытащил из ослабших пальцев нож и бесцеремонно отбросил за спину. Присел рядом, поднес флягу к губам раненого. Уже после нескольких глотков мужчина вырвал ее из чужих рук и жадно припал к воде. Гуль с кривой усмешкой наблюдал, как полумертвый парень в рваной юбке постепенно приходит в себя: порой простая вода действует эффективнее, нежели многосоставной химический коктейль суперстимпака. Разум прояснился, на смену животным оголенным инстинктам пришел аналитический интерес. Впрочем, первыми словами стали не благодарность и не попытка вежливого знакомства; раненый подозрительно спросил:
– Тебе что нужно?
Мутанту явно импонировал прямой деловой тон. Сплюнув сквозь гнилые зубы загустевшую слюну, он пожал плечами и коротко отозвался:
– Информация. И проводник. Короче, парень, я ставлю тебя на ноги, а ты на этих ногах исполняешь роль экскурсовода.
Мужчина грустно усмехнулся и тут же сморщился от боли в растрескавшихся губах:
– Ну, выбор у меня небольшой.
Гуль кивнул. Раненый с усилием поднялся с песка, чуть пошатываясь. Предлагать помощь мутант не стал, подозревая, что человек ее не примет — за долгие годы он в достаточной мере научился распознавать подобную спесивую гордость. К тому же хотелось оценить, насколько плох физически новый спутник, и стоит ли тратить силы на его лечение.
Мужчина медленно повернулся по кругу, слезящимися глазами исследуя раскаленное марево над рыже-желтой землей. Лишь голая пустошь до самого горизонта — пыльная гладь мертвого озера, прорезанная сетчатыми трещинам, словно морщинами на коже древнего старика. На многие мили ни единого дерева, валуна или холмика, дающего тень. Ни одного живого существа: они будто чувствовали, что в этой открытой песчаным ветрам пустыне не найдут ничего, кроме смерти. Безжалостное солнце иссушит и испепелит живую плоть прежде чем до нее доберутся хищники и падальщики.
Поморщившись, человек приподнял край окровавленного платка на левом плече и после некоторых колебаний размотал повязку, открывая недавнюю рану — ожог от лазерного оружия — желтую от целебного порошка и уже начавшую заживать. Судя по уверенным и плавным движениям, моторика руки не пострадала, а боль мужчина либо стойко терпел, либо все еще не ощущал в полной мере под наркотическим воздействием зандера.
Снятый с раны платок он обмотал вокруг головы, защищаясь от полуденного солнца. Покосился на нож, лежащий в паре футов позади гуля — выразительным взглядом испрашивал разрешения вернуть оружие. Мутант ответил снисходительным кивком, и человек с заметным облегчением возвратил нож за пояс. Такие не могут дышать спокойно, пока чувствуют уязвимость. И гуль полностью разделял подобное мировоззрение.
Вновь вооружившись, мужчина слегка расслабился. Более обстоятельно занялся осмотром ран под повязками.
– Вынужден огорчить, но проводник по территориям НКР из меня не самый лучший, – мрачно заметил он, не глядя на терпеливо ждущего спасителя. – Если появишься на юге в моей компании, то мигом схлопочешь пулю в лоб. Карту я тебе детально нарисую, политический расклад опишу, дам кое-какие сведения, о которых осведомлен далеко не каждый полумертвый мужик в пустыне. Но сопровождать — нет. Извини, но это не в моих и не в твоих интересах.
Некоторое время мутант оценивающе рассматривал человека. Взгляды столкнулись, ни один не желал уступать: еще не противоборство, но осторожное взаимное опробование сил. Ярко-голубые глаза горели непоколебимой решимостью, да и судя по многочисленным ранам, у мужчины имелись серьезные основания не возвращаться туда, откуда он пришел. Наконец, гуль кивнул:
– Меня не интересует НКР. Насколько я знаю, моя цель лежит на нейтральной территории.
Он вытащил измятый лист бумаги: топографическая карта континента с недостаточно крупным масштабом, чтобы детализировать точность координат. Вся Невада по площади размером с ладонь, старый Вегас всего лишь маленькая точка без ориентиров посреди бежевого пятна Мохаве.
– Примерно здесь.
Облезлый палец мутанта очертил область к западу от предполагаемого, но не указанного на карте местоположения дамбы Гувера. Мужчина нахмурился.
– Что ты там забыл? – недоверчиво осведомился он.
Гуль молча свернул карту и убрал в рюкзак. Раненый пожал плечами — не в его положении уместно спорить и задавать лишние вопросы, когда цена за жизнь уже озвучена.
– Хорошо. Но я никому бы не посоветовал лезть туда по доброй воле.
Гуль скривился.
– Знаю, наслышан. Мне нужен компаньон только на время. Там опасно, особенно если не знаешь дорогу: отвесная скальная гряда кольцом, глубокие каньоны, почва как с ума сошла — потому и зовется Разломом. Найдем проход в долину за скалами, дальше справлюсь сам — предпочитаю путешествовать один.
– Что же, мне остается только согласиться, – развел руками мужчина, чувствуя явное облегчение, что сумеет закончить сопровождение вовремя. Все еще не вполне трезво соображая, рефлекторным жестом попытался протянуть гулю ладонь для скрепляющего договор рукопожатия. Неожиданно осознал, что придется касаться гниющей плоти, и отдернул пальцы. Неловкой паузы не повисло: по большому счету, обоим было наплевать. Не придав значения своей оплошности, человек отвернулся, поправил сползающую на глаза повязку и заковылял к югу. Гуль едва ли почувствовал себя задетым — человеческие реакции на изуродованное радиацией тело давно перестали волновать его.
Не оборачиваясь, хромающий впереди мужчина поинтересовался:
– Как мне тебя называть?
– Харон, – неохотно проскрипел гуль и ответно осведомился. – Тебя?
Мужчина обернулся и с сомнением взглянул на него исподлобья. Задумался на мгновение, словно выбирая, каким именем надлежит назваться, потом со вздохом произнес:
– Вульпес. Вульпес Инкульта.
Гуль опасливо склонился над распростертым на песке человеком; ствол дробовика нацелен промеж лопаток. Мужчина лежал лицом вниз. Поджарое тело сплошь покрыто лилово-синими ушибами и едва затянувшимися порезами, наскоро наложенные повязки почернели от запекшейся крови. Грязная юбка непристойно задралась на бедрах, открывая взору гуля исхудалую задницу, уже успевшую подгореть на палящем пустынном солнце.
Пробежавшая по мышцам секундная дрожь напряжения свидетельствовала, что слова дошли до сознания, но мужчина не пошевельнулся, не среагировал на оклик. Впрочем, видимая беспомощность едва ли обманула гуля.
– Поднимайся, или я ухожу, – проскрипел мутант и нетерпеливо дернул стволом оружия. – Вряд ли посреди пустыни найдутся другие альтруисты, готовые спасать недобитков с голой жопой.
