Автор: Rina
Фандом: Fallout New Vegas
Персонажи: жКурьер, Вульпес Инкульта
Жанр: AU
Размер: макси
Статус: в работе
предыдущая глава
Глава 18.
Тайная слабость.
читать дальше
В последние пару лет глава фрументариев пользовался исключительными привилегиями и состоял у Цезаря на хорошем счету – многие даже обуславливали стремительный карьерный взлет перспективного шпиона личными симпатиями диктатора. Кто-то в открытую называл Инкульту протеже Сына Марса, но сам фрументарий знал, что никакой предвзятости в благоволении Цезаря нет: он всего лишь инструмент – возможно, чуть более искусный и отточенный, чем многие другие.
Тем не менее, Вульпесу всегда льстило, когда диктатор приглашал его на личный разговор во внутренние покои, минуя прочих штабных офицеров и преторианскую охрану. В жилых помещениях его палатки обстановка сочетала достойную правителя роскошь и универсальную простоту спартанского минимализма. В комнатах Цезаря Инкульта никогда не замечал оставленные на виду личные вещи – даже спальня диктатора играла на поддержание имиджа: ничего лишнего, кроме тех предметов, что его сторонникам нужно увидеть. Множество разбросанных книг, стопка бумаг, исписанных мелким, неразборчивым почерком, похожим на колючую проволоку. Девственно-чистая копия карты региона без всяких пометок. Цезарь всегда знал, что нужно демонстрировать, а что стоит утаить в сейфе под замком; легкомысленно брошенные на виду бумаги и планы наверняка не имели никакой ценности или даже содержали продуманную дезинформацию – параноидальная осторожность вкупе с практичностью диктатора всегда вызывали у Вульпеса восхищение и стремление подражать своему лидеру.
Цезарь указал молодому фрументарию на пару кресел, разделенных небольшим деревянным столиком. Разговор предстоял долгий; Вульпес сел, с удовольствием подмечая мягкую, реставрированную обивку кресла. Цезарь некоторое время сосредоточенно перебирал бумаги на столе, одновременно слушая обстоятельный доклад фрументария касательно Гелиоса. Инкульта умолчал о неприятном разговоре с Рэй и его последствиях, но не преминул упомянуть о добытых девушкой радиокодах и уничтоженной базе «Фокстрот».
Со спины невозможно было определить отношение диктатора к услышанному: Цезарь молча пролистывал документы, и со стороны могло показаться, что он вовсе не слушает Вульпеса, хотя на деле шпиону приходилось взвешивать каждое слово – по опыту он знал, что рассеянность и невнимательность к деталям и близко не вписываются в характер его лидера.
Когда Инкульта закончил отчет, Цезарь соизволил, наконец, опуститься в пустующее кресло рядом. Некоторое время глубокомысленно разглядывал трещины лака на столешнице, замер, крепко задумавшись и заставив фрументария гадать, какие мысли столь сильно занимают диктатора.
- Я даже не знаю, ругать тебя или хвалить, - в итоге вымолвил Цезарь, подняв на шпиона глаза. - Твои люди хорошо справились с текущими задачами в твое отсутствие – просто безукоризненно. Это говорит либо об идеальной подготовке, либо… что присутствие Вульпеса Инкульты не играет существенной роли, и они превосходно обходятся и без тебя, как показали две прошедшие недели.
Глава фрументариев почувствовал, как внутри все похолодело. Шпион усиленно старался сохранять невозмутимость, несмотря на режущую боль, сравнимую с ударом ножа в незащищенную спину. Возможно, эмоции против его воли отразились на лице, поскольку Цезарь лишь улыбнулся и, перевесившись через стол, дружески потрепал молодого мужчину по руке:
- Не беспокойся так, Вульпес – я полагаю, что все же это твоя заслуга. Ты неплохо выдрессировал этих ленивых ублюдков и заслужил награду: она превзойдет все твои ожидания, обещаю.
Давно пора было привыкнуть к подобным поддразниваниям со стороны диктатора. В горле у Вульпеса пересохло, но фляга осталась в палатке; он многое бы сейчас отдал за глоток воды. Инкульта знал собственную ценность в глазах Цезаря, но вождь легиона, похоже, проницательно подметил, какой стимул дают фрументарию подобные критические заявления и не позволял молодому шпиону расслабляться в чрезмерном головокружении от собственных успехов. Политика кнута и пряника чередовалась столь умело и непредсказуемо, что Инкульта спустя годы присутствия в штабе с трудом мог преугадывать дальнейшие повороты беседы – при всем прославленном искусстве фрументария читать людей, Сын Марса оказался ему не по зубам.
- Пикус хорошо себя проявил на последнем задании: взрыв монорельса надолго выбьет из колеи республиканцев и даст нам фору во времени, - задумчиво произнес Цезарь. – Если и твой спутник наведен на Маккарран, то мы держим за яйца весь ударный резерв НКР. Но яйца – все же не мозг… Что со Стрипом? Что с Омертой, Вульпес?
Шпион тихо кашлянул, прижимая кулак к губам; неприятный вопрос, но Инкульта ждал его. Испытывающе глядя на собеседника, Цезарь вкрадчиво поинтересовался с явно риторическим подтекстом:
- Они, по твоему мнению, не слишком затягивают с исполнением обязательств?
- Главари Омерты лояльны к легиону, но прогресс сотрудничества упирается в отсутствие материального обеспечения, - осторожно начал фрументарий, не отнимая сомкнутого кулака от губ. Диктатор раздраженно отмахнулся, повышая голос:
- Лучше избавь меня от умных слов и говори по делу!
Вульпес чуть склонил голову, мягко опустил ладони на подлокотники кресла и сдержанно пояснил:
- Они не могут найти хлор для бомбы. Мои люди занимаются этой проблемой – ко дню штурма все будет готово.
- Твои люди, - презрительно скривился диктатор и сокрушенно покачал головой. – Твои люди воистину одаренные экзекуторы, но вот поисковые ищейки из них херовые. Я лучше доверю дело Антонию и Лупе, чем позволю операции вновь затянуться на неопределенный срок благодаря этим тычкам вслепую. Они хоть имеют представление, что им нужно искать? Хлор – это баллон с газом, тряпичный мешок с порошком или десятифунтовый обломок камня с красочной пометкой «хлор»? Ты упускаешь из виду мелочи, почему-то считая, что эти недоумки обладают тем же уровнем интеллекта, что и ты сам! Ты объяснил им, что именно им надлежит найти, и как вообще отличить собственную голову от задницы?