Убеждение подействовало: молниеносным рывком человек распрямился, резко дернулся вперед, словно метнувшаяся в броске гадюка. Стремительный выпад — мутант с шумным выдохом отскочил назад, когда боевой нож сверкнул в дюйме от живота. Металл со свистом вспорол раскаленный воздух, где секундой ранее стоял гуль.
Атакующий осознал, что отчаянный бросок на пределе возможностей оказался лишь тщетной растратой энергии — теперь в лицо ему уткнулось черное дуло дробовика. Даже не утруждаясь покорно замереть под наведенным прицелом, человек обессиленно упал на спину и прикрыл глаза, ожидая справедливого возмездия крупной дробью в голову. Сил на достойную оборону у него не осталось, только на достойную смерть.
– Ну неужели таки живой, – усмехнулся гуль, едва ли удивленный агрессивной реакцией. Демонстративно опустил ствол и встал над раненым, не спеша стрелять. Человек все еще жмурился, стиснув зубы и явно недоумевая, почему противник медлит.
– Пить будешь? Или опять ножом махать? – флегматично осведомился мутант и тихо кашлянул, прочищая горло, словно от этого скрипучий голос мог стать мелодичней.
Томительные мгновения затянувшегося ожидания, наполненная ошарашенным удивлением тишина. Затем левый глаз мужчины приоткрылся и оценивающе, с неподдельным интересом осмотрел назойливого спасителя. Потом человек с видимым усилием приоткрыл пересохший рот; капля крови проступила из растрескавшейся губы, змейкой скользнула по подбородку. Едва слышно прошептал:
– Пить...
Не встретив сопротивления, гуль вытащил из ослабших пальцев нож и бесцеремонно отбросил за спину. Присел рядом, поднес флягу к губам раненого. Уже после нескольких глотков мужчина вырвал ее из чужих рук и жадно припал к воде. Гуль с кривой усмешкой наблюдал, как полумертвый парень в рваной юбке постепенно приходит в себя: порой простая вода действует эффективнее, нежели многосоставной химический коктейль суперстимпака. Разум прояснился, на смену животным оголенным инстинктам пришел аналитический интерес. Впрочем, первыми словами стали не благодарность и не попытка вежливого знакомства; раненый подозрительно спросил:
– Тебе что нужно?
Мутанту явно импонировал прямой деловой тон. Сплюнув сквозь гнилые зубы загустевшую слюну, он пожал плечами и коротко отозвался:
– Информация. И проводник. Короче, парень, я ставлю тебя на ноги, а ты на этих ногах исполняешь роль экскурсовода.
Мужчина грустно усмехнулся и тут же сморщился от боли в растрескавшихся губах:
– Ну, выбор у меня небольшой.
Гуль кивнул. Раненый с усилием поднялся с песка, чуть пошатываясь. Предлагать помощь мутант не стал, подозревая, что человек ее не примет — за долгие годы он в достаточной мере научился распознавать подобную спесивую гордость. К тому же хотелось оценить, насколько плох физически новый спутник, и стоит ли тратить силы на его лечение.
Мужчина медленно повернулся по кругу, слезящимися глазами исследуя раскаленное марево над рыже-желтой землей. Лишь голая пустошь до самого горизонта — пыльная гладь мертвого озера, прорезанная сетчатыми трещинам, словно морщинами на коже древнего старика. На многие мили ни единого дерева, валуна или холмика, дающего тень. Ни одного живого существа: они будто чувствовали, что в этой открытой песчаным ветрам пустыне не найдут ничего, кроме смерти. Безжалостное солнце иссушит и испепелит живую плоть прежде чем до нее доберутся хищники и падальщики.
Поморщившись, человек приподнял край окровавленного платка на левом плече и после некоторых колебаний размотал повязку, открывая недавнюю рану — ожог от лазерного оружия — желтую от целебного порошка и уже начавшую заживать. Судя по уверенным и плавным движениям, моторика руки не пострадала, а боль мужчина либо стойко терпел, либо все еще не ощущал в полной мере под наркотическим воздействием зандера.
Снятый с раны платок он обмотал вокруг головы, защищаясь от полуденного солнца. Покосился на нож, лежащий в паре футов позади гуля — выразительным взглядом испрашивал разрешения вернуть оружие. Мутант ответил снисходительным кивком, и человек с заметным облегчением возвратил нож за пояс. Такие не могут дышать спокойно, пока чувствуют уязвимость. И гуль полностью разделял подобное мировоззрение.
Вновь вооружившись, мужчина слегка расслабился. Более обстоятельно занялся осмотром ран под повязками.
– Вынужден огорчить, но проводник по территориям НКР из меня не самый лучший, – мрачно заметил он, не глядя на терпеливо ждущего спасителя. – Если появишься на юге в моей компании, то мигом схлопочешь пулю в лоб. Карту я тебе детально нарисую, политический расклад опишу, дам кое-какие сведения, о которых осведомлен далеко не каждый полумертвый мужик в пустыне. Но сопровождать — нет. Извини, но это не в моих и не в твоих интересах.
Некоторое время мутант оценивающе рассматривал человека. Взгляды столкнулись, ни один не желал уступать: еще не противоборство, но осторожное взаимное опробование сил. Ярко-голубые глаза горели непоколебимой решимостью, да и судя по многочисленным ранам, у мужчины имелись серьезные основания не возвращаться туда, откуда он пришел. Наконец, гуль кивнул:
– Меня не интересует НКР. Насколько я знаю, моя цель лежит на нейтральной территории.
Он вытащил измятый лист бумаги: топографическая карта континента с недостаточно крупным масштабом, чтобы детализировать точность координат. Вся Невада по площади размером с ладонь, старый Вегас всего лишь маленькая точка без ориентиров посреди бежевого пятна Мохаве.
– Примерно здесь.
Облезлый палец мутанта очертил область к западу от предполагаемого, но не указанного на карте местоположения дамбы Гувера. Мужчина нахмурился.
– Что ты там забыл? – недоверчиво осведомился он.
Гуль молча свернул карту и убрал в рюкзак. Раненый пожал плечами — не в его положении уместно спорить и задавать лишние вопросы, когда цена за жизнь уже озвучена.
– Хорошо. Но я никому бы не посоветовал лезть туда по доброй воле.
Гуль скривился.
– Знаю, наслышан. Мне нужен компаньон только на время. Там опасно, особенно если не знаешь дорогу: отвесная скальная гряда кольцом, глубокие каньоны, почва как с ума сошла — потому и зовется Разломом. Найдем проход в долину за скалами, дальше справлюсь сам — предпочитаю путешествовать один.
– Что же, мне остается только согласиться, – развел руками мужчина, чувствуя явное облегчение, что сумеет закончить сопровождение вовремя. Все еще не вполне трезво соображая, рефлекторным жестом попытался протянуть гулю ладонь для скрепляющего договор рукопожатия. Неожиданно осознал, что придется касаться гниющей плоти, и отдернул пальцы. Неловкой паузы не повисло: по большому счету, обоим было наплевать. Не придав значения своей оплошности, человек отвернулся, поправил сползающую на глаза повязку и заковылял к югу. Гуль едва ли почувствовал себя задетым — человеческие реакции на изуродованное радиацией тело давно перестали волновать его.
Не оборачиваясь, хромающий впереди мужчина поинтересовался:
– Как мне тебя называть?
– Харон, – неохотно проскрипел гуль и ответно осведомился. – Тебя?
Мужчина обернулся и с сомнением взглянул на него исподлобья. Задумался на мгновение, словно выбирая, каким именем надлежит назваться, потом со вздохом произнес:
– Вульпес. Вульпес Инкульта.
***
Холодные сумерки. Неглубокая ниша в каменистом ущелье. Огненные тени скользят по отвесной скале, на свет летит мелкая мошкара. Долгожданный отдых после утомительного перехода.
Гуль и человек сидели у костра друг против друга, оба занятые делом: Харон пополнял запасы лечебной смеси для стимпаков, большая часть которых пошла на лечение нового знакомого. Вульпес, пожевывая карандаш, разукрашивал оборотную сторону карты спутника множественными пометками и комментариями. В котелке бурлила вода с мелко покрошенным зандером и вчерашним мясом кротокрыса. Суп. Довольно мерзкий на вкус, но заглушающий чувство голода и придающий сил.
Уставшие мышцы приятно расслаблены, веки слипаются сами собой от утомления и согревающего изнутри сытного ужина. Харон методично перемешивал порошок и украдкой посматривал на спутника, пытаясь предсказать, к чему может привести сотрудничество. Парень оказался немногословен, что полностью устраивало гуля: многие из его прежних компаньонов могли непринужденно болтать даже под свинцовым шквалом. Харон ценил тишину, свойственную осторожным хищникам.
С другой стороны, молчаливый сопровождающий много о себе не расскажет, гуль так толком и не знал, можно ли ему доверять.
По обрывкам одежды Харон догадывался, что мужчина принадлежит к милитаристской группировке, слухи о которой уже доходили до него. Новоявленный культ, кочующая армия захватчиков, насаждающая жесткие пуристические законы, которые далеко не всем приходились по нраву. Легион Цезаря, вызывающий саркастическую ухмылку у знакомых с довоенной историей умников. Людям с западного побережья, похоже, было совсем не до смеха: ребята в красных туниках имели репутацию бескомпромиссных фанатиков. Легион расползался по континенту, подобно заразе — поглощая племя за племенем, огнем и мечом знакомя со своей культурой особо ретивые общины.
И тем не менее, так называемым «легионерам» свойственна честь и верность слову. Многие караванщики, встреченные Хароном в долгом путешествии из Вашингтона в Неваду, весьма высоко ценили людей Цезаря как достойных доверия партнеров по бизнесу. Если уж эти солдафоны снисходил до общения на равных, то порядочность и честность соблюдались неукоснительно. Поэтому гуль даже обрадовался, когда в качестве потенциального проводника подвернулся именно полумертвый легионер: вероятно, этот парень все же не соизволит в качестве благодарности перерезать глотку своему спасителю и смыться с чужими вещами и оружием.
Харон закончил приготовление смеси для стимпака, осталось лишь в должной пропорции развести полученный порошок и залить в инъектор. Гуль заметил, что компаньон исподволь наблюдает за его работой — похоже, интересуясь личностью нового партнера не в меньшей мере.
Рано или поздно нужно было начинать знакомство. Харон не любил говорить о себе, но ради закрепления первичного хрупкого доверия им обоим стоило хоть что-то узнать друг о друге.
– Я не появлялся в этих краях почти сорок лет, ничего не осталось прежним, – вскользь обронил гуль, пытаясь завести беседу. – Где раньше находились безопасные пещеры, теперь плодится племя агрессивных дикарей. На некогда подконтрольных Гадюкам территориях нет ни поселений, ни колодцев, вообще ни единой мыслящей твари на тридцать миль вокруг. Пустошь меняется...
– Пустошь упустила свой шанс измениться, – пространно произнес мужчина, вновь опуская взгляд к карте. Поразмыслив над прозвучавшим утверждением, гуль нейтрально уточнил:
– Ты о Легионе?
После недолгой паузы Вульпес медленно кивнул.
До Харона долетали вести о противостоянии двух держав на западе: Легион против Новой Калифорнийской Республики, бык против медведя. Похоже, решающая битва за спорные земли уже свершилась, и отнюдь не в пользу сотоварищей человека, сидящего перед ним.
– Что там произошло? Перегруппировка сил или конец войны? – поинтересовался Харон. Отозвался Инкульта неохотно:
– Конец войны. Легион уже не поднимется... но и для запада это начало конца.
Харон наполнил целебной смесью первый шприц. Внимательно посмотрел на собеседника. Немой вопрос повис в воздухе — гуль нуждался в разъяснениях, поскольку не хотелось лезть в самое пекло эдаким наивным туристом, не осведомленным о текущих событиях.
Вульпес долго молчал. Продолжение монолога последовало довольно отстраненное:
– Однажды я встретил женщину. Называла себя Сикс, Шестая. Необычная, каких мало. Владела оружием не хуже опытного преторианца, потому что весь мир был для нее врагом. Несвершенная месть сжигала ее изнутри.
Харон тихо хмыкнул, уже чуя некую крайне личную историю: одну из тех исповедей, что можно доверить только случайному попутчику у ночного костра. Собеседник с неспешной монотонностью продолжал, едва ли заметив скептическую усмешку.
– Я думал, она быстро погибнет в Пустошах... так считал и тот человек, которому она хотела отомстить. Оба оказались неправы: в ее пламени теперь горит вся Мохаве, и скоро этот огонь перекинется на республиканцев.
Его глаза смотрели будто сквозь Харона — пустой, безразличный взгляд. Тонкие губы едва шевелились на застывшем отрешенной маской лице. Слова текли плавно, спокойно, размеренно. Однако, гуль по себе знал, какую кипящую бурю чувств может скрывать эта внешняя бесстрастность.
– Чего она хочет? У этой Сикс ведь есть какая-то цель...
– Цель? – повторил Инкульта, встретившись с собеседником взглядом и словно пробудившись из транса. – Раньше я считал, что понимаю ее цели, но не теперь.
Покачал головой с искренним сожалением.
За многие годы работы телохранителем Харон научился наблюдать. Видеть в людях чуть больше, чем они сами желают показывать — привычка, обретенная скорее от скуки, нежели по необходимости.
Злости и ненависти в этом человеке не было. Скорее, обида. Старая неизлеченная боль.