Инкульта непроизвольно стиснул ладони на подлокотниках – критика была обоснованной: шпион действительно временами пренебрегал инструктажем. Но оправдываться фрументарий не собирался: сегодня Цезарь явно пребывал в скверном настроении, и попытки Вульпеса возразить что-либо в свою защиту могли привести к непредсказуемым последствиям.
- Я приму меры и дам дополнительные указания, - покорно кивнул фрументарий. – Для подстраховки задействованы торговцы из Шейди Сэндс: Омерта получит материалы… хлор к сроку.
Диктатор отвернулся и с болезненной гримасой растер виски кончиками пальцев. Инкульта видел, что причиной дурного настроя Цезаря являлась очередная затянувшаяся мигрень; старик определенно пытаясь взять себя в руки и умерить гнев, но разнос по всем статьям только начинался.
- Тридцать четвертое убежище – ты уже в курсе? Отчет слишком срочный, чтобы гоняться за тобой по баракам НКР: разведчики передали сведения напрямую мне.
Инкульта медленно покачал головой, давая понять, что слышит об этом впервые. Он догадывался, что речь идет о задании, которое дамокловым мечом висело над ним уже более двух лет: поиск деталей для автодока Цезаря. В механизме перегорел диагностический модуль – в результате поломки оперирующая машина могла лечить разве что неглубокие раны от холодного оружия и элементарные переломы. Извлечь пулю или провести сканирование поврежденных органов полуисправный аппарат был не в состоянии. Обыски убежищ на территориях легиона, где могли сохраниться запасные детали автодоков, ни к чему не привели: бункеры либо оказывались разграбленными, либо аппаратура в них представляла груду проржавевшего металлолома с горелыми проводами и обломками микросхем.
- Четверо разведчиков пробрались внутрь убежища, - пояснил Цезарь, с явным недовольством поглядывая на Инкульту. – Вернулись только двое: в язвах, с вылезшими волосами, готовые с рвотой выблевать собственные внутренности. Один умер через трое суток, второй…
Цезарь многозначительно помолчал, и фрументарию не нужно было строить предположений относительно участи второго солдата: гулификация. Что для легионера также означало верную смерть, даже если бедняга сохранил хоть какие-то остатки мозгов и способность здраво мыслить.
- Его мучения милосердно оборвали, - сдержанно продолжил диктатор. – В его отчете остались упоминания о запертом медицинском отсеке убежища: парни спустились на несколько этажей, попутно положив, по словам солдата, с десяток мутантов. Но нижние комнаты оказались под завалом - разведчики не успели найти другой проход, поскольку снизу полезли зомби, и ребятам пришлось вернуться. В общем, у меня есть все основания полагать, что это убежище не тронуто мародерами и внутри наличествует исправная техника.
Цезарь некоторое время смотрел на собеседника, затем с усилием отвернулся, сложив ладони домиком и напряженно глядя в пустоту перед собой. Лицевые мышцы подергивались в слабом нервном тике.
Вульпес терпеливо ждал продолжения, не решаясь заговорить без позволения диктатора. Молчание затянулось почти на минуту, пока пожилой мужчина, обуздав болевой приступ, не соизволил неспешно разомкнуть губы:
- Я хочу, чтобы ты взял свою любимицу-диссолютку, какого-нибудь смышленого парня, способного отличить автодок от кофеварки, и отправился туда лично, под завязку накачавшись рад-иксом. Никого из солдат легиона – в силовую группу лучше возьми наемников.
Вульпес ответил медленным, вдумчивым кивком. Вполне понятно, почему Цезарь не желал пускать в фонящее убежище своих воинов: он не намеревался открыто позволять легионерам использовать запрещенную химию. Фрументарии – другое дело, к тому же Инкульта всегда обладал особыми полномочиями даже среди фрументариев. Вождь легиона определенно пытался до последнего скрыть потребность в ремонте автодока и сохранить в тайне свои проблемы со здоровьем. Задача перед Вульпесом стояла довольно деликатная: он понимал возложенную на него ответственность и, откровенно говоря, отнюдь не радовался такому повороту событий.
- Я верно понимаю, что задание в первостепенном приоритете, и мне следует отложить работу на Гелиосе, пока убежище не будет обыскано? – вежливо уточнил Вульпес, не поднимая глаз на лидера легиона и сосредоточенно рассматривая исцарапанный стол.
- Ты очень верно понимаешь, - раздраженно огрызнулся диктатор. – Вернее некуда.
Его лицо вновь искривилось в спазматической гримасе боли, Цезарь глухо застонал сквозь зубы и рывком поднялся с места. Покачнулся, но устоял на ногах и порывисто прошагал к сундуку подле кровати, почти бессильно рухнув перед ним на колени. Будто марионетка с запутавшимися веревочками: едва скрепленное на расшатанных шарнирах тело уже неподвластно кукловоду.
Вульпес дернулся в кресле, разрываясь между беспокойством, желанием оказать помощь мужчине и намертво прибивающим обратно к сидению чувством такта... или инстинктом самосохранения: Цезарь не простит, если молодой фрументарий бросится поддерживать своего лидера в минуту вынужденной слабости. Вульпес все же встал и, стараясь не смотреть в сторону склонившегося над сундуком пожилого мужчины, вышел из палатки, напоследок отчетливо услышав характерный тихий звук впрыскиваемой инъекции мед-икса.
Преторианцы по обе стороны входа покосились на фрументария и заметно расслабились, обнаружив, что Цезарь остался в палатке. Инкульта терпеливо выжидал, отвернувшись от полога и заложив руки за спину. Все еще терзался сомнениями, правильно ли он поступил.
Он не шевелился, напряженно вслушиваясь в угрожающую непредсказуемостью тишину в палатке позади него. Любой шум, любой шорох стал бы сигналом, несущим облегчение, но из-за полога не доносилось ни единого звука. Липкий страх обволакивающими холодными щупальцами шевелился внутри, а собственное сердцебиение почему-то казалось особенно четким, гулко отдающимся в груди. Против воли сконцентрировался на ритмичных ударах сердца, Вульпес вел отсчет времени. Прошла минута – невыносимо долгая, затянувшаяся в его сознании на целую вечность. Фрументарий уже жалел о принятом решении: вероятно, стоило проигнорировать субординацию и оказать Цезарю помощь, как бы это ни выглядело со стороны. Если диктатор умрет по его вине…
Вульпес вздрогнул, отгоняя замедляющие ток крови мысли - он даже думать не желал о подобном исходе. Нервно качнулся с пятки на носок, затем педантично оправил ремни на тунике. Прикрыл глаза и вновь распахнул веки, посчитав невыносимым пребывать в темноте. Преторианцы старательно делали вид, что не замечают его присутствия.