– Теперь она владеет Нью Вегасом, контролирует армию секьюритронов, боевых роботов, – продолжал Вульпес с едва заметной горькой усмешкой. – Развязала и выиграла войну, к которой изначально не была причастна. Не свою войну, не ради идеи, не ради выживания. Просто потому, что ей выпал такой шанс.
Инкульта отложил в сторону карту, на обратной стороне которой детально вычертил регион Мохаве — не желал смотреть на земли, перекроенные и переделенные недавней битвой. Ссутулился, расслабленно опустил локти на колени. Нахмурился, глядя на гаснущий костер.
– Если она хочет сохранить город, то стычка с НКР неминуема: после боя на дамбе прежнее доверие и торговые отношения не вернуть. В Вегасе нет ресурсов. Чтобы выжить, придется пожирать окрестные территории, разрастаясь вширь — тактика, что когда-то использовал Легион. Только в руках этой женщины не созидание, а разрушение: пожар ее собственной ненависти.
– Да ты оптимист! – хмыкнул гуль. – Думаешь, все настолько плохо? Даже полвека назад НКР была силой, с которой всерьез приходилось считаться — сомневаюсь, что ослабленная битвой с Легионом армия сможет...
– Это лишь значит, что ты не знаешь эту женщину, – резко оборвал его Вульпес. – Многие ее недооценивали, в том числе я сам – и здесь заключалась главная ошибка.
– Ты так говоришь, будто она какое-то гребаное всесильное божество, – скептично фыркнул Харон. Инкульта отвернулся и на этом разговор прекратился: прочие вопросы легионер предпочел оставить без внимания.
***
Нельсон. Полдень. Смотровая площадка на тыловом валу в отдалении от дежурных постов гарнизона. Мешки с песком на баррикаде нагрелись под палящим солнцем — не прикоснуться. Звон цикад давил на уши, словно беспрерывный треск огромного трансформатора где-то в овраге у подножия баррикады.
Она лежала животом на бруствере и целилась в ползающего в каньоне кротокрыса. Выстукивала сапогом ритм какой-то популярной песенки, развязно виляла задницей, твердо зная, что напарник увлечен не охотой, а с вожделением изучает изгибы ее тела.
Дразнила, пританцовывая и покачивая бедрами. Затем резко замерла, закаменела, напряглась натянутой струной. Выстрел. Руки дрогнули от отдачи револьвера.
Тихо прошипела ругательство сквозь зубы и опустила оружие. Вульпес криво усмехнулся, когда кротокрыс сиганул в нору, заливая песок кровью из простреленной лапы. Впрочем, фрументария едва ли интересовала дальнейшая судьба зверька: гораздо больше его занимала сама охотница.
Сикс развернулась и убрала оружие в кобуру. Смерила мужчину долгим взглядом с ног до головы, отдельно задержавшись на пахе, где вздыбившаяся ткань туники недвусмысленно намекала на успех заигрываний. Кончиком сапога провела по внешней стороне его голени. Скользнула выше, пока не задела потрепанный край одежды. Вульпес брезгливо стряхнул коснувшуюся туники ногу, затем подхватил женщину под колени. Резко подался вперед, вжимаясь между разведенных бедер.
Сикс запрокинула голову — то ли засмеялась, то ли застонала. В шутку попыталась оттолкнуть, неубедительно сопротивляясь - отлично зная, как ее несерьезный отпор заводит обоих. Секс с этой женщиной был, пожалуй, лучшим в жизни Инкульты: жесткий, чувственный, быстрый. Никакие перепихи с покорными рабынями не могли сравниться со шквалом обоюдного желания. Сикс легко возбуждалась, легко увлекала его своей страстью, так же легко относилась к самим отношениям, что вполне устраивало шпиона. Среди профлигатов подобное поведение считается нормальным, но Сикс служила Цезарю, и их связь воспринималась в Легионе благосклонно.
Стягивая с нее кожаные штаны, Вульпес, пожалуй, впервые позавидовал тому, насколько логично пролфигаты разделили традиционную одежду между полами. Мужчина приспускает брюки, задирает женщине юбку: минимум усилий, максимум эффекта. Когда дело обстоит с точностью до наоборот, приходится повозиться, но его партнерше даже нравилась подобная смена ролей.
Сикс нетерпеливо скользнула ему под тунику, впиваясь ногтями в ягодицы, притягивая ближе. Вульпес провел языком по шее, прикусил нежную кожу, заставляя женщину с присвистом втянуть воздух и изогнуться навстречу. Удобнее перехватил под бедра, ища на баррикаде надежную точку опоры; Сикс нетерпеливо ерзала, терлась об него короткими призывными толчками.
Вульпес деликатно сплюнул в ладонь и провел пальцами между ее ног, медленно лаская уже скользкие от собственной смазки складки. Сжал бугорок клитора, чуть оттянул. Неторопливо и мягко прочертил извилистую линию... где-то слышал, что женщинам нравятся такие ласки.
Легкая улыбка проступила на ее губах; не желая ждать, Сикс обхватила член, подводя в нужном направлении.
В этот миг Инкульту не волновало, какой пример он подавал гарнизону Нельсона. Часовые должны наблюдать за противником, а не пялиться на распутства старшего офицера. Даже если бы весь преторий во главе с Цезарем выстроился у фрументария за спиной, даже если бы объявили сиюминутный штурм дамбы, он не прекратил бы трахать эту женщину.
Сплетенные тела двигались в едином ритме. Толчки все глубже, сильнее, словно фрументарий яростным напором желал к чертям развалить весь насыпной вал баррикады. Прикрыл глаза, полностью отдавшись ощущениям. Сикс низко стонала, отзываясь на каждое движение.
Вульпес никогда не придавал значения поцелуям, но именно сейчас хотелось впиться в ее губы, ласкать ртом разгоряченное тело. Он потянулся вперед, но Сикс выскользнула, игриво толкнула мужчину в грудь и быстро развернулась — поменяла позу, облокотившись на бруствер. Инкульта использовал новую возможность без промедлений, одним толчком вгоняя член на всю глубину. Сикс с тихим вскриком изогнула спину.
Песок из треснувшего по шву мешка струился Вульпесу на ноги, но он едва это замечал, накрытый оглушительной волной оргазма. Закусил губы, подавляя рвущийся стон. Сикс медленно обмякла, но еще прежде, чем Инкульта окончательно пришел в себя, женщина выскользнула, разрывая контакт тел. Рука метнулась к револьверу.
Три выстрела подряд.
– Ссука, все-таки получил!
Внизу в овраге кротокрыс несколько раз дернулся и завалился на бок, Сикс злорадно усмехнулась, вытирая тыльной стороной ладони пот с лица.
В ушах звенело — то ли от оргазма, то ли от выстрелов. Сыплющийся из мешка песок тихо шуршал, стекая на деревянный настил. Вульпес оправил тунику и опустился на баррикаду рядом с женщиной, мягко коснулся пальцами ее бедра.