- Я, кажется, не давал тебе разрешения уходить, Инкульта! - раздался громкий обвинительный возглас из палатки. Молодой шпион почувствовал, как напряженные мышцы спины расслабились, а из зажатых легких непроизвольно вырвался тихий выдох. Сколько он не дышал, вслушиваясь в тишину?
Закусив губу, Вульпес медленно обернулся и, чуть помедлив, решительно раздернул полог палатки, шагая внутрь.
Цезарь сидел, откинувшись в кресле, и казался бледнее обычного – каким-то сжавшимся, усохшим и постаревшим минимум на десяток лет. На лбу его блестели крошечные бисеринки пота, пальцы все еще мелко дрожали, но черты лица уже не искажал болевой спазм.
Резким волевым жестом диктатор указал на прежнее место Вульпеса; тот послушно прошел к креслу и, все еще деликатно отводя глаза, сел, невозмутимо разглядывая узоры на затертом линялом ковре.
- Что ты только что видел? – негромко, вкрадчиво поинтересовался Цезарь, с невозмутимо-отсутствующим видом концентрируясь на своих сцепленных в замок ладонях. Вульпес бросил на него быстрый, затравленный взгляд исподлобья, отчаянно желая знать верный ответ на поставленный вопрос. По спокойному лицу диктатора невозможно было прочесть подсказки и наводящие намеки; молчание затянулось. Цезарь, повернув голову, пристально разглядывал фрументария, облокотившись на ручки кресла и медленно вращая большие пальцы один вокруг другого.
- Ничего, - наконец, вымолвил Вульпес, втайне радуясь, что его голос прозвучал уверенно и твердо. Желая поскорей переступить через произошедшее, шпион почти стыдливо отводил взгляд, вновь занявшись изучением разнородных пятен на старом ковре.
- Ничего? – переспросил Цезарь с каким-то отчаянием. Инкульта рискнул поднять глаза на диктатора.
Если бы не разделяющий кресла стол и еще не покинувшая тело слабость, лидер легиона ударил бы сидящего перед ним мужчину. Наотмашь по лицу. Вульпес читал этот сдерживаемый резкий рывок в прищуренных глазах напротив, горящих усталым, тусклым огнем.
- Совсем ничего? – почти неверяще повторил пожилой мужчина, покачав головой, и внезапно сорвался на крик: - Возможно, с таким херовым зрением тебе действительно не место на посту главы фрументариев?!!
Тонкие губы легионера чуть заметно сжались; Инкульта оставался неподвижен, словно каменное изваяние. Внезапно Цезарь перегнулся через стол, оказавшись почти лицом к лицу с собеседником.
- Ты должен был увидеть подыхающего старика, загибающегося от боли и вкалывающего себе наркотики, которые сам же и запрещает своим людям к употреблению! Надеюсь, это зрелище хоть чему-то тебя научит и заставит шевелиться чуть быстрее, потому что без модуля из тридцать четвертого убежища ты вскоре не увидишь даже таких мерзостных сцен.
Голос Цезаря сорвался на сдавленный хрип. Позвоночник Инкульты задеревенел, будто в параличе, немигающий взгляд устремлен на мужчину напротив.
- Я сделаю все, что в моих силах, мой господин, - жестко произнес Вульпес; его челюсти сжались так, что под скулами заиграли желваки. Диктатор несколько секунд еще сверлил его лицо напряженным, ищущим взглядом – фрументарий позволил проявиться своим истинным эмоциям: боль.
- Уж постарайся, - наконец, неторопливо отстранился он, криво усмехаясь. – Боюсь, ты и не представляешь, как сложно в лагерь легиона тайно доставлять наркотики.
Вульпес знал, что в качестве побочного эффекта мед-икса проступает расслабленность, порой даже легкая дезориентация. Вялая эйфория, притупляющая остроту мысли. Морфин вызывал привыкание, и слезть с иглы было довольно тяжело – впрочем, не столь нереально, как избавиться от тяготения к винту. Сейчас у мужчины напротив него начнется активная фаза интеграции, вещество рассосется в крови и дойдет до мозга; Вульпес не хотел видеть вождя легиона в таком состоянии, но Цезарь все еще не отпускал его от себя.
- Курьер: что можешь сказать о ней? Прошел почти месяц – каков результат? – поинтересовался диктатор, тяжело откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза. Инкульта заерзал на сидении и ответил после краткой паузы:
- У нее… есть претензии и амбиции. Месяц – слишком короткий срок, чтобы привить диссолюту новую идеологию, но она подает надежды. Я доволен сотрудничеством.
Цезарь устало провел ладонями по лицу и, не открывая глаза, негромко спросил:
- Ей можно доверять?
Инкульта перевел взгляд на потрескавшееся, почерневшее от времени дерево столешницы и пытался верно подобрать слова, стараясь как можно точнее выразить всю сложность и неоднозначность ситуации с Рэйчел Флинт. Цезарь не дал ему заговорить:
- Ты задумался: и это плохо. Эта нерешительная пауза говорит о многом, - утомленно вздохнул диктатор. Кончики его пальцев чуть заметно подрагивали.
- Я… Я хотел бы предоставить ей более полный спектр обзора нашей культуры, - твердо настоял Вульпес. – По военному лагерю и озверевшим от войны, измотанным солдатам невозможно судить о легионе, о нашем обществе. Я хотел бы…
Инкульта замялся на мгновение и, неохотно разомкнув губы, позволил все же прозвучать сдерживаемым словам:
- Во время своей следующей увольнительной я хотел бы взять ее во Флагстафф. Показать ей столицу, настоящую жизнь. Рассказы не сыграют роли, пока она не поймет и не увидит все своими глазами.
На мгновение Вульпесу показалось, что Цезарь заснул – слишком долго не было реакции на его слова, но неожиданно собеседник мягко, едва слышно рассмеялся и обреченно покачал головой.
- Я не знаю, когда у тебя будет следующая увольнительная, Вульпес. И будет ли вообще в ближайшие месяцы или даже годы.
Инкульта был осведомлен о предстоящей перспективе и без этого напоминания, но попытаться все же стоило… Пожилой мужчина медленно поднял прикрытые веки и подозрительно покосился на фрументария:
- Ты ведь устроил ее на ночь в своей палатке, так? – поинтересовался он, с легкой усмешкой изучая шпиона. Вульпес нервно дернул уголком рта: кто-то успел доложить, или Цезарь сам догадался? Диктатору не нужен был ответ.
- Ах, молодость… Не спеши, мой мальчик: на ее счет у меня долгосрочные планы, а твоя вилла во Флагстаффе только выиграет от отсутствия подобной домохозяйки.
Инкульта вновь ощутил, как напряжение стремительно ползет вверх по позвоночнику, словно вздымающаяся шерсть на холке у койота. Игра переместилась на его территорию – на его личную территорию, и Вульпес, при всем своем уважении к человеку перед ним, не мог допустить подобных акцентов в диалоге. Сдерживая эмоции, фрументарий бесстрастно отозвался, памятую об отказе в заслуженном отпуске:
- У меня нет виллы во Флагстаффе, мой господин. Моя вилла – лагерная палатка, а дом – на линии фронта.
Цезарь с плохо скрываемой усмешкой покачал головой и не преминул ответить столь же легким, но вполне доброжелательным сарказмом:
- Какие проникновенные слова, Вульпес. Я обязательно поручу консулу урвать для тебя кусочек земли с живописным видом на сенат, а то ты совсем одичаешь, обитая в лагерных палатках… Но, вернемся к курьеру. Я вижу, вы вдвоем неплохо спелись, но это не мешает ей убивать солдат легиона по собственной прихоти.
Не успел Вульпес открыть рот, как Цезарь прервал его быстрым взмахом ладони:
- Только не оправдывай ее – я заранее могу предсказать все доводы, что ты заготовил! Я еще переговорю с ней и сделаю самостоятельные выводы, но хоть ты не позорь себя, вступаясь за профлигата!
Вульпес отвернулся, недовольно нахмурившись. Чувствуя, что Цезарь прав, и все же не в силах смириться с его правотой. Он долгие годы не мог избавиться от преследующего его в разговорах с Цезарем ощущения первой встречи, чувствуя себя все тем же затравленным беспомощным подростком, которого диктатор видит насквозь, чью жизнь держит в своих руках.
...Едва держась прямо на подкашивающихся ногах, он стоял тогда перед вождем легиона, окровавленный и избитый, только что по воле Цезаря снятый с креста. Испуганно вжимая голову в узкие, худые плечи, но вместо наказания получивший не только прощение, но и новую жизнь. С тех пор минуло немало лет, но Инкульта все еще помнил тот день - по инерции память слишком часто отсылала его к этим воспоминаниям. Цезарь был прав во всем, он всегда прав – ему, мальчишке, надлежит лишь внимать ему и послушно кивать: уж в людях старик разбирается куда лучше него. Сам он лишь заигравшийся, обуреваемый гормонами кретин, позволяющий эмоциям взять верх над разумом.
И все же… курьер сотрудничала не с легионом – она доверяла ему, Инкульте, лично. Не защищая ее сейчас, Вульпес ощущал гаденький привкус предательства; впрочем, он уже давно привык пренебрегать собственной честью ради интересов государства.
Диктатор с интересом склонил голову, словно пытаясь понять, какие мысли занимают молодого шпиона, и с явственной издевкой в тоне ненавязчиво поинтересовался:
- Ты хоть знаешь, как твои солдаты за глаза называют ее?
Фрументарий, не двигаясь, стоически ожидал продолжения.
- Vipera Inculta, - сладко улыбнулся Цезарь, будто делясь удачной и тонкой шуткой. – Они называют ее гадюкой, потому что эта скользкая тварь кусает без предупреждения даже раньше, чем ты всерьез наступишь ей на хвост. И ты догадываешься, почему именно «Inculta»?
Сжав губы, фрументарий равнодушно покачал головой – обреченно и без особого интереса, но объяснение последовало с готовностью:
- Это не «пустынная гадюка», это «Гадюка Инкульты», - отвернувшись в сторону, неприязненно выплюнул Цезарь и жестко продолжил: - Твоя репутация и раньше подвергалась критике, но сейчас ты лишь сам ухудшаешь положение: любо ты выдрессируешь эту девчонку как следует, либо нам придется избавиться от твоего домашнего зверька.
- О чем еще говорят за моей спиной? – безучастно спросил Вульпес, отрешенно глядя в одну точку перед собой, будто не услышав последних слов диктатора. В ином настроении лидер легиона мог бы назначить серьезные наказания за такие непродуманные, почти дерзкие ответы, но влияние наркотика определенно сказывалось на его сознании. Цезарь неторопливо поднялся с сидения, тяжело опираясь на подлокотники – видавшее и лучшие времена кресло жалобно, сухо заскрипело. Используя в качестве поддержки стол в центре комнаты, старик пересек палатку и добрался до кувшина с водой. Вульпес с завистью смотрел, как диктатор пьет холодную воду – ему самому подобного не было предложено, хотя жажда давно давала о себе знать. Горло болезненно перетиралось пересохшими стенками при каждом рефлексивном сглатывании отсутствующей слюны.
- Флинт нужна нам, - решительно постановил фрументарий. Цезарь не повернулся, продолжая пить.
- Нужна мне, - жестко подчеркнул Инкульта. Диктатор усмехнулся, лениво отрываясь от горлышка кувшина: казалось, еще чуть-чуть и фрументарий взмолится, лишь бы у него не забирали полюбившуюся игрушку.
- Изначальный план все еще в силе – она уберет Хауса, а после я уже решу, стоит ли убирать ее, - холодно постановил Сын Марса. Вульпесу ничего не оставалось, кроме как сдержанным кивком подтвердить свое согласие. С глухим стуком Цезарь отставил кувшин в сторону.
- Через два часа я желаю видеть ее у входа на арену. Ты сам можешь догадаться, что от предстоящего разговора зависит будущее, но твоей Гадюке об этом говорить не стоит: незачем ей лишний раз волноваться.
Вульпес понял, что на этом их беседа завершена. Чувствуя себя измотанным и опустошенным, он неуклюже поднялся на ноги.
- Да, еще кое-что, - остановил его Цезарь у самого выхода. – Если ты еще не слышал - Ланий со своей армией вчера утром разбил лагерь в полумиле к югу. Сегодня он будет в претории, так что… ты умный мальчик, Вульпес: постарайся не попадаться лишний раз ему на глаза – ты прекрасно знаешь отношение легата к тебе. И держи от него подальше Флинт – я не хочу, чтобы она с ним близко пересекалась.