Она отстранилась, подтянула штаны и неуклюжим прыжком перемахнула через вал.
– Ужин для собак, – подмигнула Сикс, отряхивая колени после падения. – Вот это я понимаю: время, проведенное с двойной пользой.
***
Харон предпочел бы идти всю ночь по прохладе, но раненый спутник оказался слишком слаб для активных нагрузок. Останавливались часто, однако задержки пошли только на пользу: на руинах фермы, где они устроили привал, Инкульта обнаружил заложенный досками колодец с пригодной для питья водой. В заросшем агавой овраге, куда они спустились передохнуть в следующий раз, удалось разминуться со взводом солдат в республиканской форме.
В свете последней встречи Харон призадумался: обрывки алой туники проводника действовали на местных в прямом смысле, словно красная тряпка. Компания такой персоны могла стать опасной, поэтому при первой же возможности гуль разжился дополнительным комплектом одежды. Обитатели крошечного поселения при виде двух дюжин крышек даже не стали интересоваться, на кой черт мутанту комплект тряпья на несколько размеров меньше его самого. Ничего привлекающего внимание: потертые джинсы серо-коричневого цвета, относительно незаношенная майка, защитная куртка из собачьих шкур, на которую легионер глянул со странной печальной усмешкой.
Едва ли Инкульта оказался тронут подобной заботой — и без того обременяющий долг еще прибавил в весе.
После незаладившейся ночной беседы общение свелось к минимуму — односложно, исключительно по делу. Впрочем, обоих едва ли напрягала тишина. Лишь когда вдали показалась скальная гряда Разлома, Инкульта оживился, предчувствуя скорое расставание.
– Зачем ты туда идешь? – поинтересовался он, поддев ногой камешек на тропе.
– Ветер слухи носит, – уклончиво ответил гуль. После короткого раздумья вытащил цветной лоскуток, протянул спутнику. Красно-белые полосы, синий квадрат со звездой, окруженной кольцом меньших звездочек — тряпка тряпкой, Инкульта польстился бы на такую разве что чистить сапоги.
– Что это? – поинтересовался легионер, смутно припоминая граффити с похожими символами на развалинах довоенных зданий. Гуль смерил его жалостливым взглядом, словно умственно отсталого ребенка.
– Флаг старого мира, – проскрипел он и спрятал лоскут обратно в карман. Словно его краткое появление все доступно объясняло, в частности самоубийственное желание лезть к черту на рога.
– Ты отправился в кишащую хищниками радиоактивную дыру из-за обрывка довоенного штандарта?
– Да, – односложно отрезал Харон, игнорируя сарказм собеседника.
Тот протяжно хмыкнул, с наигранным интересом воззрившись на гуля.
– И чем он так важен? Может быть, я с не меньшим рвением тоже устремлюсь навстречу верной смерти.
Гуль пробормотал что-то невнятное, пренебрежительно глядя на легионера; «сопляк» оказалось самым пристойным из внятно прозвучавших эпитетов. Но Вульпес не собирался так просто сдаваться, поскольку и сам стал невольным участником экспедиции. Мутант понял, что от объяснений ему не отделаться.
– В Разломе живут люди, которые знают не только мир сильных и слабых, где выживает тот, у кого пушка. Они имеют представление о другом существовании, о настоящей свободе, – неохотно пояснил Харон и устало расправил плечи. – НКР, Анклав, Братство Стали... — это все чушь. Шелудивые псы, пирующие на объедках прежнего могущества цивилизации. Вот этот флаг принадлежит истинным хозяевам: иная философия, идеи... Ценности, действительно стоящие всей жизни.
Вульпес недоверчиво заломил бровь, но слушал, не перебивая.
– Вести расходятся по всей Пустоши вместе с верой в Возрождение: в Разломе пригодятся любые умелые руки, умеющие держать лопату, кирку или дробовик. Я хочу быть там, – закончил гуль.
– Боюсь разочаровать, но это не то место, что ты ищешь, – сочувственно протянул Инкульта, едва ли испытывая подлинное сожаление. – В Разломе нет ничего достойного внимания. Лет шесть назад там действительно находилось поселение, которое желала прибрать к рукам НКР. Потом взорвался склад боеголовок...
Легионер выразительно развел руками, предлагая домыслить остальное.
– Под землей огромный промышленный комплекс, военные бункеры, – возразил мутант.
– Мы посылали туда разведчиков — никто не вернулся.
Гуль прищурился:
– А ты сам бы вернулся, если такое место существует?
Фрументарий кивнул, не раздумывая ни секунды. Одернув себя, чуть помедлил, переоценивая вдолбленное на протяжении многих лет мировоззрение солдата Легиона. Затем взглянул на мутанта исподлобья, уже с долей неуверенности. Харон назидательно хмыкнул.
– Даже если предположить, что твоя теория верна, то почему они должны открыть двери и впустить первого встречного? К тому же, в конце концов ты — гуль... – продолжал отстаивать позиции Инкульта.
Харон пожал плечами.
– Насколько я могу судить, расизмом старый мир не страдал. Флаг послужит пропуском. Тебя присоединяться не зову — спустимся в каньон, и ты свободен от обязательств. Впрочем, если хочешь... думаю, там найдется место.
Некоторое время Вульпес молчал. Взвешивал варианты, которых у него, по сути, оставалось немного.
– Спасибо, я подумаю, – наконец, произнес он. Харон кивнул и ускорил шаг.
***
Гуль едва ли сам верил в вымышленную легенду. Его убежденность походила скорее на приступ отчаяния, нежели на истинное упорство фанатика. Последнее стремление найти хоть какой-то угол, где сможет возродиться его вера в человечество.
Года три назад он мог с уверенностью сказать, что если где-то и сформируется достойное, процветающее сообщество, то этим местом станет Столичная Пустошь. Там появился сильный лидер — человек, способный изменить будущее нации, такие раз в сто лет рождаются. От решительных действий зависят судьбы народов, и Харон гордился своей причастностью к творимой живой истории.
Джейк. Смышленый парнишка. Очень вежливый, правильный — сразу видно, что из Убежища толком никогда не выбирался. Обычно тихий, хотя там, где дело касалось принципиальных моментов личной этики, мог упорно стоять на своем, будто зашоренный толсторог. Гуль подозревал в нем некую аутичность, но кого вообще в этом мире можно с уверенностью назвать нормальным?
Харону нравилось путешествовать с ним, чего нельзя сказать о прежних работодателях. Мальчик был идеалист: порой наивный мечтатель, но дела проворачивал умело и решительно, радикально менял традиции и порядки, если считал их несправедливыми. Уж если брался разруливать проблему, то доводил до конца, и никто не мог ему помешать — ни расисты, ни полоумные сектанты, ни бесстыжие барыги, ни даже армия Анклава.
Джейк спелся с Братством Стали — не теми индифферентными затворниками, собирающими барахло по руинам — Вашингтонское отделение организации любило совать нос в чужие дела. Ребята в силовой броне успешно взяли под контроль Столичную Пустошь, обосновывая фактический захват «обеспечением безопасности в регионе» и «справедливым распределением воды из Очистителя». Джейк, за исключительные заслуги произведенный в паладины Братства, до поры до времени сдерживал их амбиции, следуя линии бескорыстного альтруизма. Парень пользовался уважением, его любили и в Братстве, и за его пределами; сам старейшина Лайонс прочил Джейка в приемники. Да только справедливые и сильные люди уходят чаще всего, когда они по-настоящему нужны.
После взрыва от него остались лишь изуродованные куски плоти — нечего толком похоронить. Взрывчатки заложили столько, что силовую броню разнесло в осколки. Контракт... какой, к черту, контракт, если на дымящихся останках едва сохранились обрывки одежды.
После смерти работодателя гуль получил свободу — отнюдь не такую, что желал для себя. По большому счету, желать он давно разучился. Долг вытравил собственное «я» столь безнадежно, что буквально пришлось начинать познавать мир заново.
Вместе со свободой пришло ощущение ненужности, неприкаянности. Харон не знал, что ему делать дальше: мечты о возможности распоряжаться собственной жизнью остались так далеко в прошлом, что он едва помнил о них. Растерянность и одиночество надолго выбили почву из-под ног.
В смерти Джейка он себя не винил: не в силах телохранителя было предотвратить взрыв или даже предостеречь. Полная неожиданность, далекое расстояние — даже если бы успел добежать, то никак не закрыть собой, не оттолкнуть, только бы полег рядом за компанию. Да и стоило ли укорять себя за сам факт существования войны всех против всех? Смерть входит в привычку; остается только жалость к ныне живущим, для которых с уходом героев мир становится еще чуточку хуже — еще страшнее, чем был.
Некоторое время Харон оставался на Столичной Пустоши, наблюдал за медленным развалом работы Джейка. После гибели не просто символа возрождения, но и совести Братства Стали, проект «Чистота» начал все явственнее приобретать политическую и коммерческую окраску. Старейшина Лайонс с возрастом терял позиции, а молодое поколение по-своему понимало предназначение мощнейшей в Вашингтоне организации и попавших к ней в руки ресурсов.
Когда бутылка очищенной воды стала вновь стоить двадцать крышек, Харон ушел, не дожидаясь окончательного разложения сообщества, в которое когда-то верил.
***
На поиски тропы ушел целый день; крутые скалы высились сплошной стеной вдоль каньона. Горы создавали надежный барьер вокруг довоенной базы: не зная пути, легко можно переломать не только ноги, но и шею. Харон дорогу не знал, и потому лишний раз порадовался, что догадался взять напарника. Без подстраховки у них ушло бы втрое больше времени: на отвесных спусках приходилось использовать крючья и веревки, и помощь Вульпеса пригодилась не раз. Рядом с молодым гибким легионером гуль чувствовал себя древней развалиной с негнущимися суставами.
Рассвет они встречали уже в Разломе. Странное место, мистическая красота которого заставляла зябко поеживаться. Песчаный шторм свирепствовал среди обломков скал и голых остовов рушащихся от времени строений. Не затихающий ураган застилал небо поволокой желтого мрака — солнце не могло пробиться сквозь пылевую тучу, и на иссеченной ветром земле царили вечные смутные сумерки. Далеко в рыжей дымке виднелись огромные голые каркасы небоскребов, широкая полоса автострады упиралась в руины городка чистой, вылизанной ветрами гладью — лишь крошащийся асфальт намекал, что она уже давно не годна для любого транспорта.
Дневной отдых, ранее необходимый из-за палящей жары, теперь остался без надобности — холод пробирал даже при слабом свете тусклого солнца. Ночью же передвижение делалось невозможным: в защищающих от песка очках ничего не видно в темноте.
Инкульта, стоявший последнее дежурство, выглядел обеспокоенным: он заметил несколько фигур на расстоянии — гули, одетые в броню, напоминающую форму Легиона. Харон нахмурился: знакомство с местными обитателями, вероятнее всего, предвещало не братские объятия и радостные приветствия, а вполне очевидные проблемы. Фрументарий разделял его мнение — даже если странные ребята когда-то были легионерами, то теперь это отступники, сравнявшиеся с профлигатами. И они явно не пожелают торжественно встречать бывшего главу агентурной сети Цезаря.
Впрочем, гораздо больше Инкульту беспокоило замечание спутника, что тело «щекочет» от радиации — гули чувствительны к фону, даже способны излечиваться под его воздействием. Но что целебно для одного, смертельно для другого; Вульпес подозревал, что успел за время привала схватить дозу, и теперь спешно глотал рад-икс. За счетчик Гейгера он отдал бы сейчас целое состояние.
Однако, после первичной разведки стало ясно, что радиация — далеко не главная угроза жизни в продуваемом насквозь каньоне. Ближе к ночи два когтя смерти загнали путников на бетонные перекрытия развалин многоэтажки. Боевой нож и дробовик против самых опасных монстров пустошей — крайне несерьезное противоборство. После множества неудачных попыток мужчины все же сподобились сбросить на зверя обломок опоры и изрядно покалечить хищника, но запах свежей крови выманил из-под земли нечто худшее, чем оба могли вообразить.
Странные чешуйчатые гуманоиды с огромными подслеповатыми глазами — двигались длинными прыжками, стремительно настигали жертву, набрасывались всей стаей. Второй коготь смерти поспешил ретироваться, оставив раненого товарища живой пищей проворным юрким тварям.
Пользуясь возможностью, Вульпес и Харон тихо отошли по верхним этажам на другой угол здания и торопливо убрались из опасного места, пока стая не заметила новые жертвы.
Гуль уже и сам был не рад, что полез в кишащие хищниками руины. Если в Разломе и существовала цивилизованная община, то ее представители не озаботились установить указатели с приветствиями, а на самостоятельные поиски логова людей мог уйти не один день. Понимая, что не вправе дольше задерживать напарника в этом радиоактивном аду ради собственной прихоти, Харон признал, что тот выполнил обязательства и может быть свободен. Впрочем, это мало что изменило в положении Инкульты: из каньона едва ли было возможно выбраться в одиночку. По крайней мере, тем же путем — позади остались отвесные утесы и крутые обрывы, где уже никто не вытянет на тросе, не подаст руку помощи. На поиски нового маршрута, вероятно, ушло бы порядочно времени, а с боевым ножом против местных хищников подобная авантюра превращалась в самоубийство. Здраво прикинув свои шансы, легионер предпочел отправиться вместе с гулем на поиски локального островка цивилизации. При условии, что не найдя никого, через три дня они покинут каньон — примерно на такой срок у Инкульты хватало запасов рад-икса.