Вульпес отсалютовал и склонился перед диктатором, чувствуя, что скоро ему самому понадобится мед-икс от головной боли. Последняя новость стала критической соломинкой, обрушившей весь оставшийся оптимизм фрументария.
Тем не менее, Вульпесу всегда льстило, когда диктатор приглашал его на личный разговор во внутренние покои, минуя прочих штабных офицеров и преторианскую охрану. В жилых помещениях его палатки обстановка сочетала достойную правителя роскошь и универсальную простоту спартанского минимализма. В комнатах Цезаря Инкульта никогда не замечал оставленные на виду личные вещи – даже спальня диктатора играла на поддержание имиджа: ничего лишнего, кроме тех предметов, что его сторонникам нужно увидеть. Множество разбросанных книг, стопка бумаг, исписанных мелким, неразборчивым почерком, похожим на колючую проволоку. Девственно-чистая копия карты региона без всяких пометок. Цезарь всегда знал, что нужно демонстрировать, а что стоит утаить в сейфе под замком; легкомысленно брошенные на виду бумаги и планы наверняка не имели никакой ценности или даже содержали продуманную дезинформацию – параноидальная осторожность вкупе с практичностью диктатора всегда вызывали у Вульпеса восхищение и стремление подражать своему лидеру.
Цезарь указал молодому фрументарию на пару кресел, разделенных небольшим деревянным столиком. Разговор предстоял долгий; Вульпес сел, с удовольствием подмечая мягкую, реставрированную обивку кресла. Цезарь некоторое время сосредоточенно перебирал бумаги на столе, одновременно слушая обстоятельный доклад фрументария касательно Гелиоса. Инкульта умолчал о неприятном разговоре с Рэй и его последствиях, но не преминул упомянуть о добытых девушкой радиокодах и уничтоженной базе «Фокстрот».
Со спины невозможно было определить отношение диктатора к услышанному: Цезарь молча пролистывал документы, и со стороны могло показаться, что он вовсе не слушает Вульпеса, хотя на деле шпиону приходилось взвешивать каждое слово – по опыту он знал, что рассеянность и невнимательность к деталям и близко не вписываются в характер его лидера.
Когда Инкульта закончил отчет, Цезарь соизволил, наконец, опуститься в пустующее кресло рядом. Некоторое время глубокомысленно разглядывал трещины лака на столешнице, замер, крепко задумавшись и заставив фрументария гадать, какие мысли столь сильно занимают диктатора.
- Я даже не знаю, ругать тебя или хвалить, - в итоге вымолвил Цезарь, подняв на шпиона глаза. - Твои люди хорошо справились с текущими задачами в твое отсутствие – просто безукоризненно. Это говорит либо об идеальной подготовке, либо… что присутствие Вульпеса Инкульты не играет существенной роли, и они превосходно обходятся и без тебя, как показали две прошедшие недели.
Глава фрументариев почувствовал, как внутри все похолодело. Шпион усиленно старался сохранять невозмутимость, несмотря на режущую боль, сравнимую с ударом ножа в незащищенную спину. Возможно, эмоции против его воли отразились на лице, поскольку Цезарь лишь улыбнулся и, перевесившись через стол, дружески потрепал молодого мужчину по руке:
- Не беспокойся так, Вульпес – я полагаю, что все же это твоя заслуга. Ты неплохо выдрессировал этих ленивых ублюдков и заслужил награду: она превзойдет все твои ожидания, обещаю.
Давно пора было привыкнуть к подобным поддразниваниям со стороны диктатора. В горле у Вульпеса пересохло, но фляга осталась в палатке; он многое бы сейчас отдал за глоток воды. Инкульта знал собственную ценность в глазах Цезаря, но вождь легиона, похоже, проницательно подметил, какой стимул дают фрументарию подобные критические заявления и не позволял молодому шпиону расслабляться в чрезмерном головокружении от собственных успехов. Политика кнута и пряника чередовалась столь умело и непредсказуемо, что Инкульта спустя годы присутствия в штабе с трудом мог преугадывать дальнейшие повороты беседы – при всем прославленном искусстве фрументария читать людей, Сын Марса оказался ему не по зубам.
- Пикус хорошо себя проявил на последнем задании: взрыв монорельса надолго выбьет из колеи республиканцев и даст нам фору во времени, - задумчиво произнес Цезарь. – Если и твой спутник наведен на Маккарран, то мы держим за яйца весь ударный резерв НКР. Но яйца – все же не мозг… Что со Стрипом? Что с Омертой, Вульпес?
Шпион тихо кашлянул, прижимая кулак к губам; неприятный вопрос, но Инкульта ждал его. Испытывающе глядя на собеседника, Цезарь вкрадчиво поинтересовался с явно риторическим подтекстом:
- Они, по твоему мнению, не слишком затягивают с исполнением обязательств?
- Главари Омерты лояльны к легиону, но прогресс сотрудничества упирается в отсутствие материального обеспечения, - осторожно начал фрументарий, не отнимая сомкнутого кулака от губ. Диктатор раздраженно отмахнулся, повышая голос:
- Лучше избавь меня от умных слов и говори по делу!
Вульпес чуть склонил голову, мягко опустил ладони на подлокотники кресла и сдержанно пояснил:
- Они не могут найти хлор для бомбы. Мои люди занимаются этой проблемой – ко дню штурма все будет готово.
- Твои люди, - презрительно скривился диктатор и сокрушенно покачал головой. – Твои люди воистину одаренные экзекуторы, но вот поисковые ищейки из них херовые. Я лучше доверю дело Антонию и Лупе, чем позволю операции вновь затянуться на неопределенный срок благодаря этим тычкам вслепую. Они хоть имеют представление, что им нужно искать? Хлор – это баллон с газом, тряпичный мешок с порошком или десятифунтовый обломок камня с красочной пометкой «хлор»? Ты упускаешь из виду мелочи, почему-то считая, что эти недоумки обладают тем же уровнем интеллекта, что и ты сам! Ты объяснил им, что именно им надлежит найти, и как вообще отличить собственную голову от задницы?
Инкульта непроизвольно стиснул ладони на подлокотниках – критика была обоснованной: шпион действительно временами пренебрегал инструктажем. Но оправдываться фрументарий не собирался: сегодня Цезарь явно пребывал в скверном настроении, и попытки Вульпеса возразить что-либо в свою защиту могли привести к непредсказуемым последствиям.