***
Харон подбросил в костер обломки стола с облупившимся лаком — огонь запылал чуть ярче, весело потрескивая.
– Расскажи мне об этой Сикс, – попросил гуль. – Если затея с Разломом окончится провально, то думаю направиться к Вегасу. Говорят, там красиво, как было до войны... Хотелось бы знать, с чем придется столкнуться, к какому приему готовиться.
– Сикс, – хмыкнул Инкульта и горько вздохнул. – Она сумасшедшая. Психованная. Ей прострелили голову дважды, а она выжила — с тех пор что-то повредилось. Она не может без убийств, крови, не знает меры насилия — ей просто нравится убивать, адреналин какой-то, что ли...
– И это мне говорит воин Легиона — прославленной на всю Пустошь банды головорезов, – хмыкнул Харон. Инкульта посмотрел на него с ненавистью. Некоторое время оскорбленно молчал, затем то ли со скуки, то ли ради восстановления справедливости соизволил пояснить:
– Насилие — это инструмент. Оружие, как ложь или угрозы. Кому-то хватает наглядного урока: так на примере десятка следуют гласу благоразумия сотни, так удается избежать множества ненужных жертв.
– То есть гуманнее запытать десяток людей до смерти, чтобы другим неповадно было? – скривился гуль. Вульпес терпеливо сложил ладони домиком и пояснил:
– Разные вещи. Есть общечеловеческие законы и есть их соблюдение. Любое насилие должно быть оправдано. К примеру, солдат может наказать лагерную девку за непослушание, но если изобьет до смерти, то запросто может лишиться руки за свой поступок. А если додумается ударить рабыню на сносях, то сам будет выпорот в кровь. Бездумная и бесцельная жестокость подлежит такому же порицанию, как порочная безответственность.
Гуль задумчиво почесал голову: пожалуй, Гробовщик Джонс мог многому поучиться у Цезаря в плане гуманности рабовладельца, если бы только оба не лежали сейчас в земле.
– И эта Сикс, по-твоему, категорически невменяема? Я вижу, ты ее хорошо знаешь... – осторожно забросил удочку Харон, желая выяснить, насколько беспристрастен спутник. Инкульта брезгливо поджал губы и процедил:
– Видимо, недостаточно хорошо, чтобы суметь предсказать удар в спину. Она предала Легион.
– Как? – попытался уточнить Харон.
– Неожиданно! – со злостью передразнил Вульпес и отвернулся.
– Не хочу лезть не в свое дело, но мне нужно объективное мнение, – настаивал гуль, тоже начиная раздражаться. – Просто отстраненная констатация фактов, а тут за милю несет чем-то личным, как если бы ты безуспешно хотел ее трахнуть.
Некоторое время Инкульта молчал. Стеклянным взглядом смотрел куда-то в пустоту. Когда все же нашел слова для ответа, голос звучал без тени обиды, вкрадчиво и угрожающе-тихо.
– Все, что я хочу – это вспороть ей живот и повесить на собственных кишках.
Гуль тихо вздохнул, едва ли впечатленный клятвенным обещанием. Пожалуй, слишком смело оказалось предполагать, что в сердце этого человека может оставаться место для любви.
***
Второй день в Разломе попортил не меньше нервов, чем предыдущий. Казалось, хищники со всей Мохаве стекались сюда плодиться и размножаться, будто не нашлось места более привлекательного, чем продуваемая сквозняками радиоактивная дыра.
С приближением к центру каньона, где по мнению гуля и находилась база поселенцев, вместо когтей смерти появились мелкие, но не менее опасные твари. На открытых пространствах шоссе проще издали заметить опасность, но в руинах городка приходится каждую секунду быть начеку, ожидая атаку из любого темного угла. Несколько раз путники видели вдали небольшие группки местных мутантов — гулей с покрасневшей, словно наждаком содранной кожей. Вульпес подивился, как мирно соседствуют эти странные существа, одетые как в обрывки формы НКР, так и в туники Легиона. Но проверять, насколько дружелюбно они встретят чужаков, никто не решился: гули издавали хриплые, журчащие звуки, уже не напоминающие человеческую речь.
Осторожность и осмотрительность помогали избегать стычек и нежелательных встреч, но среди обитателей Разлома нашлись твари, отличающиеся куда более мощными инстинктами, нежели двуногие существа. Харон тронул напарника за плечо и кивком головы ненавязчиво указал в сторону следующих по пятам темных теней. С полдюжины крупных диких псов выбрали людей в качестве добычи и неотступно преследовали, постепенно окружая кольцом.
Вульпес медленно вытащил нож, перехватил поудобнее. На мгновение пожалел, что ладонь не щекочет привычная вибрирующая дрожь «Потрошителя». Вожак стаи в пару прыжков спустился с завалов обгорелых автомобилей и низко зарычал, ощетинил шерсть на загривке. Дикие собаки осторожно выбрались из развалин на открытое пространство и преградили дорогу своим жертвам.
Гуль вскинул дробовик, не желая выжидать, пока самая смелая тварь рискнет атаковать первой: выстрел прозвучал непривычно глухо, будто рассеянный воющим в руинах ветром. Короткая вспышка, и серое крошево занесенного песком асфальта обагрила кровь.
Распаленные первой смертью, хищники бросились всей стаей. Трое самых нетерпеливых полегли под огневыми залпами, но затем пятизарядник гуля опустел. Отточенными движениями Харон заново наполнял магазин, доверив Вульпесу свою защиту: тот без слов метнулся к гулю, прикрывая со спины. Псы не желали отступать, едва ли напуганные выстрелами, и во время короткой передышки воспользовались шансом подобраться вплотную.
Холодное оружие для любого легионера становится продолжением руки — тем, кому повезло родиться в империи Цезаря, а не в дикарском племени, используют нож и мачете едва ли не раньше, чем учатся держать ложку. Откровенно говоря, именно поэтому Вульпес не любил применять в бою сталь, а предпочитал огнестрел или же сворачивал одним рывком шею противника. В каждом начинании он стремился к вершинам мастерства, желая считаться неоспоримым авторитетом или хотя бы primus inter pares, а высокая конкуренция среди фехтовальщиков частично отбивала у фрументария интерес к подобным тренировкам. Впрочем, даже поглощенный перезарядкой Харон смог краем глаза отметить, как чисто и быстро напарник расправился с бросившейся на него огромной псиной — ни царапины на гибком теле опытного бойца. Другая тварь целилась фрументарию в горло, но человек вовремя увернулся: слюнявая челюсть клацнула в паре дюймов от уха, а в следующую секунду нож распорол псу глотку. Когти заваливающегося в агонии зверя бессильно мазнули по ноге; легионер пинком отшвырнул обмякшую тушу и развернулся к следующему противнику.
Гуль рванул на себя затвор и с криком покачнулся, когда последний оставшийся в живых хищник впился клыками ему в левый бок. Боль пронзила тело, руки сработали на автомате, вбивая приклад в голову дикого пса. Рычание, переходящее в визг; серая слизь и осколки кости вперемешку с кровью брызнули на одежду, горячей влагой пропитали ткань. Тварь пронзительно заскулила и ее хватка разжалась — лезвие фрументария довершило начатое.
Гуль схватился за бок и с дробовиком наперевес поспешил убраться с места побоища; легионер следовал за ним, опасливо оглядывая окрестности — выстрелы и скулеж истекающих кровью псов могли привлечь нежеланных свидетелей, еще более агрессивных. Лишь отойдя на треть мили, путники остановились.
С виду рана гуля казалась не опасной — нижняя челюсть зверя встретила пластину брони, а клыки пропороли куртку и неглубоко поддели кожу. В худшем случае дело кончится двумя шрамами и здоровенным синяком, но пока свежие болевые ощущения обещали Харону скоропостижную смерть или, как минимум, тяжелую инвалидность.
Гуль с кряхтением скрючился и отнял ладонь от кровоточащей раны. Достал бутылку с радиоактивной водой: очищенную он оставил человеку, для него самого разницы не было... впрочем, с зараженностью Разлома даже очищенная вода уже должна понемногу начать фонить.
Вульпес тем временем разглядывал свой разорванный ботинок: обувь выдержала сжатие челюстей, но пес умудрился оторвать клок дубленой кожи с голенища. Жаль — фрументарий когда-то отдал за эту обувь сумму, немалую даже для Стрипа.
Промывая рану, гуль хмуро косился на напарника, пытающегося кое-как скрепить ботинок бинтом и шнурком. Увлеченный этим нехитрым занятием, он не замечал пристального, изучающего взгляда.
Вспоминая недавний бой, Харон готов был поклясться, что за миг до укуса Инкульта нарочно убрался с дороги атакующего зверя, позволив тому сменить цель. Припал к земле и уклонился в перекате — что ж, возможно, это проявился лишь инстинкт самосохранения: «кого угодно, лишь бы не меня». Но в том положении легионер действительно мог предпринять альтернативный маневр, однако позволил поджарому серому телу пронестись совсем рядом, и лишь когда зверь повернулся к нему спиной, ударил со всей решимостью. Обращался с ножом Вульпес действительно умело, поэтому в голову гуля закрались сомнения, являлась ли эта прореха в обороне нарочно допущенной?
– Что ты делаешь? – нахмурился Инкульта, когда его спутник извлек из аптечки стимпак.
– Не хочу подцепить бешенство, или чем там еще могла болеть эта тварь, – проворчал Харон, вытирая с раны проступившую кровь. Вульпес недоверчиво прищурился:
– Ты хочешь израсходовать стимпак на вот эту... царапину? Тут руины кишат когтями смерти и какими-то вооруженными полудикими скотами, а ты тратишь медикаменты вот на это?
– Кажется, я уже доступно объяснил, – огрызнулся гуль, взглянув в упор на партнера.
– По собакам не видно, что они больны, тем более бешенством, – примирительно понизив тон, произнес Инкульта. – Просто в Легионе подобное ранение даже не рассматривается, как «ранение»...
Харон резко подался вперед:
– Знаешь, почему я до сих пор живой? Именно потому, что не пренебрегаю лишней подстраховкой. А теперь заткнись, храбрый умник.
Инкульта поджал губы, наблюдая, как гуль тратит драгоценный стимпак — но, в конце концов, лекарства принадлежали не ему...
А в голове Харона все сильнее крепло убеждение, что амуниция вызывает живейший интерес у спутника. И, по всей видимости, легионер не будет против, если все припасы и оружие останутся ему одному...
***
– Ты говорила, что взорвала все в метеорологическом бункере.
Сикс улыбалась — на лице невинная неосведомленность, но в морщинках вокруг глаз таился прищур дикой хищницы. Как в их первую встречу в Ниптоне, когда она с тем же по-детски озадаченным выражением шла по улице, обрамленной кровавым частоколом с распятыми профлигатами. Эта наигранная непосредственность тогда привлекала его, сейчас же бесила до онемевших сжатых кулаков.
– Ты говорила, что Цезарь — единственный, кто сможет привести Пустоши к единению. Ты восхищалась им и клялась в верности...
С той же лукавой улыбкой она чуть качнула головой. Отрицая. Запоздало, уже постфактум.
– Ты говорила... что... Что такого понимания у тебя не было ни с кем! Что, блядь, теперь происходит? Что?! Куда все катится, Сикс...
Снисходительная усмешка не сходила с ее лица; позади поскрипывали рессорами два переведенных в боевой режим секьюритрона. А у ворот Форта в ожидании команды этой женщины столь же мерно покачивалась плотным стальным строем куда более внушительная армия усовершенствованных роботов.
Ее мягкие губы разжались, выдавая короткое тихое признание.
– Знаешь, я солгала, Лис.
***
Ночью в Разломе темно, как в подземелье: ни единого источника света, тусклые огоньки звезд не пробиваются сквозь разреженный мрак песчаных туч. Ориентироваться приходиться лишь по слуху, да по мистическому шестому чувству. Но то ли инстинкты гуля притупились от усталости, то ли он уже начинал дремать от монотонности ночной вахты... Харон ощутимо вздрогнул, когда незаметно приблизившийся в темноте легионер тронул его за плечо.
– В чем дело, – глухо проворчал мутант, резко обернувшись.
– Не спится... Хочешь, подменю?
Харон задумчиво почесал затылок: перспектива вырисовывалась заманчивая.
– Чего не спится-то? Совесть покоя не дает? – усмехнулся гуль, поднимаясь с насиженного места и с хрустом потягиваясь. Инкульта презрительно фыркнул.
Позевывая, Харон лишь махнул рукой, словно предлагал спустить свою последнюю реплику на тормозах. Затем устроился в одеяле и быстро провалился в сон.
Ночью в Разломе темно, как в подземелье: ни единого источника света, тусклые огоньки звезд не пробиваются сквозь разреженный мрак песчаных туч. Ориентироваться приходиться лишь по слуху, да по мистическому шестому чувству. Но то ли инстинкты гуля притупились от усталости, то ли он уже начинал дремать от монотонности ночной вахты... Харон ощутимо вздрогнул, когда незаметно приблизившийся в темноте легионер тронул его за плечо.
– В чем дело, – глухо проворчал мутант, резко обернувшись.
– Не спится... Хочешь, подменю?
Харон задумчиво почесал затылок: перспектива вырисовывалась заманчивая.
– Чего не спится-то? Совесть покоя не дает? – усмехнулся гуль, поднимаясь с насиженного места и с хрустом потягиваясь. Инкульта презрительно фыркнул.
Позевывая, Харон лишь махнул рукой, словно предлагал спустить свою последнюю реплику на тормозах. Затем устроился в одеяле и быстро провалился в сон.