- Я приму меры и дам дополнительные указания, - покорно кивнул фрументарий. – Для подстраховки задействованы торговцы из Шейди Сэндс: Омерта получит материалы… хлор к сроку.
Диктатор отвернулся и с болезненной гримасой растер виски кончиками пальцев. Инкульта видел, что причиной дурного настроя Цезаря являлась очередная затянувшаяся мигрень; старик определенно пытаясь взять себя в руки и умерить гнев, но разнос по всем статьям только начинался.
- Тридцать четвертое убежище – ты уже в курсе? Отчет слишком срочный, чтобы гоняться за тобой по баракам НКР: разведчики передали сведения напрямую мне.
Инкульта медленно покачал головой, давая понять, что слышит об этом впервые. Он догадывался, что речь идет о задании, которое дамокловым мечом висело над ним уже более двух лет: поиск деталей для автодока Цезаря. В механизме перегорел диагностический модуль – в результате поломки оперирующая машина могла лечить разве что неглубокие раны от холодного оружия и элементарные переломы. Извлечь пулю или провести сканирование поврежденных органов полуисправный аппарат был не в состоянии. Обыски убежищ на территориях легиона, где могли сохраниться запасные детали автодоков, ни к чему не привели: бункеры либо оказывались разграбленными, либо аппаратура в них представляла груду проржавевшего металлолома с горелыми проводами и обломками микросхем.
- Четверо разведчиков пробрались внутрь убежища, - пояснил Цезарь, с явным недовольством поглядывая на Инкульту. – Вернулись только двое: в язвах, с вылезшими волосами, готовые с рвотой выблевать собственные внутренности. Один умер через трое суток, второй…
Цезарь многозначительно помолчал, и фрументарию не нужно было строить предположений относительно участи второго солдата: гулификация. Что для легионера также означало верную смерть, даже если бедняга сохранил хоть какие-то остатки мозгов и способность здраво мыслить.
- Его мучения милосердно оборвали, - сдержанно продолжил диктатор. – В его отчете остались упоминания о запертом медицинском отсеке убежища: парни спустились на несколько этажей, попутно положив, по словам солдата, с десяток мутантов. Но нижние комнаты оказались под завалом - разведчики не успели найти другой проход, поскольку снизу полезли зомби, и ребятам пришлось вернуться. В общем, у меня есть все основания полагать, что это убежище не тронуто мародерами и внутри наличествует исправная техника.
Цезарь некоторое время смотрел на собеседника, затем с усилием отвернулся, сложив ладони домиком и напряженно глядя в пустоту перед собой. Лицевые мышцы подергивались в слабом нервном тике.
Вульпес терпеливо ждал продолжения, не решаясь заговорить без позволения диктатора. Молчание затянулось почти на минуту, пока пожилой мужчина, обуздав болевой приступ, не соизволил неспешно разомкнуть губы:
- Я хочу, чтобы ты взял свою любимицу-диссолютку, какого-нибудь смышленого парня, способного отличить автодок от кофеварки, и отправился туда лично, под завязку накачавшись рад-иксом. Никого из солдат легиона – в силовую группу лучше возьми наемников.
Вульпес ответил медленным, вдумчивым кивком. Вполне понятно, почему Цезарь не желал пускать в фонящее убежище своих воинов: он не намеревался открыто позволять легионерам использовать запрещенную химию. Фрументарии – другое дело, к тому же Инкульта всегда обладал особыми полномочиями даже среди фрументариев. Вождь легиона определенно пытался до последнего скрыть потребность в ремонте автодока и сохранить в тайне свои проблемы со здоровьем. Задача перед Вульпесом стояла довольно деликатная: он понимал возложенную на него ответственность и, откровенно говоря, отнюдь не радовался такому повороту событий.
- Я верно понимаю, что задание в первостепенном приоритете, и мне следует отложить работу на Гелиосе, пока убежище не будет обыскано? – вежливо уточнил Вульпес, не поднимая глаз на лидера легиона и сосредоточенно рассматривая исцарапанный стол.
- Ты очень верно понимаешь, - раздраженно огрызнулся диктатор. – Вернее некуда.
Его лицо вновь искривилось в спазматической гримасе боли, Цезарь глухо застонал сквозь зубы и рывком поднялся с места. Покачнулся, но устоял на ногах и порывисто прошагал к сундуку подле кровати, почти бессильно рухнув перед ним на колени. Будто марионетка с запутавшимися веревочками: едва скрепленное на расшатанных шарнирах тело уже неподвластно кукловоду.
Вульпес дернулся в кресле, разрываясь между беспокойством, желанием оказать помощь мужчине и намертво прибивающим обратно к сидению чувством такта... или инстинктом самосохранения: Цезарь не простит, если молодой фрументарий бросится поддерживать своего лидера в минуту вынужденной слабости. Вульпес все же встал и, стараясь не смотреть в сторону склонившегося над сундуком пожилого мужчины, вышел из палатки, напоследок отчетливо услышав характерный тихий звук впрыскиваемой инъекции мед-икса.
Преторианцы по обе стороны входа покосились на фрументария и заметно расслабились, обнаружив, что Цезарь остался в палатке. Инкульта терпеливо выжидал, отвернувшись от полога и заложив руки за спину. Все еще терзался сомнениями, правильно ли он поступил.
Он не шевелился, напряженно вслушиваясь в угрожающую непредсказуемостью тишину в палатке позади него. Любой шум, любой шорох стал бы сигналом, несущим облегчение, но из-за полога не доносилось ни единого звука. Липкий страх обволакивающими холодными щупальцами шевелился внутри, а собственное сердцебиение почему-то казалось особенно четким, гулко отдающимся в груди. Против воли сконцентрировался на ритмичных ударах сердца, Вульпес вел отсчет времени. Прошла минута – невыносимо долгая, затянувшаяся в его сознании на целую вечность. Фрументарий уже жалел о принятом решении: вероятно, стоило проигнорировать субординацию и оказать Цезарю помощь, как бы это ни выглядело со стороны. Если диктатор умрет по его вине…
Вульпес вздрогнул, отгоняя замедляющие ток крови мысли - он даже думать не желал о подобном исходе. Нервно качнулся с пятки на носок, затем педантично оправил ремни на тунике. Прикрыл глаза и вновь распахнул веки, посчитав невыносимым пребывать в темноте. Преторианцы старательно делали вид, что не замечают его присутствия.
- Я, кажется, не давал тебе разрешения уходить, Инкульта! - раздался громкий обвинительный возглас из палатки. Молодой шпион почувствовал, как напряженные мышцы спины расслабились, а из зажатых легких непроизвольно вырвался тихий выдох. Сколько он не дышал, вслушиваясь в тишину?
Закусив губу, Вульпес медленно обернулся и, чуть помедлив, решительно раздернул полог палатки, шагая внутрь.
Цезарь сидел, откинувшись в кресле, и казался бледнее обычного – каким-то сжавшимся, усохшим и постаревшим минимум на десяток лет. На лбу его блестели крошечные бисеринки пота, пальцы все еще мелко дрожали, но черты лица уже не искажал болевой спазм.
Резким волевым жестом диктатор указал на прежнее место Вульпеса; тот послушно прошел к креслу и, все еще деликатно отводя глаза, сел, невозмутимо разглядывая узоры на затертом линялом ковре.
- Что ты только что видел? – негромко, вкрадчиво поинтересовался Цезарь, с невозмутимо-отсутствующим видом концентрируясь на своих сцепленных в замок ладонях. Вульпес бросил на него быстрый, затравленный взгляд исподлобья, отчаянно желая знать верный ответ на поставленный вопрос. По спокойному лицу диктатора невозможно было прочесть подсказки и наводящие намеки; молчание затянулось. Цезарь, повернув голову, пристально разглядывал фрументария, облокотившись на ручки кресла и медленно вращая большие пальцы один вокруг другого.
- Ничего, - наконец, вымолвил Вульпес, втайне радуясь, что его голос прозвучал уверенно и твердо. Желая поскорей переступить через произошедшее, шпион почти стыдливо отводил взгляд, вновь занявшись изучением разнородных пятен на старом ковре.
- Ничего? – переспросил Цезарь с каким-то отчаянием. Инкульта рискнул поднять глаза на диктатора.
Если бы не разделяющий кресла стол и еще не покинувшая тело слабость, лидер легиона ударил бы сидящего перед ним мужчину. Наотмашь по лицу. Вульпес читал этот сдерживаемый резкий рывок в прищуренных глазах напротив, горящих усталым, тусклым огнем.
- Совсем ничего? – почти неверяще повторил пожилой мужчина, покачав головой, и внезапно сорвался на крик: - Возможно, с таким херовым зрением тебе действительно не место на посту главы фрументариев?!!
Тонкие губы легионера чуть заметно сжались; Инкульта оставался неподвижен, словно каменное изваяние. Внезапно Цезарь перегнулся через стол, оказавшись почти лицом к лицу с собеседником.
- Ты должен был увидеть подыхающего старика, загибающегося от боли и вкалывающего себе наркотики, которые сам же и запрещает своим людям к употреблению! Надеюсь, это зрелище хоть чему-то тебя научит и заставит шевелиться чуть быстрее, потому что без модуля из тридцать четвертого убежища ты вскоре не увидишь даже таких мерзостных сцен.
Голос Цезаря сорвался на сдавленный хрип. Позвоночник Инкульты задеревенел, будто в параличе, немигающий взгляд устремлен на мужчину напротив.
- Я сделаю все, что в моих силах, мой господин, - жестко произнес Вульпес; его челюсти сжались так, что под скулами заиграли желваки. Диктатор несколько секунд еще сверлил его лицо напряженным, ищущим взглядом – фрументарий позволил проявиться своим истинным эмоциям: боль.
- Уж постарайся, - наконец, неторопливо отстранился он, криво усмехаясь. – Боюсь, ты и не представляешь, как сложно в лагерь легиона тайно доставлять наркотики.
Вульпес знал, что в качестве побочного эффекта мед-икса проступает расслабленность, порой даже легкая дезориентация. Вялая эйфория, притупляющая остроту мысли. Морфин вызывал привыкание, и слезть с иглы было довольно тяжело – впрочем, не столь нереально, как избавиться от тяготения к винту. Сейчас у мужчины напротив него начнется активная фаза интеграции, вещество рассосется в крови и дойдет до мозга; Вульпес не хотел видеть вождя легиона в таком состоянии, но Цезарь все еще не отпускал его от себя.
- Курьер: что можешь сказать о ней? Прошел почти месяц – каков результат? – поинтересовался диктатор, тяжело откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза. Инкульта заерзал на сидении и ответил после краткой паузы:
- У нее… есть претензии и амбиции. Месяц – слишком короткий срок, чтобы привить диссолюту новую идеологию, но она подает надежды. Я доволен сотрудничеством.
Цезарь устало провел ладонями по лицу и, не открывая глаза, негромко спросил:
- Ей можно доверять?
Инкульта перевел взгляд на потрескавшееся, почерневшее от времени дерево столешницы и пытался верно подобрать слова, стараясь как можно точнее выразить всю сложность и неоднозначность ситуации с Рэйчел Флинт. Цезарь не дал ему заговорить:
- Ты задумался: и это плохо. Эта нерешительная пауза говорит о многом, - утомленно вздохнул диктатор. Кончики его пальцев чуть заметно подрагивали.
- Я… Я хотел бы предоставить ей более полный спектр обзора нашей культуры, - твердо настоял Вульпес. – По военному лагерю и озверевшим от войны, измотанным солдатам невозможно судить о легионе, о нашем обществе. Я хотел бы…
Инкульта замялся на мгновение и, неохотно разомкнув губы, позволил все же прозвучать сдерживаемым словам:
- Во время своей следующей увольнительной я хотел бы взять ее во Флагстафф. Показать ей столицу, настоящую жизнь. Рассказы не сыграют роли, пока она не поймет и не увидит все своими глазами.
На мгновение Вульпесу показалось, что Цезарь заснул – слишком долго не было реакции на его слова, но неожиданно собеседник мягко, едва слышно рассмеялся и обреченно покачал головой.
- Я не знаю, когда у тебя будет следующая увольнительная, Вульпес. И будет ли вообще в ближайшие месяцы или даже годы.
Инкульта был осведомлен о предстоящей перспективе и без этого напоминания, но попытаться все же стоило… Пожилой мужчина медленно поднял прикрытые веки и подозрительно покосился на фрументария:
- Ты ведь устроил ее на ночь в своей палатке, так? – поинтересовался он, с легкой усмешкой изучая шпиона. Вульпес нервно дернул уголком рта: кто-то успел доложить, или Цезарь сам догадался? Диктатору не нужен был ответ.
- Ах, молодость… Не спеши, мой мальчик: на ее счет у меня долгосрочные планы, а твоя вилла во Флагстаффе только выиграет от отсутствия подобной домохозяйки.
Инкульта вновь ощутил, как напряжение стремительно ползет вверх по позвоночнику, словно вздымающаяся шерсть на холке у койота. Игра переместилась на его территорию – на его личную территорию, и Вульпес, при всем своем уважении к человеку перед ним, не мог допустить подобных акцентов в диалоге. Сдерживая эмоции, фрументарий бесстрастно отозвался, памятую об отказе в заслуженном отпуске:
- У меня нет виллы во Флагстаффе, мой господин. Моя вилла – лагерная палатка, а дом – на линии фронта.
Цезарь с плохо скрываемой усмешкой покачал головой и не преминул ответить столь же легким, но вполне доброжелательным сарказмом:
- Какие проникновенные слова, Вульпес. Я обязательно поручу консулу урвать для тебя кусочек земли с живописным видом на сенат, а то ты совсем одичаешь, обитая в лагерных палатках… Но, вернемся к курьеру. Я вижу, вы вдвоем неплохо спелись, но это не мешает ей убивать солдат легиона по собственной прихоти.
Не успел Вульпес открыть рот, как Цезарь прервал его быстрым взмахом ладони:
- Только не оправдывай ее – я заранее могу предсказать все доводы, что ты заготовил! Я еще переговорю с ней и сделаю самостоятельные выводы, но хоть ты не позорь себя, вступаясь за профлигата!
Вульпес отвернулся, недовольно нахмурившись. Чувствуя, что Цезарь прав, и все же не в силах смириться с его правотой. Он долгие годы не мог избавиться от преследующего его в разговорах с Цезарем ощущения первой встречи, чувствуя себя все тем же затравленным беспомощным подростком, которого диктатор видит насквозь, чью жизнь держит в своих руках.
...Едва держась прямо на подкашивающихся ногах, он стоял тогда перед вождем легиона, окровавленный и избитый, только что по воле Цезаря снятый с креста. Испуганно вжимая голову в узкие, худые плечи, но вместо наказания получивший не только прощение, но и новую жизнь. С тех пор минуло немало лет, но Инкульта все еще помнил тот день - по инерции память слишком часто отсылала его к этим воспоминаниям. Цезарь был прав во всем, он всегда прав – ему, мальчишке, надлежит лишь внимать ему и послушно кивать: уж в людях старик разбирается куда лучше него. Сам он лишь заигравшийся, обуреваемый гормонами кретин, позволяющий эмоциям взять верх над разумом.
И все же… курьер сотрудничала не с легионом – она доверяла ему, Инкульте, лично. Не защищая ее сейчас, Вульпес ощущал гаденький привкус предательства; впрочем, он уже давно привык пренебрегать собственной честью ради интересов государства.
Диктатор с интересом склонил голову, словно пытаясь понять, какие мысли занимают молодого шпиона, и с явственной издевкой в тоне ненавязчиво поинтересовался:
- Ты хоть знаешь, как твои солдаты за глаза называют ее?
Фрументарий, не двигаясь, стоически ожидал продолжения.
- Vipera Inculta, - сладко улыбнулся Цезарь, будто делясь удачной и тонкой шуткой. – Они называют ее гадюкой, потому что эта скользкая тварь кусает без предупреждения даже раньше, чем ты всерьез наступишь ей на хвост. И ты догадываешься, почему именно «Inculta»?
Сжав губы, фрументарий равнодушно покачал головой – обреченно и без особого интереса, но объяснение последовало с готовностью:
- Это не «пустынная гадюка», это «Гадюка Инкульты», - отвернувшись в сторону, неприязненно выплюнул Цезарь и жестко продолжил: - Твоя репутация и раньше подвергалась критике, но сейчас ты лишь сам ухудшаешь положение: любо ты выдрессируешь эту девчонку как следует, либо нам придется избавиться от твоего домашнего зверька.
- О чем еще говорят за моей спиной? – безучастно спросил Вульпес, отрешенно глядя в одну точку перед собой, будто не услышав последних слов диктатора. В ином настроении лидер легиона мог бы назначить серьезные наказания за такие непродуманные, почти дерзкие ответы, но влияние наркотика определенно сказывалось на его сознании. Цезарь неторопливо поднялся с сидения, тяжело опираясь на подлокотники – видавшее и лучшие времена кресло жалобно, сухо заскрипело. Используя в качестве поддержки стол в центре комнаты, старик пересек палатку и добрался до кувшина с водой. Вульпес с завистью смотрел, как диктатор пьет холодную воду – ему самому подобного не было предложено, хотя жажда давно давала о себе знать. Горло болезненно перетиралось пересохшими стенками при каждом рефлексивном сглатывании отсутствующей слюны.
- Флинт нужна нам, - решительно постановил фрументарий. Цезарь не повернулся, продолжая пить.
- Нужна мне, - жестко подчеркнул Инкульта. Диктатор усмехнулся, лениво отрываясь от горлышка кувшина: казалось, еще чуть-чуть и фрументарий взмолится, лишь бы у него не забирали полюбившуюся игрушку.
- Изначальный план все еще в силе – она уберет Хауса, а после я уже решу, стоит ли убирать ее, - холодно постановил Сын Марса. Вульпесу ничего не оставалось, кроме как сдержанным кивком подтвердить свое согласие. С глухим стуком Цезарь отставил кувшин в сторону.
- Через два часа я желаю видеть ее у входа на арену. Ты сам можешь догадаться, что от предстоящего разговора зависит будущее, но твоей Гадюке об этом говорить не стоит: незачем ей лишний раз волноваться.
Вульпес понял, что на этом их беседа завершена. Чувствуя себя измотанным и опустошенным, он неуклюже поднялся на ноги.
- Да, еще кое-что, - остановил его Цезарь у самого выхода. – Если ты еще не слышал - Ланий со своей армией вчера утром разбил лагерь в полумиле к югу. Сегодня он будет в претории, так что… ты умный мальчик, Вульпес: постарайся не попадаться лишний раз ему на глаза – ты прекрасно знаешь отношение легата к тебе. И держи от него подальше Флинт – я не хочу, чтобы она с ним близко пересекалась.
Вульпес отсалютовал и склонился перед диктатором, чувствуя, что скоро ему самому понадобится мед-икс от головной боли. Последняя новость стала критической соломинкой, обрушившей весь оставшийся оптимизм фрументария.